— На, гляди.

По старому поверью, деньги показывали новой луне, чтобы на протяжении всего месяца кошелек пополнялся.

Как только купец вернулся в дом, скрипнули створки ворот. Залаяла собака. Кто-то въехал во двор, закрыл за собой ворота, распряг коня и отвел его в конюшню.

Шарапов наблюдал в окно, как приезжий вышел из конюшни, стряхнул с шапки и торбасов снег.

«Бывал, значит, у меня, знает, что где находится», — заключил Шарапов, наблюдая за гостем.

Тот не торопился заходить в дом, старательно стряхивал с себя снег.

«Судя по одежде и манерам — якут», — отметил про себя купец и отошел от окна.

А вот и гость — походка легкая, в дорогом наряде. Едва переступив порог, снял шапку из чернобурки, перекрестился на икону и весело сказал:

— Здравствуйте, господин Шарапов!

— А, Федор Егорович! Сколько лет, сколько зим! — воскликнул хозяин. — Проходите, раздавайтесь. Отдала и куда едете? Какие новости?

— Новостей полно. — Федорка начал стягивать с себя доху. Вид у него измученный — дорога, видно, была дальняя.

— Жена, похлопочи насчет самовара! У нас гость! — крикнул Шарапов. — Пройдемте, Федор Егорович, в гостиную.

В гостиной Федорка обратил внимание на портрет Николая Второго, висевшего рядом с иконой Николая-спасителя.

— Вы бы сняли его, Кузьма Петрович. — У вислогубого были свои счеты с Николаем Вторым. При этом царе отца его предали суду из-за какой-то батрачки.

— Да привык, знаете. Снимешь, а там голая стена. Ну, рассказывайте, обрадуйте меня, коли есть чем.

— Тут такие новости! — начал Федорка. — Может быть, слышали: в феврале прошлого года в Якутске ЧК накрыла заговорщиков и всех до единого пересажала.

— Как же, слышал, слышал! — живо откликнулся хозяин.

— Ну вот, а летом большевики на радостях в честь автономии выпустили всех офицеров, что заговор замышляли. Под частное слово! — Вислогубый противно хихикнул. — Ну, а те, не будь дураками, наплевали на честное слово и удрали на восток. Я им тоже помогал.

— На восток? Куда именно?

— В Нелькан.

— Зачем?

— Да вы ничегошеньки не знаете? — удивился Федорка. — Из Аяна в Нелькан большевики перебросили товары, принадлежащие купцу Кушнареву. А смелые люди задумали захватить, это добро. К счастью, вовремя подоспели. Лично я привел в порт офицеров. Бах! Бах!.. И товары вместе с пароходами стали нашими!

— Молодцы! — воскликнет мачинский купец. — Ах, какие молодцы! А что дальше?

— Дальше пошло как по маслу! Немедленно было создано наше правительство, — врал вислогубый. — В Японию и Америку отправлены послы. Объявлена… как ее… мобилизация.

— Мобилизация?!

— Да-да. А как без армии? У нас нынче армия что надо! Неужто совершенно ничего знаете?

— Да нет же! Какая армия?

— Пока только пять тысяч…

— Пять тысяч?.. — Шарапову показалось, что он ослышался.

— Около этого. Сейчас уже, может, и больше. Каждый день прибывает пополнение, добровольцы.

— Господь бог услышал, наконец, наши молитвы! — торжествовал Шарапов. — Пять тысяч!.. Когда же вы освободите от большевиков всю Якутию?

— Скоро. Не пройдет и месяца…

— А как называется ваше правительство?

— Временное правительство Якутской области. Во главе его стоит господин Куликовский. — Вислогубый врал напропалую. — Знаете его, конечно.

— А вы, позвольте полюбопытствовать, получили местечко во временном правительстве? — с придыханием спросил Шарапов.

— Начальник полиции, — не моргнув глазом, соврал Федорка.

Купец молитвенно сложил руки, не спуская глаз с гостя.

— Слава богу, в полиции будет хороший человек. Послушайте, — хозяин осторожно коснулся собеседника, — а что, если против вас ополчатся большевики из России? Знаете, сколько их там? Миллионы. А у нас только пять тысяч. Об этом правительство подумало?

— Все предусмотрено. — Вислогубый успокаивающе поднял руку. — В случае чего, к нам на помощь придут японцы и американцы. Мы уже заручились их поддержкой. А с Японией и Америкой красные не рискнут вступить в войну из-за какой-то Якутской области.

