– Вы ещё больше будете смеяться, когда узнаете структуру получаемых бюджетом доходов, – царь явно не желал понижать градус напряжения. – Так вот, больше половины налоговых сборов – 63 процента – это акцизы от торговли крепкими напитками. Мы спаиваем своих людей, умудряясь при этом наживаться на них. Мы грабим наше будущее, господа купцы, и будущее нам этого не простит…

Удар был иезуитски точным. Старообрядчество, которое играло первую скрипку в московском купечестве, было фактически обществом трезвости и, естественно, не могло не отреагировать на приведенные цифры бурным возмущением. Савва оглянулся на зал, потом на императора, и ему показалось, что он видит арену цирка, где лесные хищники, скалясь и рыча, сами того не понимая, делают это исключительно по команде невысокого скромного человека.

– Бедность подданных России я считаю своим личным позором и буду с ней бороться всеми доступными мне способами. Именно поэтому появился манифест об освобождении от налогов малоимущих. Сэкономленные деньги они понесут к вам в лавки, потратят на обучение, смогут вложить в собственное дело. Но это всё равно капля в море. Сэкономить – это хорошо, но мало. Людям надо дать возможность заработать. И здесь мне не обойтись без вашего совета и помощи. Что будем делать, господа предприниматели, чтобы расплатиться с долгами и поднять платежеспособность соотечественников?

Лесной зверь, рыкнув, застыл, выжидающе глядя в глаза своему дрессировщику. Купцы просто не знали, что делать с этим вопросом. Император не торопясь налил воды из графина, предупредительно поставленного на трибуну, отпил и спросил тоном строгого учителя:

– Ну, кто сделал домашнюю работу? Кто смог определить, сколько денег принесут на рынок наши люди, если доход домохозяйств составит тысячу рублей?

– Двадцать один миллиард шестьсот миллионов, – раздался звонкий молодой голос откуда-то с дальних рядов.

Император остановился и внимательно вгляделся в зал:

– Представьтесь, сударь…

– Третьяков Сергей, студент физико-математического факультета Московского университета.

Савва увидел, как легкая тень пробежала по лицу монарха, а взгляд будто ушёл куда-то внутрь, словно царь пытался вспомнить, где он уже встречал этого совсем молодого человека. Не укрылась эта мимика и от Третьякова.

– Ваше императорское величество! Мы встречались с вами, когда вы приехали в наш университет, – радостно отрапортовал студент.

– Да-да, конечно, – пробормотал монарх, коротко кивая головой. – Знаете что, господин Третьяков, задержитесь после совещания. Думаю, что правильный ответ и смелость стоит поощрить, не так ли, господа предприниматели?

Возвращаясь под разноголосый гул и аплодисменты на трибуну, император удивлялся, каким образом сталкивает его судьба с людьми, которые уже один раз оставили свой след в его памяти. Сергей Николаевич Третьяков был одним из них. Наследник семьи Третьяковых, министр Временного правительства и сибирского правительства Колчака, и он же – агент советской внешней разведки, арестованный гестапо в 1942 году и расстрелянный в концлагере Заксенхаузен в 1944 году.

– Абсолютно правильно, господин Третьяков, – продолжил вслух император, опершись на трибуну, – 21,6 миллиардов рублей дополнительно смогут принести на рынок наши соотечественники. Кстати, это не так и много. Но если вдруг они их где-то возьмут и принесут, сможете ли вы предложить им товар на такую сумму? Или прикажете опять ехать за спичками за границу?[122]

Савве Мамонтову показалось, что лесной зверь лег у ног дрессировщика и жалобно заскулил.

– Надеюсь, присутствующие здесь осознали, что проблемы у нас общие и порознь мы их не решим, – примирительно сказал император, – поэтому перехожу от описательной части к предложениям.

В зале повисла тишина. Купеческое собрание превратилось в одно большое ухо.

