— Потому что дураки, господин командующий. Темень, ни черта не понимают! — Федорка икнул.

— Ты прав, поручик! Ты совершенно прав! Если бы якуты понимали нашу цель и были бы верны независимой Якутии, как верен ты, мы бы давно победили большевиков. А то ведь не на кого положиться! Все трусы, шарахаются от каждого выстрела, как вороны. А бабу увидят — растают.

Федорка облизнул губы и поддакнул:

— До баб-то все охотники. Хи-хи.

— Побольше бы у меня таких, как ты, друг мой, — продолжал офицер, — и горя бы не знал.

— Наш род весь такой. Мой покойник батюшка был улусным головой, сам царь пожаловал ему серебряную медаль.

— А я знаю, поручик. — Коробейников наполнил Федоркин стакан. — Я все знаю о столпах будущего якутского государства. Ты один из важных столпов. Запомни это. Поэтому с тебя уже сейчас многое будет спрошено. Большому кораблю — большое плавание. Кстати, долго я думал, кому бы доверить одно дело… И вот остановился на тебе, поручик.

— Какое дело?

— Выпей.

Федорка выпил через силу — что-то не шел самогон.

— Закусывай. Поезжай-ка ты, поручик, навстречу красным, которые движутся с юга, внимательно следи за каждым их шагом. Докладывать будешь мне в штаб.

Федорка захлопал глазами: ехать к красным! Да они же в момент — царап! — и нет поручика Яковлева…

— Испугался, дружок? Да ведь красные не убивают каждого встречного-поперечного. И тебе они ничего не сделают. Прикинешься охотником или золотоискателем. Мало ли якутов по тайге шляется?

— Там есть один человек, который знает меня. К-к-комиссар… — От волнения вислогубый начал заикаться.

— А ты не лезь ему на глаза. Подумаешь, один человек! Ну, по рукам, министр?.. — Корнет поднялся из-за стола.

Федорка принужденно заулыбался и тоже тяжело встал:

— Что ж, могу…

— Благодарю, мой друг! Ты даже не представляешь, какую неоценимую услугу делаешь нашей армии.

В одну из темных ночей подобно волку, бегущему навстречу близкой добыче, бандитский лазутчик тронулся в путь, чтобы помочь своему атаману заманить в засаду отряд Нестора Каландарашвили.

Отряд Каландарашвили двигался по почтовому тракту из Нохтуйска в Олекминск. Семенчик на каждом ямском станке расспрашивал о бандитах. Но местные жители пребывали в полном неведении. Только в Юнкюре один старик сообщил: по слухам, бандиты нагрянули в Токо, у многих тунгусов поотбирали ружья и оленей. Население очень озлоблено на этих разбойников.

Как только вошли в Олекминск, Нестор Александрович попытался связаться по телефону с Якутском. Но связь оказалась прерванной. Каландарашвили приказал начальнику почты исправить повреждение. На линию были посланы монтеры.

Между станками Солянка и Харыйалах монтерам встретился охотник. Остановились побеседовать. Следопыт рассказал, что в Балаганнахе, в шестидесяти верстах от окружного центра, объявились какие-то «братья». Вчера они спилили телеграфные столбы и пустили их в дело — строят на берегу Лены укрепление.

Монтеры немедленно вернулись в город и обо всем доложили Каландарашвили. Командир поблагодарил за важные сведения и вызвал к себе Асатиани.

Посовещавшись, решили дать бойцам три дня отдыха. А тем временем хорошо разведать дорогу, чтобы избежать всяких неожиданностей. В разведку направили эскадрон под командованием боевого многоопытного командира Ивана Яковлевича Строда. Это был еще молодой голубоглазый человек двадцати восьми лет. Живой, веселый и общительный, комэскадрона прошел хорошую школу в Красной Армии. Учителями его были Сергей Лазо и Нестор Каландарашвили.

Во время колчаковщины руководители Центросибири скрылись в тайге. Они хотели окружным путем, через Олекминский округ и другие северные районы, пробраться в Советскую Россию. Каким-то образом белые разнюхали про эти планы, и навстречу центросибирцам выехал отряд офицера Захаренко. Напали на коммунистов недалеко от Олекминска, когда те расположились на отдых, и захватили их врасплох. Только шестеро уцелело. Среди них Иван Строд. Его вместе с другими большевиками продержали в Олекминской тюрьме до декабря девятнадцатого года. Освободили узников восставшие рабочие, солдаты и пашенные крестьяне. В опустевшие камеры посадили колчаковских чиновников и богачей, оказавших активное сопротивление Советской власти.

