– Могли… Мы все могли… Знаешь, Дэв, нет тут никаких тоннелей.

А ну его. Не хочу думать. Есть тоннели, нет тоннелей… Одной мерзостью больше, одной меньше. Надоело. Плевать.

– Тут все в одной плоскости. Тоннели…

– Прыгни в люк, Курок, мы почти пришли. Про тоннели подумаем после.

Нас встретил дождь. Хмарь, застилавшая небо и не небо, все, хмарь, несмотря на дождь, не рассеялась, а как-то даже сгустилась, вода прижала ее к земле и теперь выжимала сажу. Солнца совсем нет, видимо, над гарью еще тучи.

Первый дождь.

Гомер всегда собирал первый дождь, хранил его в серебряной банке и, когда кто-нибудь начинал болеть, лечил его этой водой, конечно, только от желудочных заболеваний. Этим дождем вряд ли чего можно вылечить, скорее наоборот.

Мы сидели в вертолете, смотрели. Я изменился. Раньше я вот никогда так не сидел, просто. Все время что-то делал, стрелял, бежал, могилы рыл. А сейчас сижу. Могу час сидеть и смотреть, и двигаться не хочется.

Вода стекала по лопастям, собиралась в струйки.

Вот сейчас шевелиться совсем не хотелось. Я вдруг вспомнил, что ни одного дня в своей жизни не отдыхал, даже когда ослеп – и то сидел, патроны снаряжал. Взять бы вот целый день, дождливый или, наоборот, солнечный, пойти куда-нибудь… Куда у нас пойдешь…

В кино. Или в зоопарк. Или на рыбалку. Некуда.

Пойти на рыбалку, на нормальную речку, с песком, с прозрачной водой. Чтобы на берегу сидеть и видеть, как рыбы в глубине шевелятся, как трава извивается. И не страшно чтобы – потому что погани нет. Ни коркодилов в омуте, ни волкеров в кустах, ни голема, ни сыти, сиди себе, на солнышке грейся.

А потом домой вернуться и спать. Целый день, и целую ночь, и на следующее утро тоже.

– Кажется, здесь, – сказал Курок. – Это место. Вон там…

– Что вон там?

– Ничего…Чего ждать-то?

– Еще час. Темно. Не хочу во что-нибудь влететь. Как-то здесь пусто.

– А ты что думал, нас тут с музыкой встречать будут?

Всю ночь просидели в люке. Больше, где спрятаться, не нашли. Люк был пыльный и тесный и залитый вязкой от жары смолой. На дне мусор, перемешанный с костями и бурой асфальтовой жижей, пришлось ночевать, привязавшись к ступеням, стараясь держаться подальше от смоляных стен.

Но измученный Курок отключился мгновенно, во сне вляпался в смолу и присох косичками, проснулся, дернулся, зашипел от боли, стал ругаться:

– Сам виноват, не слушал маму. Мама говорила: меньше ругаться, меньше каркать, а я все время каркал и каркал – прыгни в люк, прыгни в люк, вот и прыгнул. И влип…

Курок зашипел, пытаясь освободиться, смола держала крепко, и Курок сдался, достал нож и стал отпиливать волосы. И смеялся при этом, говорил, что без этих кудрей гораздо лучше, потому что в лохмах приключаются блохи, а без них сплошная гигиена, и вообще, длинные волосы – штука опасная, застрянешь в каком-нибудь маховике – и все, готово, накрутило.

Я спрашивал, где Курок хоть раз в жизни видел маховик, на что он отвечал, что маховика он не видел, а вот желающих намотать космы на крепкий бандитский кулак встречал довольно, и вообще, он давно эту прическу окоротить собирался, случая подходящего не представлялось.

Он срезал оставшиеся волосы, с печалью на них поглядел, выкинул. Стрижка на него какое-то нехорошее впечатление произвела, точно не волосы отпилил, а, к примеру, руку. Думал, что скажет про плохую примету, не сказал.

Потом сверху потекло. Хорошо потекло, щедро, я вскарабкался по лестнице, с натугой приподнял плечами люк и обнаружил дождь.

Первый.

Вода все прибывала, скапливалась на дне колодца, поднималась и скоро достала до ног Курка. Надо выбираться.

Сдвинули люк, ступили на поверхность.

Стало светлее, воздух сделался чуть прозрачнее и чище, почти сразу мы заметили вертолет. Пузатый, зеленый, совсем целый, неповрежденный. Побежали к нему, забрались внутрь.

