Сверкнула глазами и с предвкушающей улыбкой заняла место водителя. Через секунду мы с пробуксовкой вылетели с парковки, а через две уже были на Садовом. Пробки уже рассосались, на дорогах было свободно.

— Йу-хууу! — от восторга крикнула Наташка в открытое окно.

Мы промчались под Новым Арбатом, и лихачка, увидев запрещающий сигнал светофора, с визгом шин сделала полицейский разворот напротив МИДа через две сплошные. Позади раздался рассерженный сигнал шарахнувшейся в сторону легковушки, а от МИДа, включив люстру с крякалкой, за нами стартанула машина ППС, но сразу отстала — стрелка на спидометре достигла двухсот кэмэ в час. Гонщица счастливо рассмеялась и, когда в темноте сзади растворились синие проблески милицейских мигалок, нырнула на узкую улицу, сбавив скорость. Мы затерялись в сети московских дорог и через некоторое время оказались на набережной Москвы-реки.

— Спасибо! День рождения удался, — она, сверкая от возбуждения глазами, вышла из машины и бросила мне ключи. Поймал, подошёл и сграбастал её в объятья. Мажорка больше не сопротивлялась, целовались до опухших губ.

Утром я тихонько встал, чтобы не разбудить наконец-то опять ставшей моей девушку, и пошёл варить кофе. Вчера на нас напало форменное безумие. Мы еле добрались до моей квартиры и стали сдирать с себя ставшую ненужной одежду. Она кричала в голос, а я никак не мог насытиться, раз за разом доказывая, как сильно по ней соскучился. Соседи сначала стучали в стену, но к утру угомонились, сдавшись раньше нас. А мы просто в какой-то момент отрубились, не выдержав марафона.

Я пил кофе с молоком, улыбался и смотрел на улицу. Погода сменила обычную серость на солнце, на небе в холодной утренней синеве плыли редкие облака. В голове всплыли стихи:

Дежавю — я сегодня стал самым счастливым человеком на Земле. Опять.

— Привет, — к полудню в дверях спальни возникла лохматая блондинка, замотанная в простыню.

— Привет, засоня. Кофе будешь?

— Буду, — заявила блондинка, прошлёпав босыми ногами в сторону ванной.

Я заново поставил турку на печь и начал делать поздний завтрак. Когда через полчаса на кухне нарисовалась свежая причесавшаяся и традиционно одетая в мою безразмерную футболку Наталья, на столе уже стояли тарелки с глазуньей, зажаренной в окружении помидоров черри и тоненьких колец острого чили-перца. Композицию завершали румяные ломти нарезного батона, лежащие на отдельной тарелке, рядом стояла маслёнка со сливочным маслом и открытая банка малинового варенья.

— Вот, два варианта на выбор. Континентальная яичница и островные хрустящие тосты с джемом. Кто тебя знает, какие у тебя теперь пристрастия после Туманного Альбиона?

— Такое всё красивое! Серёж, я выбираю континентальную кухню, — она с аппетитом набросилась на еду.

Мы болтали ни о чём и обо всём, наслаждаясь обществом друг друга. Когда дошла очередь до кофе, я усадил подругу на колени и уткнулся в прическу, вдыхая аромат её волос. Моя ладонь путешествовала по гибкому телу под футболкой, Наташа смеялась и периодически останавливала мою чересчур обнаглевшую руку.

Неожиданно зазвонил мобильный телефон.

— Серёж, мне звонят. Ну, пууустиии, мне надо ответить. Ну, Серёёёж!

Наконец она вырвалась, выпорхнула в прихожую и вернулась с мобильником.

— Привет, ба! … Да, у меня всё отлично, сейчас в гостях у Сергея… Сегодня? Конечно, вернусь… Хорошо, мы будем.

Она завершила разговор и обрадовала: — Нас сегодня в гости на чай ждёт моя бабушка.

— А может, не надо так резко? Мы ещё так мало знакомы!

— Надо, Серёжа, надо! Если умная, красивая, в общем, идеальная женщина, то есть я, захотела сделать тебя счастливым, то вряд ли тебя уже что-то спасёт.

