Интересно, эти о чем тоскуют?

Я стал выщелкивать и прятать в патронташ патроны. Разрывные – они тут все равно бесполезны. Вместо них зарядил неожиданно быстро пригодившиеся бронебойные. Не спеша, немного специально щелкая пружиной, но эти так и не услышали.

Снарядившись, я прицелился в самого здорового. То есть в исправного. Который хромал меньше, и потрепан был меньше, и полосатая окраска на нем держалась вполне себе еще неплохо.

Начал с бронебойного.

Неплохо. Пуля пробила оранжево-черную пластину, застряла внутри, жнец завалился и тут же поднялся, заковылял прочь. Не ко мне, а от меня. Спасался будто. Останавливался постоянно, точно отдыхал. Я догнал его еще одним бронебойным, совсем остановился.

Остальные продолжали копошиться, на мою стрельбу даже не повернулись, жизнь вокруг их не очень интересовала. Подстреленный жнец вздрагивал, шевелил конечностями, скрипел. Я переключился на нижний ствол. Граната.

Взорвалось неожиданно мощно, жнец исчез во вспышке, по кустарнику шарахнуло металлическими обрывками. Как просто. Такое бы ружьецо мне в Рыбинске, глядишь, и Гомер был бы жив, а так от него одни руки остались…

Я выстрелил в следующего. Сразу гранатой, решил не переводить на него бронебой.

Получилось почти так, как с предыдущим, разрушительно. Со жнеца сорвало верхнюю часть корпуса, наружу выставились рычаги, покрытые белым маслом, трубопроводы, моторы и другие внутренние приспособления. Все эти механические потроха шевелились, напружинивались и старались сдвинуть разрушенного жнеца с места, но он так и остался стоять.

Остались два. По ним стрелять мне перехотелось, потому что это оказалось совершенно неинтересным занятием, никакой опасности, никакого азарта. Я плюнул и вышел из кустарников.

– Эй! – позвал я.

Жнецы замерли и повернулись в мою сторону. Они должны были кинуться, в них обязано было пробудиться кровожадное их нутро, но ничего подобного не случилось. Как стояли, так и продолжили стоять.

– Эй! – уже крикнул я.

Тот, что поближе, скрипнул и направился ко мне. Переваливаясь на гибких-негибких лапах. Секир у него не виделось, да и сам он выглядел механически дряхло и безопасно. Но на всякий случай я все же держал оружие под рукой, если что, влуплю с обоих стволов, только куски в разные стороны полетят.

В нем перекатывались гайки, вжикали и подвывали моторы, жнец приближался, лениво и неопасно. Остановился метрах в трех, задумался, как мне показалось. А потом случилось то, чего я ожидал меньше всего. Жнец выпустил пар, затрясся и сказал:

– Уважаемый гость! Мы рады приветствовать вас на территории Федерального выставочного центра! В настоящее время вы находитесь рядом с павильоном «Космос». Предлагаем вам посетить павильон, в котором вы сможете осмотреть экспозицию…

Что я смогу осмотреть в павильоне «Космос», я так и не узнал, потому что в жнеце защелкало, зашипело и он замер.

Робот. Но не боевой, а служебный. Проводник или рассказчик. Механические тигры, Курок рассказывал. Как они в зоопарке жили, распространяли меж посетителей конфеты, рассказывали, какое к чему животное предназначено. А здесь жнец. С конфетами, правда, не спешит.

Жнец прочихался и повторил:

– Уважаемый гость! Мы рады приветствовать вас на территории Федерального выставочного центра! В настоящее время вы находитесь рядом с павильоном «Космос». Предлагаем вам посетить павильон, в котором вы сможете осмотреть…

Заело. От старости. Нет ничего вечного, ничего. Если дело пойдет так и дальше, то лет через сто от нас вообще ничего не останется, человечество ахнется, и на нашем месте весело заживет прожорливая погань.

А может, жнецы сначала не были жнецами? Может, это потом к ним секиры приделали? С убийственными целями.

Я не знал, что мне делать со жнецом. Стрелять? Какой смысл, если они безопасны?..

Ко мне направлялся второй. Подковылял, замер, закряхтел, как предыдущий, и выдал:

– …павильоне «Рыболовство» производится дегустация рыбных деликатесов! Рыба частиковых пород! Морепродукты… Новинки угольной промышленности…

Я заметил, что остальные жнецы, переминавшиеся на противоположном краю воронки, зашевелились, поднялись, натужно воя, и поползли в мою сторону.