– А я такой видел, – сказал вдруг Курок.

– Что ты видел?

– Вертолет. Вертолет летел по небу. Утром. Я вышел посмотреть на Венеру, а он летит.

– Летит, значит…

– А может, и приснилось… – Курок помотал головой. – Стрекозу увидел, вот и приснилось. Бывает.

Это вряд ли. Вряд ли человеку может присниться то, что он не встречал. Летящий вертолет он вряд ли видел… Хотя…

Я вот, к примеру, видел во сне кита. Самого настоящего, я потом сравнил, уже здесь. В книжке про зверей, в одной половине было про лесных зверей, в другой про морских, там и кит был. Не такой, какой мне приснился, но похожий. Длинный, такой же синий. Я раньше ничего про китов не знал и даже не слышал про них и не понял, что это кит, но впечатление от него помню. Кит осторожно плыл по нашей реке, между камышами, с трудом вмещаясь в берега, пошевеливая хвостом, выпуская фонтаны и ворочая глазами. Он смотрел на меня, но мне совсем не было страшно, мне казалось, что это мой кит.

Но киты – это одно, с ними люди живут не одну тысячу лет, может, мои далекие предки – китобои, и память о китах жила в моей крови. А с вертолетами люди жили не очень долго, может, лет сто всего, не успели вертолеты закрепиться. Значит…

Если, конечно, Курок не врет. А он может и врать.

– Ну? – я поглядел на Курка.

– Видел, – Курок кивнул. – Летел. Свистел. Давно. Во сне.

– А цвета какого? – спросил я.

– Какого, обычного, вертолетного. Вот такого, как и здесь. Не вру. Видел вертолет, только не знаю, сон это или не сон.

Курок видел вертолет. Если не врет, конечно. Если не врет…

Значит, еще кто-то остался. Кто может летать на вертолетах… Вряд ли.

Хотя вертолет выглядел исправным. Ничего не сломано и не разбито, все стрелки на своих местах. То есть он не упал, а вполне нормально тут приземлился. Пилоты вышли и не вернулись. Не оставили ничего, ни оружия, ни снаряжения. А может, его потом разграбили. Курок проверил – топлива в баках нет, прилетел и остался.

Навсегда.

Перед нами серело круглое здание, похожее на банку, с дырами в стенах, с обломанными колоннами, по нему, кажется, стреляли. Справа зоопарк. Вообще, то, что это именно зоопарк, понятно было только по карте. Вход ничем не напоминал нормальный вход, обычные руины, развалины почти что, вбок торчала низкая башенка. А вот слева…

– Смотри, – прошептал Курок. – Узнаешь?

Я тут не был никогда и узнать ничего не мог. Слева подпирало небо высоченное здание, не просто высокое, но еще огромное, тяжелое, сидевшее на земле плотно и уверенно, навсегда. Здание состояло из трех частей, в центре высокое, по бокам пониже. Центральная верхушка была срублена наискосок, острие шпиля с ржавой звездой болталось сбоку и уже успело обрасти какими-то воздушными водорослями, похожими на бороду, безобразно спускавшимися вниз. Погодную установку я бы разместил именно в нем. В центральном корпусе, наверху.

То есть цель нашего путешествия – именно оно. Вероятно.

– Не узнаю. И что?

– Как это что?! – прошипел Курок. – Это оно и есть! Смотри!

Он достал из штанов тоненькую книжку в мягкой обложке. Книжка была с повышенной тщательностью завернута в полиэтилен, причем не в один слой, а в несколько. Начался неторопливый процесс разворачивания, который Длился почти пять минут, наконец, Курок все-таки извлек книжку и сунул ее мне.

На обложке большими красными буквами написано: «ГЕНОЦИД X».

Я чуть не вздрогнул. Геноцид. Алиса тогда говорила. Про геноцид. Может, она тоже это читала?

Чуть ниже и буквами поскромнее:

«Час X близок! ОНИ идут!»

А уже совсем пониже совершенно мелкими буквами сообщалось: «Читайте в серии: «Это явилось с Юпитера», «Пришельцы-расчленители», «Похитители мозгов из космоса», «Славный Полдень», «Вторжение пожирателей с Титана», «Киборги-пришельцы – убийцы полицейских».

Сам «Геноцид X» оказался не совсем книгой, скорее картинками, к которым прилагались пояснения и коротенькие рассказы.