Жизнь на приисках текла по-прежнему, если не считать, что заработок рабочих, занятых на промывке золота, снизился на три копейки. Чаще стали случаи, когда на рабочих налагались штрафы, причем размер штрафа повысился. Все частные лавки закрыли. Вместо них «Товарищество» открыло свои магазины и лавки. Цены на хлеб, мясо, крупу, одежду повысились.

Старые подряды на доставку леса прекратили действие, надо было заключать договора с новыми хозяевами. Узнав, что Иван Александрович Бутылкин подрядился строить большой дом в тридцать шесть комнат для правления «Товарищества», Тихонов расстроился — ему было досадно, что упустил выгодную сделку.

— Что же ты зеваешь, грамотей? — набросился он с бранью на конторщика. — Мерину под хвост твою грамоту, если от нее никакого проку. Еврей Капустин строит дом для главной резиденции, теперь эта старая развалина Бутылкин у нас из-под носа подряд утащил, пока ты задом лиственницу подпирал.

— Пусть строят на здоровье, — ответил конторщик. — Подряды на постройку домов не всегда будут, а спрос на крепежный лес, на дрова никогда не прекратится.

В тот же день Тихонов и Иван Иосифович поехали к главному резиденту нового акционерного общества Иннокентию Николаевичу Белозерову за подрядами на доставку леса.

Белозеров, невысокий круглолицый рыжеватый мужчина средних лет, встретил их вежливо. Пригласил сесть, молча выслушал Ивана Иосифовича, который переводил слова Тихонова, и ответил, что он может дать подряд, но платить за крепи длиной в четыре аршина по тридцать две копейки за штуку, как платили до него, не намерен. Тридцать копеек.

— Скажи ему, пусть поищет дураков в другом месте, — проворчал Тихонов, вставая, чтобы уйти.

Конторщик не стал переводить слов хозяина. Он начал уговаривать Тихонова согласиться. Ничего не поделаешь, новые хозяева и новые порядки. Ссориться с «Товариществом» глупо и опасно — вообще не получишь никаких подрядов. Теперь Белозеров здесь самая высшая власть, и все будет так, как он скажет.

Пока Тихонов и конторщик разговаривали между собой, Белозеров со скучающим видом разглядывал наряд Тихонова — торбаса из черной лошадиной кожи, пальто со стоящими буфами.

— Чего он на меня глаза пялит? — спросил Тихонов.

— Не бойтесь, не сглазит, — ответил Иван Иосифович. — Ну что, согласимся?

— А что делать, если он такой негодяй! Приходится соглашаться. Договаривайся.

Условились, что «Товарищество» купит крепежный лес — восемьсот тысяч штук и десять тысяч саженей леса. Тихонов в уме прикинул, сколько он потеряет из-за новой цены. Сумма получилась внушительная — шестнадцать тысяч рублей. «Убытки переложим на лесорубов», — подумал он и успокоился.

Разбитные агенты «Товарищества» ходили по приискам и продавали желающим акции — синие бумажки в аршин длиной. Желающих купить акций было немного, хотя агенты изо всех сил старались убедить рабочих, что это очень выгодно. Вскоре акциями стали торговать сами владельцы, отдавая их за полцены — нужда заставляла. А у кого сохранились акции, те спустя год получили первые дивиденты — на две акции пять копеек. А еще через год правление акционерного общества объявило, что компания понесла большие убытки, потому дивиденты выплачиваться не будут.

По тайге пошли слухи, будто царь велел расстрелять в Петербурге рабочих, что на востоке началась война между Россией и Японией. Весной, как только открылась навигация, началась мобилизация. Мобилизованных посадили на пароход и повезли в Иркутск.

Федор по-прежнему возил на прииске лес, а на лето уезжал к Майе и Семенчику в Бодайбо.

Прошло два года. Однажды Федор, возвращаясь вечером с работы, зашел к знакомым и застал в бараке Трошку. В помещении стоял шум и крик. Говорили все, перебивая друг друга, возмущались. Федор спросил у Трошки, что произошло.

