По наслегам и улусам пошли слухи, будто на востоке, на Аянском тракте, появились бандиты. Одни верили, другие сомневались.

Богачи, бывшие наслежные князьки, улусные головы, с надеждой ждали восстановления старой власти.

О красном отряде Семена Владимирова, посланном на восток, знало только областное начальство.

Перед самым Новым годом к Иннокентию в Кильдемцы пожаловал нежданный гость. Это был Федорка Яковлев.

Иннокентий сделал вид, что обрадовался ему, и засыпал вопросами: «Откуда? Куда? Почему так долго не заглядывал?»

Вислогубый, загадочно улыбаясь, важничал:

— За делами некогда по гостям разъезжать.

— Какие же у тебя дела при нынешней-то власти? Большим начальником стал?

— Большим. Только большевики тут ни при чем. Хочу обрадовать: не пройдет и месяца, как все переменится к лучшему.

— Да что ты говоришь?! — Иннокентий вытянул морщинистую шею, готовый слушать новости.

— Большевиков вот-вот прогонят.

Иннокентий махнул рукой. Наслышался он подобных разговоров, теперь они только раздражали его.

— Поздно, братец. Пословицу знаешь? Потерянного не найдешь, ушедшего не вернешь, утонувший не вынырнет, мертвый не воскреснет.

— Иногда и мертвые воскресают.

За чаем Федорка «разоткровенничался»:

— Мы уже сколотили огромную армию. Большевики сунулись было к нам, да все до единого полегли в снегу. Пять тысяч одних трупов.

Купец сокрушенно покачал головой:

— Опять кровь… Мало пролили ее? Никак не уйметесь.

— Выгоним из Якутии коммунистов и заживем припеваючи. Еще лучше, чем раньше.

— Дай то бог! Но что-то плохо верится. У здешних большевиков за спиной Россия! У них орудия, аэропланы…

— А у нас — Япония, Америка. И орудий тоже навалом! Знаешь, сколько их у нас? — Вислогубый наморщил лоб. — Триста сорок штук из Японии прислали. На деревянных колесах. Огромные! Мы в них оленей запрягаем. Американцы — чуть поменьше — двести семьдесят. Стрельнешь из такой — земля гудит!..

У Иннокентия, который, как ни странно, верил этой болтовне, удивленно округлились глаза.

— Господи! Сколько же их получится, если сложить? Четыреста десять! Не дай бог! И все против людей? За что же американцы и японцы дают вам пушки? Даром-то они вряд ли…

— За золото и пушнину.

— Вот как! За золото и пушнину. — Иннокентий вздохнул. — За золото и пушнину — пушки. У них этого добра, должно быть, много. Ох, лучше бы не связываться с американцами. Пустят они нас по миру, попомни мое слово, если жив будешь.

— Правительству виднее.

— Какому правительству? — не понял Иннокентий.

— Да ты что, старый гриб, с неба свалился? — искренне удивился вислогубый. — Нашему правительству! У нас же теперь свое правительство! Что, не слышал? И что почти все восточные улусы очищены от большевиков, тоже не слышал?

— Господи, да откуда же мне?.. Живу, как в лесу, людей не вижу.

— Через три дня в Чурапче собирается наше якутское правительство. Мне надо успеть туда. Господин Куликовский строг, наш премьер-министр. Умнейшая голова! И всегда интересуется, кто сколько пожертвовал на приобретение оружия и боеприпасов. Шарапов дал двенадцать фунтов золота и пятнадцать тысяч беличьих шкурок, господин Юшмин дал полон чулок империалов. А чем ты, старикан, готов помочь свободной и независимой Якутии? — Федорка уставился на Иннокентия.

Купец отодвинул от себя стакан с недопитым чаем, с недоумением поглядел на собеседника.

— А вдруг красные пронюхают? Что тогда?

— Если пронюхают, быть тебе без головы. Поэтому я и не обращаюсь с просьбой нашего правительства к первому встречному. Мы опираемся на людей верных и надежных. Если нет золота, давай пушнину, продовольствие, одежду. Надо во что-то одевать армию.

— Господи, да откуда у меня пушнина, продукты, одежда? Не видишь, гол как сокол, с хлеба на воду перебиваюсь. Дырка у меня в кармане… И рад бы дать, да нечего.

