– Сейчас внизу – медленно и плавно – проплывают крохотные серо-бурые горушки, между которыми виднеются тоненькие-тоненькие голубые ниточки, – сообщила Ванда. – Что это такое?

– О чём ты, милая? Какие горушки и ниточки? А, это, наверное, Среднесибирское плоскогорье. Ниточки – реки.

Так они дальше и летели. Лёха вдумчиво изучал бумаги и – время от времени – отвечал на заинтересованные вопросы жены.

– Под нами снова всё стало зелёным-зелёным. И наблюдается очень много круглых блюдечек – серых, голубых, синих, розовых, лиловых… Что это?

– Северо-Сибирская низменность. А круглые блюдечки – озёра. Почему у озёр разные цвета? Одни озёра глубокие, а другие, наоборот, мелкие. Да и на озёрном дне лежит разный грунт. Песочек там, глина, камушки.

– Теперь наблюдаю переплетённые между собой светло-кремовые полосы, щедро изрезанные кривыми тёмно-коричневыми линиями.

– Полуостров Таймыр. Вернее, горы Бырранга.

– Изумрудно-лазурная бескрайняя гладь.

– Карское море…

Хриплый голос – по громкой связи – объявил:

– Господа пассажиры! Через десять минут наш самолёт совершит мягкую посадку в конечной точке маршрута. Прошу зафиксировать страховочные ремни. Повторяю. Господа пассажиры! Через десять минут наш самолёт…

Ненавязчивый тихий гул куда-то пропал, раздалось успокаивающее хриплое шипенье, ещё через тридцать-сорок секунд в салоне самолёта установилась чуткая тишина.

Со стороны кабины пилотов послышались глухие размеренные шаги. В проходе между пассажирских кресел показался высокий черноволосый человек в светло-сером комбинезоне.

– Полёт завершён, – вежливо известил Ангел. – Вот, две тёплые куртки. От места посадки – до метеостанции – вам предстоит пройти порядка двухсот пятидесяти метров. А этот пакет – скромный подарок от нашего славного экипажа. Вы же, друзья, молодожёны?

– Молодожёны, – гордо вскинув-задрав узкий аристократический подбородок, подтвердила Ванда.

– А какая же первая брачная ночь – без пары-тройки бутылочек хорошего алкоголя? Правильно я говорю?

– Правильно, – благодарно улыбнулся Лёха. – Спасибо.

– Не за что. За всё хорошее – в этом Мире – Бога благодарите…

Вскоре они уже стояли на чёрных гладких камнях, местами поросших жёлтыми и фиолетовыми лишайниками. Вокруг царила тёмно-серая, загадочная и призрачная полумгла, хотя было только около часа пополудни.

– Странно… – пробормотал Лёха.

– Что – странно? – забеспокоилась Ванда. – То, что вокруг так темно?

– Нет, это, как раз, нормально. Как-никак, сейчас – самый разгар полярной ночи. Но, блин церковный, климат… Здесь всё-всё – по декабрю месяцу – должно быть занесено холодными снегами. Метра на полтора. И лютые морозы должны трещать – под сорок-пятьдесят градусов. А, что мы наблюдаем? Окружающий воздух прогрелся до плюс двух-трёх градусов. Снег? Имеется, конечно, но только на вершинах ближайших сопок… Как, собственно, такое может быть?

– Ничего сложного, милый. Ведь, «церковники» научились искусственно «смягчать» климат.

– Точно! А я и подзабыл… Какая же ты у меня памятливая и разумная!

– Что есть, то есть. Видимо, в бабушку пошла.

Хриплый голос – по громкой связи – попросил:

– Молодёжь, отойдите, пожалуйста, от самолёта. Нам уже, согласно путевому маршрутному листу, надо взлетать. Продует – простынете… Ну, всего хорошего! Счастливой первой брачной ночи!

– Вот, она. Метеостанция, – махнула рукой направо Ванда. – Шагаем!

Когда они прошли метров сто двадцать, сзади раздалось хриплое ненавязчивое шипенье. Лёха обернулся – никакого самолёта на чёрных камнях не наблюдалось, только в тёмной небесной вышине, неуклонно удаляясь, висело крохотное неоновое пятнышко.

– Сильна техника у «церковников», ничего не скажешь, – насмешливо проговорила Ванда. – Так и будем стоять, обожаемый муж? То бишь, совместно с насквозь удивлённым видом? Может, дальше пойдём? Ой, что это? – ткнула пальчиком в небо, по которому бодро бежали разноцветные изломанные всполохи.