– …Палладиевые ожерелья помогут вам при бессоннице, воспалении троичного нерва и псориазе… Автомобильные шины «Дикобраз» – лучший выбор для наших зим…

Жнецы торопились, гребли конечностями, стремились, я слышал, как они стонут, и секунду спустя я оказался в кольце бормочущих, толкающихся, нелепых и жалких механизмов. Они рассказывали мне о необыкновенных и непонятных вещах, видимо, в изобилии существовавших в исчезнувшем мире. О тефтелях из рыб частиковых пород, о билетах на трансатлантические джамперы, об акциях сталелитейных корпораций, о распродажах суперхолодильников и еще о многих и многих, безусловно, полезных штуках, о пилюлях от поноса. Зря я лапшу вытошнил, получается. Можно было сохранить. Ладно.

Они окружили меня, смотрели с надеждой… Глаз у них не было, но они смотрели, я чувствовал.

– Брысь, – сказал я.

Жнецы послушно расступились, и я двинул в обход воронки. Кажется, здесь тоже когда-то раньше стоял дом – из земли торчала арматура и бетонные блоки. Я хотел посмотреть самолет. Поближе. Конечно, там все уже растащили, но все равно, вдруг что. Жнецы тащились за мной, бубнили, лязгали, падали, поднимались, снова бубнили. Не отставали. Вот уж смех-то. Никогда не мог предположить, что так случается. Что у чудовищ выпадают зубы.

Так мы и добрели до самолета. В салон вела лесенка, я растолкал жнецов и поднялся вверх. Я немного побродил внутри, но ничего интересного не нашел. Кресла вырваны, а кроме кресел, там ничего и нет. Прошел в кабину. Рычаги, расковырянные циферблаты, переключатели, ничего интересного. Я ожидал другого. Непонятно, как эта штука вообще летать способна. Ладно…

Жнецы стояли внизу, бубнили, предлагали грибной соус и какие-то особые пуговицы, которые можно купить только в павильоне «Животноводство».

– Чапа!

Егор прищелкнул языком, оторвал кусочек лапши.

– Чапа, Чапа!

Чапой Егор стал называть Алискину крысу. Чапа появилась неожиданно, возникла, раз – и сидит на плече у Егора. Живая, толстая. Мы обрадовались крысе совершенно неожиданно, даже я ей улыбнулся.

Подманить ее у Егора получилось лишь с третьего раза, китайским салом. Егор тоже прихватил несколько банок китайских консервов, открыли. А внутри сало. Похожее что-то, только со щетинистой шкурой, сиреневое. Ладно лапша, но это…

Есть это было решительно невозможно. Егор же отступать не желал, нарубил сало мелкими кусками и зажарил на огне до легкого обугливания. Воняло паленое сало чрезвычайно, даже в носу щекоталось, и Чапа не устояла. Явилась и продалась и слопала почти полбанки, Егор попытался ее погладить, но Чапа не позволила, растаяла и через секунду объявилась на соседнем камне, сидела, облизывалась и поблескивала глазками.

С тех пор они дружились.

– Чапа! – позвал Егор. – Чапа, китайский червячок! Иди сюда, больше тебе не дам сегодня. До вечера не дам.

До вечера было еще далеко, мы остановились отдохнуть и погреться. Китайские комбинезоны неплохо защищали от холода, но он ворочался внутри, схватывая желудок и почесывая коготками печень. Разводить огонь не хотелось, и мы варили лапшу на языке – откусывали от червя, запивали кипятком из термоса, ждали, пока разбухнет, а затем жевали. Тошнотворно немного получалось, но это дело привычки.

Егор рассказывал про свои приключения. Пока я разбирался с неожиданно миролюбивыми жнецами, Егор тоже кое-что обнаружил. Еще одну яму.

– Там шахтеры лежали, – сказал он. – Штук двадцать, дохлые все. Они снизу лезли и… Кажется, они обгоревшие были.

– Двадцать?

– Угу. И сгоревшие, точно там…

Егор ткнул пальцем в землю.

– Точно там пожар.

Может, и пожар. Бегут шахтеры, лезут из-под земли, пекло, пекло…