— Я знала, по крайней мере, двух спасателей мира, — она показала на пальцах. — Один думал, что вся проблема в метеорите. Упал метеорит, от него распространилась зараза. И продолжает распространяться, от этой заразы все уродуются. Решить же все очень просто — достаточно этот метеорит закопать. Он даже лопату себе припас, кстати, лопаточник такой, вот как Егор. Только, конечно, он ничего не закопал, это его закопали. Наверное.

Алиса подмигнула Егору.

— Я не лопаточник, — возразил Егор. — Я вообще…

— А второй был еще интереснее, — не услышала Алиса. — Он спасал мир добротой.

— Как это? — не понял Егор.

— Так вот. Решил, что все зло в мире от зла. Наверное, книжку какую-то прочитал, у нас тоже этим прибаловывались. И сказал, что не станет творить зла и этим исчерпает зло вокруг. Два дня продержался. Всем улыбался, оружие отринул — сказал, что в случае опасности предпочтет спасаться бегством, прятаться, прикидываться мусором.

— А потом?

— Потом дедушку убил.

— Лопатой? — почему-то поинтересовался Егор.

— Почти. Коловоротом. Дедушка заразился… Не знаю, уж чем он там заразился, но решил он своего внучка сожрать, сырым, без всякой кулинарной обработки. Внучек пытался его переубедить, взывал к совести и родственным чувствам, само собой, бесполезно. А у этого как раз коловорот под рукой оказался, вот он его и засверлил. До смерти наверняка. Потом, конечно, расстроился, но поздно уже было, оказалось, что без зла в нашем мире никак не выжить. Вот так.

Алиса выглядела весело, злобно и нездорово. Надо ей что-то подарить, подарю ей…

Не знаю, что надо дарить в нашем случае. В древности дарили цветы, золото, бриллианты, сейчас эти предметы не имеют никакой цены, удивляешься, за что их любили? Камни, веники, мягкое железо. Вот если бы я подарил Алисе корзинку с патронами, или параплан, или настоящие антибиотики, я читал, что антибиотики помогают практически от всех болезней, но теперь их не найти, вот это было бы настоящим подарком. А так…

— Значит, Рыбинск, ты — третий. Значит, мы на самом деле отправляемся на спасение мира? Правду мне Прыщельга рассказал?

— Вроде того, — подтвердил я.

— Да, правда, — сказал Егор. — Идем спасать. Я и Егор. И ты.

— И я? — Алиса как-то не обрадовалась. — Ну да, конечно, как без меня. Чувствую только, что хорошим ничем это не закончится. Вот когда в прошлый раз наш Рыбец отправился в поход — и всего-то ничего — за невестой, трупы валились направо-налево.

— А теперь мы идем спасать мир. Трупы взгромоздятся до небес. Бедный мир. Он так противится своему спасению, всеми копытами упирается, но ничего, наш могучий Дэв его все равно спасет. Ухватит покрепче за жабры — раз — и спас. Аж искры из глаз!

Егор поглядел на меня — что я скажу на эти издевательства? А что мне сказать было, привыкай, дружок, это Алиса.

— Вы, кстати, до сих пор не рассказали — в какую сторону спасать-то будем? — спросила Алиса. — Держите меня в неведенье, начинаю подозревать нехорошее… Егор, ты случаем не расчленитель?

— Нет вроде бы… — серьезно ответил Егор. — Но если ты хочешь…

— Спасибо, не надо. А вообще… Вообще мне лень спорить. Спасать так спасать. Не одной же оставаться. Серебряная собака — это само собой… Слушайте, вы на самом деле во все это верите? Нет, Рыбинск может не отвечать, я знаю, что он ответит. А ты, Егор? И ты во все это веришь? — спросила Алиса.

— Да, — ответил Егор. — Мне отец рассказывал, он верил. И Дэв верит. И я…

— В большую красную кнопку?

— Да, верю. В большую красную.

— Ладно, уродцы, убедили.

Алиса сунула руку за пазуху, достала скомканный лист гладкой бумаги.

— Редкая книга, — сказала она. — Хотя я пару раз ее все-таки видела… «Памятные места Москвы», Егор притащил. Все памятники, все красивые здания, достопримечательности… Вот и наша собака.

Алиса сунула мне листок, я расправил, посветил.

Собака. Та самая. На пьедестале, возвышается над окрестом. Люди вокруг ходят, а у подножья цветы синенькие.

— Памятник знаменитой собаке, — сказала Алиса. — Тот самый. Правда, Прыщельга?

