— Не нынче, так завтра. Грозятся перебить всех коммунистов.

— Ну, спасибо за разговор. — Семенчик повернул коня. — Не говорите никому, что меня видели.

— Красный тойон! — окликнул мужик. — Скоро ли вызволите нас от этих извергов?

— Постараемся поскорей, — не оборачиваясь ответил Семенчик и поскакал обратно.

…Абагинские коммунисты, комсомольцы, члены ревкома, узнав о намерении бандитов, готовились дать отпор. Были расставлены усиленные посты, взяты под обстрел дороги и все тропинки, ведущие к селу.

Вечер. Над селом туманом стлался густой дым. Собаки словно по команде поднимали громкий лай, отзываясь на каждый скрип снега под ногами. Воздух при дыхании шуршал, как сухая трава, когда ее ворошат. По южному склону неба плыл месяц, свет в окнах домов постепенно погас. Из дымоходов перестали сыпаться искры.

Главный пост находился на окраине села, у дороги, ведущей к реке. Бойцы прислушивались к каждому шороху, вглядываясь в темноту. Часов ни у кого не было, и время определяли по ярко мерцающим стожарам.

В полночь послышался однообразный шорох, похожий на шум плывущей по реке шуги. Он доносился со стороны Мяндыги.

— Слышите? — спросил помощник командира отряда.

— Сани скрипят, — отозвался один из бойцов.

— Едут… Вы спрячьтесь за домами, а я побегу доложу комиссару, — шепнул помощник командира отряда красноармейцам.

Семенчик только прилег одетый и задремал.

— Комиссар!..

— Что, идут? — очнувшись, спросил Семенчик.

С шумом распахнулась дверь. Вместе с клубами тумана в комнату ворвался председатель абагинского ревкома коммунист Афанасий Жирков.

— В двух верстах от Абаги бандиты!

Семенчик поднял по тревоге отряд. Держа в руках наган, он бежал впереди к заранее отрытым окопам. Страха не было, были злость и желание поквитаться с бандитами за погибших товарищей.

«Эх, темно, нельзя вести прицельный огонь», — досадовал комиссар.

По его команде бойцы открыли огонь.

Коробейников решил застать красных врасплох. Бандиты, еще не нюхавшие по-настоящему пороха, уже начали привыкать к легкой, бескровной победе. Не встречая нигде сопротивления, они без единого выстрела захватывали деревни и села, грабили, расстреливали коммунистов и ревкомовцев. Такая жизнь была по душе бандитам, распаляла их аппетиты на чужое добро. И на этот раз вояки Коробейникова рассчитывали с ходу захватить Абагу и похозяйничать в ней.

В двух верстах от села Коробейников остановил банду и отдал последние распоряжения:

— Сутакин, бери половину людей и наступай справа от дороги. А ты, Прокофьев, с остальными пойдешь по берегу Амги, слева от дороги. Идите смело! У кого поджилки трясутся, тех могу подбодрить. Красные спят вповалку, и если мы будем двигаться без шума, ни одна собака не проснется. Прикончим большевиков в постелях — и Абага наша. Ну и повеселимся же мы! Ох, и погуляем!..

— А много их там? — спросил один из бандитов.

— Полсотни. А может, чуть побольше.

— Всего-навсего? Ну, это пустяки!

Командующий отобрал восемьдесят бандитов и двинулся с ними к селу прямо по дороге.

Сутакин и Прокофьев поднажали, мечтая ворваться в Абагу раньше других. Ни тому, ни другому же хотелось терять первой добычи.

«Пока дойдем, всю водку вылакают», — думал охочий до выпивки адъютант командующего.

Бандиты добрались до опушки леса. Между деревьями показались дома Абаги. Вот они, рукой подать! Вперед!.. Вдруг со стороны села загремели выстрелы. С правого фланга ударил пулемет. Коробейников видел, как под пулями падали его вояки. Передние залегли, задние обратились в бегство. Их настигали пули…

— Назад!.. — истерично заорал Коробейников, размахивая наганом. — Застрелю!

Но его никто не слушал. Сутакин отвел своих людей в лес. Вскоре туда сбежались бандиты, наступавшие на Абагу под предводительством Прокофьева.

— Трусы, бабы, мать вашу!.. — до хрипоты кричал главнокомандующий — Дозоров испугались!..

