Все это здорово, но у Вельяминова была своя задача – бережно и аккуратно «взять на карандаш» образованную и толковую молодежь из старообрядческих семей, исподволь, тихо и негласно формируя кадровый резерв империи, что-то наподобие ордена меченосцев Георгия Победоносца, члены которого до поры до времени даже не догадываются о своем предназначении. Но они, будучи сызмальства привиты строгими моральными нормами своих семей, объединенные уходящей в древность системой ценностей, в любой момент смогут быть мобилизованы для противодействия тайным и явным врагам Отечества, желающим притормозить, а то и вовсе прекратить научно-техническое и культурное развитие России. Младший Третьяков был первым в списке завербованных. Далее следовали не менее именитые фамилии – Морозовы, Рахмановы, Пуговкины, Кузнецовы, Трегубовы, Баулины, Трындины, а за ними – еще десятки и сотни тысяч выходящих из подполья неравнодушных, активных, самоотверженных, недовольных болотом властвующих сословий Отечества.

– Вы нервничаете, ваше сиятельство? Что-то не так?

– Ты спрашиваешь, что не так, Жорж? Да все! Все пошло не так! Похоже, я переоценил морально-волевые качества узурпатора… Он настолько трус, что даже под угрозой смертельной опасности не решается на крайние меры! Какое же он ничтожество! Сейчас специальная команда уже должна расчищать место у Черной речки, а в Сибирь – тянуться вереницы каторжан во главе с великими князьями! Покушение на достоинство и жизнь монарха! Покушение на основы государственного устройства! Какое преступление может быть более тяжким? И что мы видим? Спустя неделю домашнего ареста великокняжеский выводок отпущен на все четыре стороны! Даже в ссылку никто не отправлен!.. Витте и тот освобожден по прошению в связи с ухудшением здоровья! Понимаешь, Жорж, я могу просчитать на десять шагов вперед действия любого адекватного человека. Но действия патологического труса прогнозированию не поддаются…

– Наши планы меняются?

– Ни в коем случае! Наоборот! Мы будем действовать еще решительнее! Теперь мы их будем просто убивать! Исполнитель из Германии прибыл?

– Да. Его настрой никаких тревог не вызывает, даже наоборот. Желание умереть во что бы то ни стало свидетельствует о том, что акцию надо проводить немедленно. Долго таким решительным нормальный человек быть не в состоянии.

– А кто тебе сказал, что он нормальный? Нормальные не убивают незнакомых людей ради загадочного светлого будущего. Это девианты, бесы с изменившимся сознанием. У них в голове застряла какая-то утопическая картинка, и они считают себя вправе уничтожать людей с видением, отличающимся от их собственного. Но даже бесы могут быть полезны, если уметь ими пользоваться. Ситуативные попутчики идеально подходят для того, чтобы, как заявляют сами революционеры, «весь мир насилия разрушить до основания, а затем…». Ну что ты мнешься? Спрашивай, не сопи!

– Я никогда не интересовался, вы нас учили не задавать лишних вопросов, но меня всегда волновало, а что будет затем? Наша фамилия – это жалкие осколки былого влияния, остатки роскоши. Как вы собираетесь решать проблему власти после отстранения узурпатора?

– Ты взрослеешь, Жорж! Я ждал этого вопроса и готовился. Но для начала вспомни, каким образом на русском престоле оказались Романовы – самая никчемная и забитая фамилия в буквальном смысле слова. Годунов извел весь их род, а последнего – Федора – постриг в монахи под именем Филарет, что лишало его прав на корону. На российский престол претендовали гораздо более знатные и влиятельные Голицыны, Черкасские, Пронские, Трубецкие, даже Пожарский в грамотах ярославского Земского совета подписывался десятым, уступая первенство более родовитым. А был ведь еще и шведский король Густав, да и польские Сигизмунд с Владиславом никуда не исчезли. И вот неожиданно все эти могущественные силы расступаются, чтобы дать дорогу внучатому племяннику последнего царя – седьмая вода на киселе, – совсем ребенку, никому не известному, не обладающему и тысячной долей влияния тех, кого он так быстро отодвинул от престола.

– Не томите, ваше сиятельство!

