Вильгельм спрятал блокнот и стукнул тростью по полу экипажа:

– Курт! Я, пожалуй, пройдусь. Надо размять ноги и нагулять аппетит…

Немногословный адъютант козырнул и побежал отдавать указание конвою.

Кайзер сошел на скрипящий снежок и с удовольствием – до хруста – потянулся всем телом.

«Да какая, собственно, разница, где и что Никки будет строить? Все равно это богатство достанется германской нации, которая сначала столкнет лбами русского медведя и английского льва, а потом добьет изможденного схваткой, потерявшего клыки победителя».

Приняв это решение, Вильгельм вообще перестал торговаться, одним ухом слушая пожелания царя и лениво кивая головой на его хотелки. Его душа в предвкушении грандиозной свалки, устраняющей с политической арены конкурентов Второго рейха, пела арию Зигфрида из седьмой авентюры «Песни о Нибелунгах».

– Да-да, Никки, конечно! Немецкие химические концерны к твоим услугам. «Мерк» уже работает в Москве. Баденский анилиновый и содовый завод BASF присоединятся к нему уже весной. Сименс, Цейс, Крупп и Тиссен обязательно откроют свои филиалы в Сибири и на Урале! Естественно, ты можешь немедленно присылать на стажировку своих специалистов! Примем, обучим и дипломируем.

За внешней частью этой демонстративной любезности оставался план Генерального штаба Германии по массовой вербовке приглашенных специалистов и такой же массовой инфильтрации агентов немецкой разведки на предприятия в самой России. Зачем это знать простодушному Никки? Зачем его расстраивать?

В 1898 году в немецком Большом Генштабе прошло секретное совещание с участием высших военных и морских офицеров, представителей промышленности и торговли, имевших деловые интересы как в Германии, так и за ее границами. С целью окончательного превращения «эмигрантской» (то есть немецкой) промышленности и торговли в органы военной и морской разведки были выработаны основополагающие направления их деятельности, которые конкретизировались следующими задачами:

а) захват «туземной» (то есть российской) промышленности и торговли;

б) захват государственных заказов, особенно военных;

в) выработка мероприятий, ведущих к уничтожению «туземной» промышленности в случае войны;

г) проникновение во все правительственные учреждения;

д) установление системы осведомления в военном и морском министерствах (РГВИА. ф. 2000. оп. 15. д. 701. л. 12).

Одним из первых руководителей «Общества Путиловских заводов», попавших в поле зрения розыскных органов по подозрению в причастности к военному шпионажу в пользу Германии, был Л. А. Бишлягер. Еще в ноябре 1909 года секретной агентурой Департамента полиции МВД была зафиксирована попытка этого предпринимателя «достать секретные сведения через одного из служащих Главного артиллерийского управления Военного министерства». Другой совладелец общества, генерал-лейтенант в отставке А. Ф. Бринк (в прошлом начальник Главного управления кораблестроения и снабжения морского ведомства и главный инспектор морской артиллерии), был уличен петербургской контрразведкой в передаче секретных сведений Австро-Венгрии. Незадолго до начала войны он заказал в Вене отдельные части для новейших типов пушек системы Г. Л. Дурлахера, изготовляемых на Путиловском заводе. А в связи с тем, что для выполнения заказа потребовались чертежи этих частей, за границу была отправлена копия всего проекта упомянутой пушки.

После завершения строительства «Путиловской верфи» (директор К. А. Орбановский – бывший офицер немецкой армии) все должности руководителей, а также инженеров и даже чертежников были замещены германскими подданными (РГВИА. ф. 2000. оп. 15. д. 22. л. 52).

Только в Варшавском военном округе, как видно из материалов отчетности штабной разведки, с 1900 по 1910 год по подозрению в шпионаже были задержаны 110 германских агентов (РГИА. ф. 1278. оп. 2. д. 2270. л. 23).