— А я думал, это я решил сделать тебя счастливой!

— Конечно, так и думай! А я слабая беззащитная девушка, которую ты коварно заманил к себе в логово и грязно надругался!

— Кажется, я это от тебя уже слышал.

— Так ты рецидивист?!

— Ага, махровый!

— Хорошо, придумаю тебе наказание позже. Давай собираться!

Но сразу у нас выйти не получилось. Когда она стала переодеваться и на виду у меня неосторожно сняла футболку, под которой, конечно же, кроме ажурной паутинки чёрных трусиков ничего не было, я перестал себя контролировать. Через час мы отдышались и предприняли вторую попытку. Третья попытка была более успешной, и мы наконец-то выбрались из квартиры.

Доехали до Котельнической набережной, заскочив в магазин. Я купил торт с символическим названием «Красная Москва», букет гвоздик, и был во всеоружии. Мы прошли в подъезд мимо дёрнувшейся было консьержки, мигом сдувшейся под взглядом Натальи, поднялись на неторопливом лифте на двадцать седьмой этаж. Подруга открыла своими ключами входную дверь, оказавшуюся через одну от квартиры с героической снайпершей, и мы вошли в прихожую.

— Бааа! Мы дома! — крикнула с порога Наташа. Мы разулись и вошли в гостиную, где у стола, заставленным вазами с разнокалиберными букетами, стояла красивая дама. Я замер с отвисшей челюстью, будто со всего маха налетел на невидимую стену.

— Баб Насть, это тот самый Сергей. Ты его, наверное, помнишь. Серёж, это моя бабушка, Анастасия Михайловна.

Я перевёл взгляд на недоумённую от моего ошарашенного вида Наталью, наконец-то сообразив, кого мне напоминала старая чекистка. Вот это семейка! Вот я попал!!!

Пригород Вашингтона, округ Колумбия. Два человека в чёрном стояли в закрытом помещении морга у открытого гроба. Их пригласили в специальную секцию, где проводились исследования генетического материала при эксгумации захоронений. АНБ слишком поздно заинтересовалось скоропостижной смертью одного скромного профессора и направило двух специалистов разобраться. Американский учёный не участвовал в программе защиты первых лиц государства, и его смерть так бы и прошла мимо Агентства, но один из сенаторов послал запрос. Слишком не вовремя случилась кончина профессора Бжезинского, возглавлявшего комитет за мир в Чечне. И теперь из АНБ прибыли люди в чёрном, отрабатывая деньги налогоплательщиков.

Несмотря на специфический запах, с которым не справлялась даже мощная вентиляция, оба человека были не только без противогазов, но даже не морщились, разглядывая человеческие останки.

— Роберт, видишь эти царапины на внутренней части? — тот, что постарше, нагнулся к отставленной в сторону крышке гроба. За прошедшие полгода невысокий загорелый человек ничуть не изменился — то же иссушенное ветрами пергаментное лицо и неестественная худоба.

— Да, экселенц. Что это? — высокий альбинос с красными глазами нагнулся вслед за коллегой, заинтересовавшись.

— Это отложенное проклятье. Збиг умер два раза. Первый раз для всех, когда впал в летаргический сон, и второй раз от удушья в гробу. Он пытался выбраться, но у нас жизнь, а не фильмы Тарантино.

— Но я видел диагноз! У него был обширный инфаркт миокарда!

— Ах, Роберт, ты ещё слишком молод и не сталкивался со сложными проклятьями. На патологоанатома напал морок — он увидел то, что должен был увидеть, и сделал неверное заключение. Из-за него профессора похоронили живым… Впервые я такое видел в тысяча девятьсот тридцать первом году. Одного русского писателя прокляли, и он так же уснул. Проснулся похороненным заживо. Картина была один в один, только он еще перевернулся в гробу.

— Экселенц, вы были в России?

— Да, в далёкой молодости. Проходил практику у… советских коллег, — проскрипел загорелый. Его пронзительный взор ненадолго затуманился, подёрнувшись пеленой воспоминаний. — Хорошее было время. Деревья были выше, трава зеленее, я был молод и полон сил…