— Правда-правда, — сказал Егор. — Я помню…

— Точно тот? — спросил я.

Внешне похожа, но кто его знает? Может, их несколько ставили на каждой стороне города.

— …серебро, проба девятьсот двадцать пять, работа скульптора Боргезе, установлена на пожертвования исцеленных…

Алиса читала с листа, мы слушали.

— Ага, вот. Единственная в своем роде скульптура из драгоценного металла такого размера и веса… в момент открытия вес памятника составлял восемнадцать тонн триста пять килограммов… За все время зафиксирована лишь одна попытка похищения, причем неудачная, разгневанные граждане расправились с похитителями самочинно… Памятник расположен в сквере на улице… улица нам теперь ничего не скажет, там не улица… Ага, расположен в районе метро «Проспект Вернадского…» Сквер, разбитый в честь открытия нового гемологического центра… Прыщельга, не спи! Запоминай, зараза!

— Я запоминаю, — огрызнулся Егор. — Все запоминаю, проспект, рядом сквер, там еще сырный завод должен быть…

— Есть тут сырный завод, — Алиса ткнула в листок. — То есть не сырный, сырно-молочный комбинат «Молочные берега», один из крупнейших в Европе… Вам в эти «Молочные берега» как раз шлепать. То есть нам. Нашли?

Похоже, что нашли. Хотя я не думал, что с этим возникнут серьезные сложности, про такую выдающуюся собаку должны были знать многие. Вообще, я, наверное, должен был про собаку сам найти, в справочнике наверняка про это написано, все-таки знаменитый медицинский пес. Но Алиса меня опередила.

— Скажите спасибо, опарыши, куда вы без меня…

— Спасибо, — сказал Егор с готовностью.

— На здоровье, Прыщельга…

Алиса потрогала лоб, поморщилась, горячий, видимо.

— Есть еще кое-что, — сказала она. — Прыщельга, карту дай.

Егор достал карту. Мятую, изодранную, полинялую. Алиса брезгливо взяла ее двумя пальцами.

— Сразу скажу — это не я придумала, — предупредила она. — Я дурью никогда не маялась, я человек нормальный. Но некоторые у нас страдали. Сами понимаете, сейчас детей отсталых много появляется, все почти отсталые. От отсталых родителей — отсталые дети, да, Егор?

— Наверное…

— Не наверное, а точно, вы доказываете это своим примером. Ладно, смотрите.

Алиса расстегнула куртку, сунула руку за воротник, достала кругляк с птичьей лапкой. Пацифик. Такой, как у всех. Подышала на него, протерла о рукав.

Приложила к карте.

— И что? — спросил Егор.

Алиса достала карандаш. Красный. Послюнявила.

— Теперь вот так, — сказала она и стала рисовать.

Обводить то есть.

Не скажу, что я особенно удивился. Во-первых, я уже давно не удивляюсь, во-вторых, я и сам подозревал. Пацифик вписался в схему метро. Конечно, не совсем ровно, но очень, очень выразительно. Левый палец птичьей лапы проходил через станцию «Проспект Вернадского».

— Вот так, — закончила Алиса.

— Это же… Совсем недалеко от Варшавской…

Прошептал Егор.

Действительно недалеко. Несколько километров, меньше, рядом совсем.

Это здесь недалеко, — Алиса ткнула в карту. — А в жизни… Там сплошные развалины ведь, все равно не пройти. Что делать будешь, Рыбинск? Поверху не пройдем никак, надо в трубу лезть. И по тоннелю, прямиком… Только вот у меня вопросик — где труба? Нет, я понимаю, что труба, она везде, но все-таки?

Проверим.

Веревка получилась прочная и длинная, почти сто пятьдесят метров, пока хватит, Алиса молодец. Кроме основного фала, связали еще петли, одним концом крепились к поясным ремням, другим к веревке. Алиса предлагала просто держаться, я был против — пальцы замерзнут — отпустишься — и все, метель слижет тебя, споет на ухо мягкую песню, от которой забудешь про жизнь, опустишься в добрую перину и сладко уснешь навсегда.

С собой взяли все, что могло пригодиться. Вырезанные из ковров и сшитые проволокой мешки, тяжеловатые, зато теплые, некоторое время можно даже на снегу продержаться. Дрова. Нарубили на дрова все подходящие койки, нащипали поленьев и кольев — на всякий. Крышку от плиты из тонкого железа. Книги. Нет, лечебный справочника, увы, не прихватил, для растопки взял две телефонных книги.