Один раз, правда, кайзеру пришлось прервать аттракцион невиданной щедрости и даже цыкнуть, но не на русского царя, а на Тирпица. Адмирал делал страшные глаза, шумно вздыхал и вообще всем своим видом выказывал недовольство согласием Вильгельма продать русским три из пяти стоящихся «виттельсбаха»[194] и столько же практически готовых бронепалубников типа «Нимфа». Кайзер попросил перерыв, затащил строптивого адмирала в дальний кабинет и прошипел на ухо тихо, но выразительно:

– Альфред, не валяйте дурака! Вы же сами сетовали, что «виттельсбахи» морально устарели и по всем показателям уступают «брауншвейгам»![195] Тогда не мешайте спихивать русским залежалый товар. Мы строили их, чтобы топить англичан? Вот они и будут это делать, только с русскими экипажами. Мы будем громить их чужими руками, Альфред. Так что пусть Никки забирает это старье, пусть заказывает Круппу дополнительные башни – ума не приложу, зачем они ему нужны… А мы на вырученные деньги построим для своего флота шесть новых броненосцев – подвижных, хорошо вооруженных и защищенных. Прекратите капризничать, а лучше обеспечьте надежное прикрытие агентам Бюро военно-морской разведки «N», уходящим с нашими кораблями к русским. Его начальник капитан Артур Тэпкен ждет встречи с вами немедленно.

Вильгельм повернулся лицом к показавшемуся над деревьями шпилю кирхи и, прикрыв глаза, вознес небесам краткую, но эмоциональную молитву. Как будто отзываясь на нее, на опушке леса показались два рогатых красавца. Да, олени в Роминтенской пуще водились невероятные. Рыжеватые, крупные, с чашеобразной формой рогов, они имели отличные «трофейные качества» и входили в историю европейской охоты. Егери, жившие в лесу, знали наиболее выдающихся самцов по именам: Паша, Матадор, Рома, Худой… Олень Император, имевший 44 (!) отростка на рогах, был убит Вильгельмом II на охоте 27 сентября 1898 года. В честь этого события в пуще был поставлен камень с памятной надписью. Но сегодня кайзер был добр. Всем лесным обитателям Роминтенской пущи – помилование! Начинается захватывающая охота на более крупную дичь, возводящая охотника в ареопаг властителей мира! «Завтра принадлежит мне!»

Русская делегация возвращалась в Петербург с прекрасным настроением. Практичный Балакшин «взял в плен» адмирала Макарова, и они вместе чертили маршруты, соединяющие сибирские реки с Северным морским путем, высчитывали оптимальные сроки навигации и составляли списки экономически оправданных товаров. Пристроившийся к ним Бубнов живописал возможность расширения навигации за счет подлодок, имеющих возможность ходить подо льдами.

Столыпин живо интересовался у Крылова последними флотскими достижениями и удивлялся жуткой бесхозяйственности моряков, бездарно распоряжающихся списанной техникой, ведь она могла бы еще долгое время успешно эксплуатироваться «на гражданке», особенно на селе, задыхающемся от энергетического голода. Молодые офицеры шумно обсуждали приобретение целой эскадры и радовались, как дети – новым игрушкам. Надо было придумать названия сразу для шести «немцев». С воодушевлением приняли предложение государя вспомнить про инородцев на русской службе – Адама Йоханна фон Крузенштерна и Фабиана Готтлиба Таддеуса фон Беллинсгаузена.

Император в обсуждении участия не принимал, стоял у окна, бездумно провожая взглядом уходящие во тьму снега, и прислушивался к своим новым старым ощущениям. Отправляясь на встречу с Вильгельмом II, он вдруг почувствовал льдинку под сердцем и волны холода, пробежавшие от нее по всему телу. Вспомнил, когда впервые испытал подобное. Зима 1913 года, железнодорожный вокзал Петербурга. Несколько часов в ожидании нужного поезда, обжигающе горячий чай, музыка духового оркестра. И внезапно нахлынувшее предчувствие войны, накрывающее с головой понимание, что мир – с прогулками по ночным улицам, с посиделками на прокуренных кухнях и политическими диспутами до хрипоты, аппетитными запахами из кухмистерских, новомодным синематогрофом – необратимо заканчивается. Говорят, нечто подобное чувствовали очень многие люди перед Первой мировой войной. И многие спешили еще раз сходить на выставку новомодных художников-авангардистов, навестить старых друзей, прогуляться по набережной или посидеть в кафе, потому что, возможно, это – в последний раз. Сходные ощущения описывали в своих произведениях Ремарк и Хемингуэй. «Титаник» уже идет ко дну, но еще можно несколько минут постоять на палубе, жадно ловя свежий воздух, пока не начнешь глотать соленую морскую воду.