— Небось припрятал золотишко? Знаем, знаем. Не от большевиков, от нас припрятал. С хлеба на воду… А большевиков поишь и кормишь! А случается, и укрываешь их от нашего суда. Говорят, ты сына Федора Владимирова у себя прятал. А?

Иннокентий тяжело встал, вышел из-за стола. Он с трудом сдержал себя, чтобы не указать вислогубому на дверь.

— Раз люди говорят, значит, правда. Ты же сам видел его.

— Я видел?.. Когда?

— Сидели рядом за столом и ужинали.

— Помню, парнишка какой-то тут сидел… Так это…

— Он.

Федорка вскочил, ударил кулаком по столу.

— Чего же ты молчал?

— Не в моей натуре выдавать своих гостей. Я же не бегу в ревком заявлять, что у меня находится человек из якутского правительства? Для меня ты — гость.

— Куда он тогда исчез?

— Сбежал, наверно, ночью. Я и сам его больше не видел.

— Ты помог ему убежать?

— А хотя бы и так? Я нянчил когда-то этого парня, он мне не чужой.

— Ты продался большевикам! Ты!.. — Вислогубый топал ногами, брызгал слюной. — Мы тебя за решетку!

Иннокентий распахнул дверь:

— Пошел вон, дурак! Или я сейчас позову соседей.

Федорка потерял дар речи. Он еще никогда не видел купца таким сердитым. Старик весь трясся от гнева.

— Вон!

Яковлев, как побитый пес, пошел к порогу, обернулся и дурашливо захохотал, глядя на разгневанного хозяина.

Иннокентий часто заморгал глазами.

— Не выводи меня из себя, — срывающимся голосом выкрикивал он, — не выводи!..

Федорка, хохоча, толкнул задом дверь и вышел.

Отряд Коробейникова из двухсот «штыков» продолжал наступление по замерзшему руслу Алдана. Без единого выстрела банда прошла от Петропавловского до Чаппанды и, разделившись на три группы, устремилась к реке Амге. Наступление развивалось в трех направлениях: на Чичимах, Мырылу и Мындагаю.

Не встретив на своем пути ни одного красноармейца, бандиты «взяли» Чичимах и пошли дальше, на Ытык-Кель. Преуспел и полуотряд, наступавший на Мырылу. Он продвинулся дальше — в Чурапчу.

«Сдалась» без сопротивления и Мындагая. Полуотряд пошел дальше по реке Амге и между Мяндыгой и Абагой неожиданно столкнулся с разведкой красных. Потеряв в перестрелке троих, бандиты вернулись в Мяндыгу.

Услышав о столкновении с красными, Коробейников спешно прибыл в Мяндыгу.

— Братья! — воскликнул глава повстанцев. — Новый девятьсот двадцать второй год мы должны встретить под колокольный звон абагинской церкви. Завтра наступаем на Абагу. Командовать штурмом буду я.

В Абаге находился красный отряд комиссара Владимирова, отступивший из Петропавловского.

29 декабря Семенчик с пятью красноармейцами поехал в разведку. Разведчики прискакали к тому месту, где вчера произошла перестрелка с бандитами, и проехали еще две версты. На снегу от дороги в алас проложен был санный след. Кто-то недавно проехал.

Семенчик остановил разведчиков и, велев им подождать на дороге, поехал по следу. Бороздки от полозьев привели Семенчика к занесенному снегом стогу. Пожилой мужик грузил сено в сани. Серый бык, склонив рогатую голову, жевал сухую траву. Мужик, увидев перед собой вооруженного всадника, выронил вилы.

— Здравствуйте, — поздоровался Семенчик. — Не бойтесь, ничего худого вам не сделаю.

— Здравствуйте, — пробормотал мужик, не спуская с Семенчика испуганных глаз.

Всадник улыбался, и это немного успокоило мужика.

— Вы, часом, не из Мяндыги? — спросил Семенчик.

— Из Мяндыги.

— Бандитов там у вас много?

— A-а, так ты красный?.. Раз бандитами их называешь, стало быть, красный. Они не любят, когда их бандитами… Не так много, человек шестьдесят. У меня на постое четверо. Мои постояльцы сказывали, будто вчера к ним, в Мяндыгу, приехал большой тайон-офицер и велел идти в наступление на Абагу. Ждут еще своих из Чурапчи.

— Не говорили, когда собираются наступать на Абагу? — спросил Семенчик, помрачнев.