– Романовы – это гениальная операция иезуитов, точнее – их финансистов Сакетти и Барберини. Когда военная авантюра иезуитского генерала Аквилы закончилась неудачей и «тушинский престол» прекратил свое существование, банкиры взяли дело в свои руки и… «осел, груженный золотом», открыл ворота крепости быстрее, чем осаждавшее ее войско.

– Не хотите ли вы сказать, дядюшка, что нас поддерживают иезуиты?

– Каждому овощу свое время. Сейчас пришла пора других ослов и другого золота. Ставки только выросли. Видишь этот подсвечник, мой мальчик? Когда встретишь человека с такой же печатью, знай – это один из тех, кто может нам помочь. Но не обольщайся. Они тщатся использовать нас так же, как мы хотим использовать их. Игра эта сложная и опасная. А сейчас вернемся к нашим делам. Террор – дело серьезное, оно не терпит суеты и спешки. Надеюсь, мундир для исполнителя готов.

Император остановился перед входом в вагон-столовую, переоборудованный в походный штаб, и прислушался: спор за дверями был в самом разгаре.

– А я настаиваю на том, что именно никчемные! Судите сами: погонные шестидюймовки имеют категорически недостаточные углы обстрела и возвышения. К тому же на крейсерах они ничем не защищены. То же самое касается противоминной артиллерии, особенно нижнего яруса! Ни одна из этих пушек не нанесет серьезных повреждений хорошо бронированному противнику. Более того, при серьезном волнении на море они попросту не смогут вести огонь. Казематы будет заливать уже при качке в три-четыре балла. Количество пушек совсем не означает качество огня…

– Господа офицеры!

– Прошу вас, не отвлекайтесь на меня, продолжайте, – махнул рукой император, призывая к возобновлению разговора, – а мы присядем, послушаем умных людей.

Вдохновителем горячей дискуссии был главный корабельный инженер Санкт-Петербургского порта Дмитрий Васильевич Скворцов. Орлиный нос, черные глаза и такая же темная бурная растительность на лице делали его похожим на цыгана, случайно надевшего форму морского офицера. Цыганской – горячей, бунтарской, не признающей авторитетов – была и натура Дмитрия Васильевича, уроженца Санкт-Петербурга из семьи придворных служителей. Это он, опередив на пять лет «наших западных партнеров», разработал по заказу великого князя Александра Михайловича «русский дредноут» с единой артиллерией главного калибра – десять пушек аж в пяти двухорудийных башнях. Проект был положен под сукно с потрясающей формулировкой: «За границей такое не делают, стало быть, и нам не надо».

– Ваше императорское величество! – кораблестроитель обозначил приветствие кивком головы. – В настоящее время занимаюсь строительством броненосца «Бородино». По проекту он должен быть вооружен четырьмя двенадцатидюймовыми и двенадцатью шестидюймовыми пушками, но я остаюсь убежденным сторонником единого основного калибра. В обоснование своей уверенности хочу обратить внимание на экспериментальный расстрел устаревшего броненосца «Бельайл», проведенный англичанами в 1900 году. Броненосец «Маджестик» с близкой дистанции в восемь кабельтовых произвел по мишени восемь выстрелов двенадцатидюймовыми фугасными снарядами, снаряженными черным порохом, семь – двенадцатидюймовыми бронебойными снарядами, около ста – шестидюймовыми фугасными, снаряженными лиддитом, около ста – шестидюймовыми фугасными снарядами с черным порохом, около четырехсот – 76-миллиме-тровыми фугасными и около семисот пятидесяти – 47-миллиметровыми бронебойными снарядами. В цель попало примерно тридцать-сорок процентов от выпущенных боеприпасов – пять двенадцатидюймовых, семьдесят пять шестидюймовых, сто сорок 76-милли-метровых и двести 47-миллиметровых. На «Бельайле» броня прикрывала всю ватерлинию и каземат. При обстреле она была пробита только двумя двенадцатидюймовыми снарядами. Один броневой лист был расшатан последовательным попаданием нескольких шестидюймовых снарядов с возникновением в нем протечки. Орудия в каземате остались целы, хотя двенадцатидюймовый снаряд и несколько мелких, залетевших в амбразуры, уничтожили все прицелы и манекены людей, находящихся внутри.