Шарапов облегченно вздохнул.

— А где будет проходить граница государства? Не отойдет ли Мача к России?

— Бог с вами! — успокоил «начальник полиции». — Граница будет проходить по Витиму.

— Это правильно, — одобрил купец. — И Бодайбо останется у нас. Имея в кармане золото, легко будет сговориться хоть с японцами, хоть с американцами. Откроем с вами, дорогой Федор Егорович, золотой прииск. — Шарапов похлопал Федорку по плечу.

Вошла хозяйка и пригласила к столу, который украшали закуски — вареное мясо, строганина из жирной нельмы.

— Ничего не жалко для желанного гостя, — приговаривал Шарапов, откупоривая бутылку с водкой.

Не сводя глаз с бутылки, Федорка сглатывал слюну:

— Недаром говорят якуты: в объемистой посудине всегда остается на дне. И не что-нибудь, а водка! Такое добро сейчас редкость.

— Одна-единственная осталась, больше нет, — вздохнул Шарапов. — Надо пригласить Михаила Николаевича и Прохора Ивановича. Настя! — позвал он дочь. — Сбегай-ка за Юшминым и Петуховым.

Девушка молча вышла.

— Давайте, Федор Егорович, выпьем пока по одной, — сказал Шарапов, разливая водку.

Проголодавшийся в дороге Федорка после первой рюмки повеселел.

Юшмин и Петухов не заставили себя ждать. Поздоровались они с Федоркой как со старым знакомым.

— Прошу за стол, — пригласил хозяин. — Перекусим, чем бог послал, а потом поговорим. Федор Егорович принес радостные вести.

После ужина перешли в гостиную.

Федорка, важничая, пересказал все, что уже наплел Шарапову.

Когда он замолк, Юшмин, повернувшись в угол, к иконам, громко стал благодарить бога, что не обошел он их своей милостью и посылает гибель на красных разбойников. А урядник забегал взволнованно по гостиной, виляя задом, потом остановился перед Федоркой и, вытянувшись, изрек:

— Господин Яковлев, прикажите мне взяться за оружие сию минуту-с! Я буду не щадя живота-с!..

— Запишете, Федор Егорович, — важно произнес Шкапов. — Даю повстанческой армии шесть фунтов золота и пять тысяч беличьих шкурок.

Сказав это, купец посмотрел на Юшмина: «А ты?» — спрашивал взглядом.

— Возьмите у меня старинные империалы, — отдуваясь, проговорим Юшмин, вспомнив о золотых монетах, хранившихся у жены. — Золота тоже фунта два наберу.

— У меня нет ничего, господин Яковлев. — Петухов все еще стоял, вытянув руки по швам. — Если позволите-с, я поеду в Токо вербовать тунгусов-охотников в повстанческую армию. Достану охотничьих ружей. Они не помешают.

— Поезжайте! — одобрил Федорка. — Не нынче, так завтра сюда придет Толстоухов со своей армией. Он вас отблагодарит.

— Помилуйте-с!.. За что благодарить?

— Между прочим, у вас в Маче-то есть большевики?

— Был один, да уехал, — ответил Петухов. — Сын Майи Владимировой — Семенчиком зовут. Комиссаришка местный.

— А мать его тоже уехала? — оживился вислогубый.

— Здесь она, стерва, — ответил Петухов. — И никуда пока не собирается. — Бывший урядник оставался верным себе, продолжая следить, кто куда ездит, чем дышит, как живет, с кем общается.

— Ах, здесь, — не то обрадовался, не то огорчился Федорка. — Ну, что ж… Пожалуй, пора на покой. Утро вечера мудренее. — Вислогубый откровенно зевнул.

Федора Владимирова вызвали в окружком. Начальник милиции уже привык к вызовам, поэтому утром спокойно отправился туда.

Секретарь окружкома устало поднялся Федору навстречу, пожал руку и жестом пригласил сесть.

— Вы давно рветесь в Вилюйск, товарищ Владимиров. Вам представился случай съездить туда.

Федор научился сдерживать чувства, поэтому ничем не выдал своей радости.

— По поступившим недавно сведениям в Вилюйске образовался контрреволюционный заговор. На вас окружком и губчека возлагают задачу раскрыть и обезвредить это гнездо. — Секретарь опустил на стол сжатый кулак. — Жестких сроков вам не даем. Будете находиться в Вилюйске столько, сколько понадобится. Предоставляем вам полную свободу действий. Опираться на местные органы власти, милицию и ЧК. Вот вал мандат…