— А как есть? — Егор с интересом поглядел на рога.

— Ну, в наших обстоятельствах, я думаю, можно оставить щепетильность — ешь руками. Поторопись, а то они затвердеют.

— А они мягкие?

— Два часа варились. Бульон почти застыл. Наваристый!

Я осторожно потрогал жидкость пальцем. Действительно, густой. Наверное, как холодец, рога — они ведь тоже кости.

А вдруг на самом деле можно есть? Вот смешно будет…

— Давай! — подначивала Егора Алиса. — Давай, а то остынет!

Егор смешно пошевелил ушами, затем достал из миски кусок рога, сунул в рот, сжал зубами.

Послышался громкий хруст.

— Гляди-ка, раскусил! — с детским восторгом воскликнула Алиса.

Егор выплюнул на пол раскушенный рог и вместе с ним несколько осколков зубов, но зубы уже не на пол, а в ладонь.

— Вкусно? — проникновенно спросила Алиса.

Егор отрицательно помотал головой.

Алиса тоже помотала головой.

— Значит, невкусно, — сказала она. — Не проварились, наверное, всего два часа.

Егор улыбнулся. Зубов не хватало. От голода зубы разболтались и истончились, сломались легко, выпали легко, зря мы, наверное, это, совсем зря, без зубов человеку тяжело, почти невыносимо, зубы у нас нужны отменные, никто тебе кашу варить не станет…

Я даже свои потрогал, зубы далеко не все целы.

— А вообще ничего. — Егор вытащил из глубины рта еще один обломок, то ли желтый, то ли белый, и снова спрятал в ладонь.

Я засмеялся. От души, громко, немного стукаясь головой о соседнюю дверь. Наверное, я так не смеялся года полтора, может, больше.

Алиса тоже засмеялась.

Егор не удержался и стал смеяться с нами, одному ведь всегда скучно. Крыса Чапа с интересом высунула голову из ковров.

— Недоварились, конечно… — Егор извлек из рюкзака пластиковый пузырек, отщелкнул крышку.

Стал ссыпать в пузырек зубы. Я тоже собирал в детстве, не знаю, зачем собирал, у нас многие собирали. Какое-то поверье старое, в чем смысл его, никто не помнил, но собирали. Потом мои зубы куда-то делись.

— Значит, не судьба, — развела руками Алиса. — Ничего, в следующий раз повезет, это точно.

Егор закашлялся, сильно, по-стариковски, лицо покраснело, и глаза несколько выставились, Алиса поставила миску с вареными рогами на голову глиняной собаки, протянула руку и стукнула Егора по спине кулаком, четыре раза, с промозглым звуком. На четвертый раз Егор кашлянул и выпустил еще один зуб, видимо застрявший в горле, на ладонь, вместе с кровью, и это почему-то было уже не смешно.

— Зачем вы так? — спросил он растерянно, с заметными искажениями речи. — Зачем?

Алиса явно хотела пошутить, но у нее почему-то не получилось.

— Нет… Я почему-то в этом не сомневалась. Я слышала, смерть от замерзания одна из самых приятных.

— Мы выберемся, — чересчур бодро сказал Егор. — У меня предчувствия.

— Давайте проверим, что осталось, — предложил я. — Чтобы определиться.

Алиса хмыкнула, но ничего по поводу определения не сказала, вылезла из ковра. Егор вздохнул, достал рюкзак. Собрались вокруг стола.

— Прошу, — я кивнул. — Начнем с оружия.

Егор положил на стол китайский двуствольный дробовик. Нож. Граната. Несколько патронов. Алиса сказала, что у нее вообще ничего нет, кроме перочинного ножа, да и тот кривой. На самом деле кривой и ржавый.

У меня остался нож. Не перочинный, нормальный, но все равно. Мало. Второй торчал в мречихе, но доставать его я не собирался.

— Отлично, — зевнула Алиса. — Вооружены прекрасно, можно войну начинать. Первая хорошая новость.

Еда. Полторы пачки китайской лапши, две банки с непонятными консервами, без надписей совершенно. Но внутри что-то умеренно жидкое. Сухарь, большой, размером с книжку, наверное, Егор его из своего подземного магазина прихватил, пряник вроде бы. Все.

— Вторая хорошая новость, — провозгласила Алиса.

Прочие припасы.

