Собрал на языке загустевшую слюну, скатал ее в комок и плюнул. Плевок звонко ударил по бетону, лестница на месте. Плюнул еще, подальше. Вот и нашел способ передвижения – надо найти засохших конфет, набрать в рот и плевать перед собой. Определяться по бряканью, а то никакой слюны не хватит. Проплевывать дорогу, кто бы мог подумать…

Спустился по лестнице. Холл, стекло заскрипело под подошвами.

Улица встретила холодом, морозец прижал щеки, я сместился чуть вправо, нащупал колесо бронемашины. Насколько я помнил, танк стоял как раз напротив Вышки, я привязал леску к колесу, надел катушку на мизинец и двинулся вперед. Пропускал леску между пальцами, старался держать натяжение. Натяжение важная вещь, с помощью нее легко отмечать отклонения в сторону – если пальцы начинает резать, значит, смещение.

Сто метров. Медленно, со скрипом, еле-еле. Через две машины перелез, привязал леску к железке, поперся обратно. Отвязал леску от колеса, вернулся. Черепаший способ перемещения, другого, впрочем, нет. Вперед, вперед, через двести метров наткнулся на колонну воздушной дороги, привязал леску к ней и ступил на дорогу обычную, в лабиринт из скученных и перевернутых машин. Идти напрямик здесь было сложно, мне пришлось вилять, запоминая правильное направление. Пробраться сквозь мятое железо без потерь не удалось, наткнулся на острое, оцарапал руку. Зацепился рюкзаком, дернулся, съехал по капоту. Рюкзак из несгорайки сделан, отличная ткань, действительно не горит, не рвется, не намокает. Поэтому при зацеплении легко освободиться не получилось, пришлось подергаться.

Самые пустяковые вещи без зрения становятся неожиданно сложными, я выпутывался из рюкзака не меньше пяти минут, и порезался еще, и едва не раздавил пальцы дверью. А потом вообще пришлось карабкаться по автомобильным крышам. Подумал, что идея с леской не такая уж и хорошая, не очень удобно возвращаться назад, в этой мясорубке легче легкого переделаться в кровавую кашу.

Запнулся. Штырь, обломок бетона, потерял равновесие, леска натянулась и зазвенела, тонкая, ноль четыре миллиметра, я повис на ней, крепкая, умели раньше делать, качнулся в обратную сторону, леска ослабла. Вытянул все сто метров, теперь надо привязать. Тут мне в голову пришла крайне неудачная мысль. Рюкзак мешал. Ползать с ним по этим развалам было не очень удобно, поэтому я решил его оставить. Отупел. Не только ослеп, но еще и в мозгах повредился, это точно. Скинул рюкзак, привязал леску к лямке. Немножко отдохнул и полез обратно, стараясь не выпускать леску, зажимал ее в кулаке.

Конечно, я оборвался. Слишком сильно оперся о капот, а он треснул, давным-давно прогнил, зараза. Я провалился в двигатель, леска разрезала пальцы, я ее не выпустил, хотя она добралась почти до кости. В спину упиралось твердое и острое, надо было выбираться, я пошевелился, леска натянулась до предела, и я выпустил ее, чтобы не разорвать. Леска дзинькнула, распрямилась, проныла, как плохо натянутая струна.

Выбрался из капота, поднял руку. Ничего. Я должен был наткнуться на леску, но ее не нашлось. Я поднял вторую руку, принялся размахивать ими, даже немного подпрыгивал.

Леска исчезла.

Я попробовал влезть на капот и снова провалился. Поднял двустволку, постарался поймать ее прикладом. Пусто. Леска пропала.

Я метался между совершенно одинаковыми на ощупь поверхностями, стукался, царапался и запутывался все больше и больше. Потерял направление. Прокусил губу.

Видимо, леска все-таки оборвалась. Ноль четыре, не выдержала. Слишком много острого. Обломки, осколки, всего-то и надо – царапнуть чуть. Болван. Одуревший болван!

Я уселся на покрышке. Хорошо, что есть куртка, тепло. Надо успокоиться. Если леска действительно оборвалась, вряд ли получится найти конец. Да черт с ней, с этой леской!

Я пополз. Как я думал, в сторону Вышки.