— Разве ты ничего не знаешь? — в свою очередь спросил Трошка. — Нас продали англичанам. Оказывается, прошлым-то летом к нам в Бодайбо приезжал английский инженер мистер Ролькер, обследовал все шахты, прииски и уехал в свою Англию, — Трошка развернул измятую газету «Русские ведомости». — Послушай, что написал он в своем докладе: «На Ленских приисках огромные запасы золота. Только запасы Аляски превосходят запасы золота Ленских приисков. От Ленских приисков ежегодно можно получать семнадцать миллионов фунтов стерлингов». Подсчитал, мерзавец. И вот те… пожалуйста, новая акционерная корпорация.

Федор с трудом улавливал смысл того, о чем говорил Трошка, но старался понять. Трошка достал из кармана какие-то бумаги, развернул их и положил на стол. Это были объявления, извещающие на двух языках — русском и английском — о том, что создана «Русская золотопромышленная корпорация». «Лена Голдфилдс лимитед» — так называлась она по-английски.

— Возьми себе парочку, — сказал Трошка Федору. — Покажи якутам и растолкуй им, что к чему. Скажи, что теперь приисками будут владеть англичане, все, почти все, что мы будем добывать, уйдет в английскую казну.

Лесорубы спокойно отнеслись к тому, о чем рассказал им Федор. Среди них ни одного не было грамотного, посмотрели на объявления, и только.

— Наше дело — рубить лес, — сказал пожилой якут в рваных торбасах, выслушав Федора. — Остальное нас не касается. Только бы за работу платили исправно. А кому бредут принадлежать прииска, русским или англичанам, нам равно.

Вскоре Федор опять встретился с Трошкой — он привез на Иннокентьевский прииск крепежный лес, сгрузил его и зашел в барак перекусить тем, что захватил с собой. Время было утреннее, рабочие как раз завтракали.

Трошка поднес было к губам кружку с чаем и повернулся к двери. Увидев Федора, приветливо кивнул, поставил на стол кружку и продолжал, как видно, начатый рассказ:

— Первым пронюхал о том, что в тайге есть золото, иркутский купец Катышевцев. С тех пор прошло лет сорок. Купец, говорят, ездил скупать у эвенков пушнину и купил у одного охотника самородок, который тот сам нашел в стремнине.

— Должно быть, разбогател охотник-то, который самородок нашел? — спросил кто-то у Трошки.

— Какой там разбогател! Говорят, от голода умер. А купец-то, видать, не дурак был, смекнул, что на берегу Витима золото сверху лежит. Приехал к себе в Иркутск и шепнул на ухо своему приятелю Баснину, первому иркутскому богачу. Тот, конечно, обрадовался, как водится, и говорит: «Молчи, чтобы ни одна душа не знала, кроме нас двоих». И верно, первое время Баснин и Катышевцев вдвоем тут золото добывали.

— Вот где погрели руки! — воскликнул молодой белокурый рабочий, совсем еще мальчишка.

— Надо думать, — согласился Трошка. — Потом сюда понаехало старателей видимо-невидимо. Стали жечь костры, ну и подожгли тайгу. И пошло полыхать!.. Деревья, звери, птицы и даже люди — здесь обитали эвенки — все гибло от огня. А которые успели спастись, переселились в другие места.

— А старатели?.. — не утерпел белокурый.

— Не перебивай! — прикрикнули на него. — Рассказывай, Трошка.

Трошка отхлебнул из жестяной кружки остывший чай и продолжил свой рассказ:

— Золото, которое лежало-то на поверхности, быстро подобрали, стали потоп рыть шахты, в глубине искать золотишко вот… нашими руками. Мало нам своих капиталистов, которые сосут из нас кровь, так теперь английских капиталистов будем обогащать. А уж английские буржуи умеют жилы тянуть из рабочих…

Пожилой рабочий, сидевший у порога, громко кашлянул, показав глазами на Федора. Трошка понял, что означает этот кашель, и успокоил старика:

— Это — свой человек, такой же рабочий, как и мы… Англичане, душа из них вон, мастера угнетать рабочего человека. Из кого только они не выжимали соки — из негров, индейцев, китайцев… Надо, братцы, бастовать, драться со «своими» и чужими капиталистами!..

Вдруг дверь барака с шумом распахнулась. И тут же послышался лающий голос Евстигнея:

— Время завтрака кончилось! На работу, живо!..