Их тоже оказалось негусто. Огниво, котелок, ножницы, свисток, ложки, противогаз без фильтра, запасные носки и другая не особенно полезная дребедень, пластмассовые солдатики, шашки, карбидка.

Я взял свисток, сел на стул.

Алиса принялась перебирать солдатиков. Егор поглядывал на пряник. Интересно, почему он его раньше не слопал? Совесть не позволила. Это мне в Егоре нравится, совесть, нравственные основы, всякое прочее, когда все наладится, мы его сделаем наставником — пусть воспитывает хороших людей.

Алиса выставила солдатиков в шеренгу, стала ронять щелчками в лоб.

— Надо снегоступы сделать, — сказал я.

Алиса хихикнула.

— Сделай лучше говноступы, — посоветовала она. — И мы безо всякого видимого ущерба пройдем над говнами, разверзшимися под нашими ногами.

Егор тоже подобострастно хихикнул.

— Прыщельга, ты в шашки играть умеешь?

— Умею, — неосторожно ответил Егор.

— Давай играть. Поделим пряник на доли и станем на них играть. А?

— Ну, давай попробуем…

— Не играй с ней, — посоветовал я.

— Вали отсюда! — рыкнула на меня Алиса. — Не мешай людям развлекаться!

Ругаться не хотелось. Я взял нож и удалился. Поднялся на самый верх, в одной из квартир мебели было очень много, я решил начать с нее.

Первым убит кресло. Кожа тонкая, расходилась легко, я вырезал несколько длинных полос, сплел из них тройную косичку. Не очень длинную, метра в полтора. Перекинул ее через люстру, повис. Крепкая. Особой прочности тут не требуется, но она и не помешает. Кожаной мебели из ненастоящей кожи здесь полно, можно сплести веревку. И шторы еще, и проводка в стенах.

Теперь снегоступы. В снегоступах я не очень хорошо разбирался, зимой мы передвигались мало, предпочитали подземный образ жизни. Но примерно представлял, как они должны выглядеть — разлапистые штуковины, как ракетки для пинг-понга, только больше. Надо найти круглую основу, остальное можно тоже вполне из кожи сплести.

Основу нашел на седьмом. Жалюзи между комнатами. Сделанные из тонких и коленчатых палочек. Палочки оказались легкими и гнучими, вырвал из стены электропровод и довольно быстро соорудил короткую и широкую лыжу. Переплел кожаными ремешками. Получилось коряво, но зато легко, прочно и просто. Мне понравилось мастерить, я устроился поудобнее в углу, развел для тепла небольшой костерок и принялся за работу.

Закончил часа через четыре. Три пары снегоступов, с виду вполне ничего, остается только испытать.

Спустился до четвертого этажа. Снег лежал под окнами, падал крупными тяжелыми комками, рассыпавшимися в молочный прах, закручивался ветром в мутные знаки. Солнце через снег почти совсем не проникало, в мире воцарились сумерки, тяжелые и непроходимые. Я перевесился через подоконник.

Опасно. Снег — непредсказуемая стихия, а вдруг этот провальчивый? Наступишь — и ухнешь в яму, и выбраться уже не получится, через минуту заметет и не останется и следа, кричи не кричи. Все равно по-другому никак нельзя проверить, я выдохнул и отпустился.

Провалился немного, всего по колено. Снег сжался под ногами, спружинил с хрустом. Сделал шаг, затем другой, конечно, не очень удобно — каждым движением проваливаться, ногу приходится почти выдирать, но все равно ходить можно. На пятом шагу провалился правой ногой чуть больше, сразу повело, взмахнул руками, понял, что равновесие не удержать, и послушно упал лицом в снег.

За спиной тут же сошлась белая стена, я почувствовал это и постарался упасть как можно ровнее, ногами в сторону дома, все просто, чтобы не потерять направление. Снег забился в глаза, в нос и в уши, даже в рот, зубы заломило, я попробовал опереться на руки, провалился. Попробовал еще раз, провалился снова, снег оказался коварных качеств, легкий, сыпучий, но при этом повышенной мягкости, я увяз в нем еще глубже, подняться на колени не удалось, застрял головой, неудачно вдохнул, в горло ворвался мороз, я закашлялся и едва не задохнулся.

Дернулся, рывком выбрался из холода.