– Для того чтобы произвести нужный товар, требуются производственные мощности, которых сейчас катастрофически не хватает. Поэтому будут освобождены от всех видов налогов средства, идущие на строительство новых и модернизацию уже существующих производств. Но строить придется очень много. И просто освободив из-под налогов часть средств, проблему дефицита инвестиций не решим. Поэтому с сегодняшнего дня будет ограничен вывоз денег из страны. Желающим вывезти прибыль или что-либо купить за рубежом придется это делать в обмен на товар, закупленный в России. Его требуется произвести, обеспечив тем самым работой наших трудящихся и доходом наши собственные предприятия.

Шелест, пробежавший по рядам купечества, заставил Савву Мамонтова оглянуться. Зал явно разделился на две неравные части, малая из которых имела торжествующий вид, большая – выражала разную степень озабоченности и даже плохо скрываемого гнева. А император безжалостно добавлял дров в топку:

– На внешнюю торговлю объявляется государственная монополия. В 1895 и 1897 годах уже образованы Сахарный синдикат и Электрический синдикат. Такие же синдикаты будут созданы во всех других отраслях и объединены во Внешпромторг, который будет представлять интересы местных предпринимателей за рубежом. А сейчас два слова о наших внутренних ценах. Предполагаю, что многие, услышав про ограничения импорта с последующим неминуемым дефицитом товаров, уже подсчитывают, на сколько можно повысить цены. Предупреждаю сразу: 50 процентов от прибыли, полученной за счет повышения цен, придется отдать в казну. Этот налог назовём налогом на жадность. Точно таким же налогом будут облагаться доходы от ростовщических операций… Этим я, как глава церкви, хочу помочь добропорядочным верующим избавиться от дьявольского искушения. Не благодарите, не надо…

Последние слова, произнесенные с явным сарказмом, Савва Мамонтов пропустил, неотрывно глядя на Рябушинских. Банковские операции составляли основу благосостояния их семьи. Братья, пригнувшись друг к другу, что-то горячо обсуждали, и дискуссия была явно не мирная.

– Многие финансисты, услышав мои слова, наверняка спрашивают себя: как же быть? Как снискать хлеб насущный? – будто не замечая брожения в зале, продолжал император. – Один из законов жизни гласит, что как только закрывается одна дверь, открывается другая. Но вся беда в том, что мы смотрим на запертую дверь и не видим другую, открывшуюся. Так вот, обращаю специально ваше внимание – для банков, кроме ростовщичества, у нас будет много другой работы – интересной, прибыльной и полезной для общества. Есть мнение, что именно банки лучше всего справятся с обязанностью фискального агента по сбору налога на прибыль. Конечно, мы рассчитываем на них и при финансировании индустриализации, но предлагаем более активную роль участника, а не стороннего наблюдателя. Пожалуйста, получайте свои проценты на вложенный капитал, но как долю от доходов. Делите с организаторами производства его риски – и воздастся вам сторицей. А чтобы ошибки банкиров и предпринимателей не стали фатальными и для тех, и для других, мы учреждаем государственную страховую компанию, которая будет страховать то, за что не берутся частники: банковские вклады, риск банкротства и риск неплатежей – самые главные бичи свободного предпринимательства. Конечно, это потребует специального контроля за деловыми операциями, но, думаю, овчинка стоит выделки. Для удобства взаимодействия мы предлагаем организовать представительства Государственной страховой компании при каждом банке.

Теперь зал уже начал напоминать растревоженный улей. Все отчетливо чувствовали, что старая привычная жизнь прямо сейчас стремительно уходит, а новая выглядит пока хоть и заманчиво, но смутно, как мираж в мареве пустыни. Мамонтов опустил голову и хрустнул костяшками пальцев: «Ну почему эта идея про страхование только сейчас? Почему не два года назад, когда мне так отчаянно не хватало как раз такой страховки?»

Император не торопился, сделал несколько глотков холодного чая, удовлетворенно наблюдая за реакцией зала.