– Обыкновенное северное сияние. Не обращай внимания. Здесь такое случается часто.

– Смотри, между двумя сопками висит яркая-яркая радуга!

– Радуга и северное сияние – одновременно? – нахмурился Лёха. – Это уже серьёзно. Знать, астероид приближается…

Метеостанция оказалась массивной прямоугольной коробкой, оснащённой редкими узкими окнами.

– Здание обшито квадратными светло-сиреневыми листами-чешуйками, – хмыкнул Лёха и, осторожно постучав костяшками пальцев по стене, предположил: – Скорее всего, какой-то хитрый пластик.

Дверь, когда в неё была вставлена магнитная карта (гораздо более тонкая, чем та, которую на прощанье вручил Хан), открылась сразу же и совершенно бесшумно.

– Заходим! – весело объявил Лёха. – И тут же плотно претворяем за собой дверку. Незачем выпускать из помещения живительное тепло. Вернее, его жалкие остатки…

Внутри метеостанции царил таинственный полусумрак – в стандартных секциях дневного света, закреплённых на потолке, горели только отдельные цилиндрические лампы. Причём, вполнакала. То есть, на одну четверть длины.

– Семь лет жить в такой несимпатичной и пугающей темноте? – возмутилась Ванда. – Мы так не договаривались… Что-то тихонько шуршит. Завораживающе так, навязчиво… Слышишь? Неужели здесь – ко всему прочему – живут гадкие мыши? Я их боюсь…

– Ерунда. Это, скорее всего, дизель-генератор, работающий на минимальных оборотах.

– Что такое – дизель-генератор?

– Потом расскажу, на досуге. Проходи прямо. Там должно располагаться что-то вроде кают-компании.

– А, ты?

– Я ненадолго заскочу в машинное отделение, – Лёха указал рукой на бежевую дверь в левой стене. – Пока некоторые прекрасные и легкомысленные красотки безотрывно пялились в самолётный иллюминатор на незабываемые сибирские природные ландшафты и красоты, я успел не только назубок выучить все строгие инструкции и предписания, но и ознакомиться с подробными планами внутреннего обустройства метеостанции. Я скоро… Жди!

С энергетической проблемой он разобрался быстро и безо всяких проблем. То бишь, профессионально. Пощёлкал нужными тумблерами и клавишами, после чего дизель послушно сменил тихое неуверенное шуршание на ровный и солидный гул. Ещё через пять-шесть минут лампы дневного света загорелись гораздо ярче. Потом где-то наверху глухо зашумело-забурлило. Это «проснувшийся» погружной насос начал старательно качать – из скважины в специальный резервуар, установленный на крыше здания – свежую водичку.

Лёха прошёл в помещение кают-компании. По крайней мере, так эта комната именовалась на плане.

«Обыкновенная столовая, дополненная крохотной кухней, – отметил он про себя. – Обеденный стол, стулья, телевизор на тумбочке, компактный трёхкамерный холодильник. Впрочем, судя по плану, на метеостанции имеется и отдельная продуктовая кладовая, оснащённая двумя ёмкими морозильными камерами… Ещё одна тумбочка, на горизонтальной поверхности которой располагается, ласково подмигивая разноцветными лампочками, пульт управления. Над тумбочкой висит тонкий прямоугольный монитор. Пульт управления – чем? Наверное, системой видеосвязи. Не иначе… Приоткрытая узкая дверь, вторая. Рядом расположена деревянная широкая лестница, ведущая на второй этаж. Очевидно, первый этаж является жилым и складским, а на втором размещены помещения научно-исследовательского назначения…»

– Ванда! Ты где? – позвал Лёха.

– Я здесь! – откликнулась из-за правой приоткрытой двери жена. – В спальне. Застилаю кровать свежим постельным бельём.

«И это – правильно! – подумалось. – Спальня, свежее постельное бельё, первая брачная ночь. Мечта разгульного поэта средних лет, затерявшегося где-то в параллельных Мирах. Или же – между означенными параллельными Мирами?»

Он, заглянув в спальню, одобрил:

– Симпатичный будуар. Очень… И кровать просторная. Похоже, что прочная… А за той дверью, надо думать, располагается туалет и ванная комната? Радость моя сероглазая, а почему ты такая хмурая?