В январе двадцатого года Строд, во исполнение директивы Якутского военштаба, создал в Олекминске красный отряд и отправился в Сунтар устанавливать Советскую власть. Боевой командир хорошо знал Ленский тракт, исходил эти места вдоль и поперек. Недаром остановили на нем выбор Каландарашвили и Асатиани, когда думали-гадали, кого послать в разведку. Из Сунтара Строд повел свой отряд через Олекминск в Якутск, затем — в Иркутск.

Первое донесение разведчиков было получено со станка Харыйалах. Строд сообщал, что бандиты несколько дней назад оставили Балаганнах и скрылись в лесу, путь на Якутск свободен.

Получив донесение, Каландарашвили отдал приказ двигаться дальше.

Путник вошел во двор местного богача Егорова и остановился у ворот. На крыльце появился рослый старик в накинутой на плечи шубе, неторопливо сошел со ступенек и тоже остановился, выжидающе глядя на пришельца.

— Здравствуйте, — произнес незнакомец и улыбнулся.

— Здорово, — буркнул старик. — Проходи. Чего стоишь у ворот?

Вместе вошли в дом. И только когда гость, не дожидаясь приглашения, разделся, Егоров спросил:

— Не из Аняха?

— Из Аняха, дядя Гермоген, — ответил гость.

Егоров удивился, что незнакомец называет его по имени.

— Мы с тобой вроде незнакомы, что-то я тебя не припомню, — неуверенно сказал богач.

— Зато с моим отцом знакомы. Я сын Барсукова, Васька…

— А-а! — оживился старик. — Ты как-то ночевал у меня с отцом. Дай бог память, это было…

— Давно, дядя Гермоген. Мы ездили с батюшкой в Якутск.

— Ну, как там отец?

— Состарился. Часто болеет. А вы еще ничего!

— Скрипим… Ты что, пешком?

— Где пешком, а где на перекладных, — ответил Васька, — Красных в деревне нет?

— Часа три как ушли. А зачем тебе красные?

— Куда ушли?

— Дальше по дороге. Ты что, догоняешь их?

Васька помялся немного и рассказал Гермогену, что заставило его мотаться по дорогам. По поручению господина Толстоухова он следит за продвижением красных, чтобы дать знать Коробейникову, который готовит под Якутском засаду. Сейчас Ваське необходимо обогнать красных, но как это сделать — вот в чем загвоздка. Лошадь ослабела, да и дорог он здешних не знает.

— Я дам тебе рысака и покажу, как выскочить наперед, — успокоил Гермоген.

— Я уже пару лошадей загнал, — признался Васька.

— У меня рысак крепкий, — заверил гостя Егоров. — Хоть жалко мне его, но пусть послужит святому делу!

За воротами Гермоген стал подробно объяснять, как Ваське нужно ехать, чтобы обставить красных. По тракту, идущему вдоль Лены, надо добраться до развилки дорог. Одна сворачивает налево, вторая — направо. Красные поехали по левой, главной дороге. Ваське же нужно свернуть направо и доехать до острова, на котором расположена маленькая деревушка. Дорога пойдет дальше на север, до самого Покровска, где соединится с главной дорогой. Путь выйдет короче верст на сорок.

— В Покровске возле церкви живет Кочка, у него большая усадьба. Этот человек известен во всей округе. Заедешь к нему и передашь от меня поклон. Кочка тебе поможет. На него можно положиться.

Старик не обманул: рысак оказался — лучше не пожелаешь. Васька ехал без остановок всю ночь. Утром подкормил коня сеном, прихваченным на дорогу у Гермогена, и заторопился дальше. Путь лежал по обрывистому берегу реки мимо тальниковых кустарников. Потом Васька свернул на дорогу, бегущую через маленькие озера и заснеженные поля. На сугробах, переливаясь, играли полуденные солнечные лучи. По обочинам блестели, отражая солнце, капельки влаги — вестники стремительно приближающейся северной весны.