— Да ведь могут и убить, — оправдывался кто-то.

— А ты думал, как? И убить могут, и покалечить — подхватил другой бандит. — Рядом со мной двоих убило.

— Ну-ка, вперед! — Коробейников первым побежал к опушке. — За мной!

— Вперед! — загорланили Сутакин и Прокофьев и бросились следом за главнокомандующим.

Бандиты рассыпались вдоль опушки цепочкой — пошли в атаку.

У самой Абаги банду прижали к снегу — ни туда ни сюда. Коробейников подал команду ползком пробираться обратно к лесу.

Убитых и раненых никто не подбирал…

По распоряжению Военного совета пятой армии Алмазов-Гудзинский сформировал в Бодайбо новый отряд из полуторасот бойцов. В отряд вступили многие из тех, которые вместе с Трошкой устанавливали Советскую власть в Якутии летом восемнадцатого года.

Алмазову-Гудзинскому было приказано вести отряд в Якутск. После продолжительного пути отряд прибыл в Якутск в середине декабря. Зимняя дорога изнурила и вымотала бойцов, но в город они вошли в приподнятом настроении, зная, что их ждут здесь как первых весенних дней. Якутск переживал тревожные, томительные дни. Горожане боялись, как бы банда корнета Коробейникова, которая бесчинствует в восточных улусах, не нагрянула в Якутск раньше, чем подойдет сюда отряд Алмазова-Гудзинского, о существовании которого все уже были наслышаны. Знали также, что отряд находится в пути. И вот наконец он прибыл.

На центральную городскую площадь высыпали все жители города для встречи отряда. На скорую руку была сооружена трибуна. На нее поднялись руководящие работники губревкома и областной партийной организации.

Алмазов-Гудзинский остановил перед трибуной отряд, повернул направо, лицом к трибуне, скомандовал «смирно» и чеканным шагом направился к трибуне.

Председатель губчека Платон Алексеевич Слепцов быстро сбежал с трибуны и, не слушая рапорта, обнял Алмазова-Гудзинского:

— Добро пожаловать, друг!

— Здравствуй, товарищ Слепцов! — поздоровался Алмазов-Гудзинский и скомандовал отряду: — Вольно! — Трошка был растроган теплой встречей.

Бойцов окружила толпа, вскоре они смешались с горожанами.

Федор Владимиров сошел с трибуны и протиснулся к Алмазову-Гудзинскому. Начальник милиции и командир отряда долго мяли друг друга в объятиях, хлопали по плечу, восклицали.

— Какой ты представительный! — сказал Трошка, любуясь Федором.

Федор от волнения не мог говорить.

Отряд Алмазова-Гудзинского недолго задержался в Якутске. 22 декабря он отправился в Абагу, чтобы подменить изрядно поредевший, отряд Семена Владимирова.

В городе Алмазова-Гудзинского еще застала телеграмма из Иркутска. В ней говорилось: «По личному указанию В. И. Ленина и приказу реввоенсовета пятой армии к вам отправлен вновь сформированный отряд под командованием товарища Каландарашвили».

В губревкоме не нужно было объяснять, кто такой Нестор Александрович Каландарашвили. Его уже знали в Якутске как видного организатора партизанского движения в Восточной Сибири.

Вторая телеграмма пришла, когда Семенчик со своим отрядом уже вернулся в Якутск и в городе ожидали прибытия Второго северного отряда. «По приказу реввоенсовета пятой, армии, — гласила телеграмма, — все вооруженные силы на территории Якутской области подчиняются товарищу Каландарашвили, который назначен главнокомандующим».

Тревожные, вести доходили из заречных улусов: бандиты дважды наступали на Амгу, но оба раза — были отброшены с потерями. Разъяренный Коробейников окружил Амгу, не давая выйти из нее ни одному человеку. Прошел слух, что в бою убит командир отряда Алмазов-Гудзинский. Получить какие-либо сведения о положении в Амге было невозможно. Всех связных, которые пытались пробраться в осажденное село, бандиты ловили и расстреливали.

В губревкоме решили послать в Амгу смелого, ловкого человека, способного пройти сквозь бандитские кордоны и заменить убитого командира отряда. Выбор пал на Федора Владимирова. Но посылать его одного было бессмысленно. Случись с ним что-нибудь в пути, и никто даже не узнает.