Это продолжалось долго. Лез по крышам, протискивался между бортами, иногда подлезал под, а иногда напрямик, через салон. Раньше я никогда не сидел внутри, оказалось, что зря. Сиденья мягкие, двери закрывались плотно, тишина внутри. С каждой машиной я запутывался все больше и больше. Стало холодать, наступала ночь, но мне было плевать, я не чувствовал усталости и спать не хотел, брел, полз, лез, протискивался и остановился, только когда холод стал совершенно нестерпим – приложившись щекой к металлу, я едва не оставил на нем кусок кожи. Тогда я забрался в первую же машину, закрылся изнутри, устроился на заднем сиденье и стал ждать рассвета.

Ночь выдалась глухая. Над улицей полз заморозок, мертвый, как мрец. Окружавшее меня железо пело и похрустывало, съеживаясь от холода, я сжимал двустволку и старался выслушать посторонние звуки.

Так продолжалось до утра. Утром показалось солнце и вокруг перестало хрустеть, сделалось тихо, и я услышал сопение. Рядом, за дверью моей машины.

– Кто здесь? – спросил я.

Само собой, никто мне не ответил.

А я понял, кто это. Трупный Дед. Тот, кто спускается по печной трубе. Только он не подарки приносит, он башку сносит. Перерезает горло, сбрасывает с крыши, режет ремни из спины. Добрый такой старикашечка.

В этот раз проспал долго. Солнце влезло высоко и как следует разогрело крышу, тепло распространялось по салону, так что мне стало жарко, пришлось расстегнуть куртку. Хотелось пить, внутри на окнах от перепада температур образовалась вода, собравшаяся из моего дыхания. Я стал облизывать стекла. Одно облизывал, другие запотевали, через час жажда отступила. Язык чуть не натер.

Вылезать наружу не спешил, достал из кармана будильник. Завел и стал вертеть ручку минутной стрелки. Внутри часов щелкнуло, и он зазвонил. Наверное, целую минуту я наслаждался дребезжащим звуком, затем пнул дверь и выбрался на воздух.

Куда идти, было совсем непонятно. Я окончательно потерялся. Компас, надежно работающий в моей голове почти с детства, сбился. Солнце… Я не видел его. Пробовал почувствовать лицом, но холодный воздух сбивал тепло, поэтому я отправился куда глаза глядят. Прямо, потом направо, через час выбрался из машин.

Вокруг чувствовался простор, железом не пахло, под ногами асфальт. Отлично. Я ни черта не видел, я потерял рюкзак и потерял направление, весь мой план полетел, и теперь…

Я не знал, что теперь. У меня осталась двустволка и несколько патронов. Нож. Топор. Будильник. Набор для завоевания мира. Поэтому я ругнулся, сказал несколько грязных слов и двинулся вдоль по асфальту.

Нужно идти. Только идущий осилит дорогу. Вот я и шагал. Коротким шагом по асфальту.

Мне попадались машины. Поваленные деревья. Мусор, кирпичи, я влезал в кусты, и стукался о фонарные столбы, и запутывался в стенах и в лестницах, вяз в проводах. Останавливался, чтобы отдохнуть, это приходилось делать часто. То, что за мной следят, я понял давно. По звуку. Какое ловкое ни было бы существо, но передвигаться совершенно бесшумно не может никто. Я его услышал.

Оно держалось поодаль, так что я некоторое время подозревал в нем волкера. Только их здесь не могло водиться. Сумрак не стал бы ждать, он встретил бы меня окаменевшим истуканом и разорвал бы в клочья. Значит, тварь не очень крупная и не очень сильная. Выжидает момент. Нападет из засады, сверху, вцепится в горло. Если не крупная и не сильная, то, скорее всего, шустрая. Берет ловкостью. Мне Гомер рассказывал про таких, не помню названия. Маленькие, чуть больше барсука, телом куницу напоминают. Прячутся в ветвях, а когда жертва проходит мимо, быстро чиркают ей по горлу длинным коготком, так что та и заметить ничего не успевает, шагает себе, истекая кровью, а потом, ослабев, падает. А эти уже вокруг землю роют, чтобы добыча никому не досталась. И вот ты еще не совсем мертв, жизнь еще потихоньку бьется в венах, и ты кое-что еще чувствуешь, а тебя уже втягивают в землю и с нетерпеливым повизгиванием отгрызают от голени самые мягкие куски. Маленькие, они иногда еще опаснее больших. Подождем. На всякий случай я снял с двустволки второй ремень, обмотал его вокруг шеи в три оборота.