— Нет.

— Нет, скажешь! Или я тебя!.. — Федорка вытащил револьвер и завертел им в руках. — Ну?

Настя из своей комнаты слушала, как допрашивали Майю. «Скажет или нет?» — тревожно думала она.

— Выйдите все. Я один на один с ней потолкую. — Федорка распахнул дверь гостиной и, когда все вышли, запер ее на ключ.

— Все равно ничего не добьешься, — предупредила Майя.

Яковлев достал из шкафа бутылку водки, улыбнувшись, подмигнул Майе:

— Давай-ка выпьем с тобой.

Женщина старалась не выдать своего испуга.

— Только что грозился убить, а теперь приглашаешь за стол?

Федорка налил себе полный стакан и, снова подмигнув Майе, выпил его одним духом.

— Значит, молчишь, милая моя? — Язык у Федорки стал заплетаться.

— Да какая же это мать предаст человека, который спас от смерти ее дитя?

— Если не скажешь, я тебя убью. Убью, гадюку, хоть и люблю!.. — Вислогубый схватил пистолет, щелкнул курком.

Вдруг дверь из Настиной комнаты распахнулась. Девушка стаяла на пороге — бледная как мел, глаза метали молнии.

— Это я их предупредила! — Она подошла, встала между Федоркой и Майей. — Я!.. Перестань ее мучить!

Яковлев сел на стул, открыл рот и некоторое время смотрел на Настю осоловевшими глазами, потом вскочил, бабьей трусцой подбежал к двери, распахнул ее и закричал:

— Кузьма Петрович! Кузьма Петрович!

Шарапов, который прилег было отдохнуть после бессонной ночи, ворча, вошел, почесывая спину.

— А ты что здесь делаешь? — шикнул он на дочь.

Та молчала, с вызовом глядя на отца. Верхняя губа у нее подрагивала.

Федорка, дыша водочным перегаром в лицо купцу, крикнул:

— Вот, полюбуйтесь на эту барышню! Она предательница, доносчица! — Он показал наганом на Настю.

— Ты пьян, — прошипел Шарапов, загородив собой Настю. — Поди проспись. — Купец был зол на Яковлева, заварившего всю эту кашу перед самым приходом красных.

— Ваша дочь предательница! — «начальник полиции» перешел на визг.

Шарапов медленно повернулся к Насте.

— Это правда?..

— Да, правда.

Майя видела, как у купца налились кровью глаза, лицо, шея. Тяжело переступая непослушными ногами, он подошел к столу, сел.

— Настя! — крикнул он так громко, что в шкафу зазвенели хрустальные рюмки. — Что ты натворила?!

Настя попятилась назад, намереваясь выскользнуть из комнаты, но вислогубый загородил ей дорогу, грубо оттолкнул от двери.

— Кто тебя надоумил? Кто?! — Шарапов поднял трясущиеся руки.

Девушка молчала. Майя полными тревоги и ласки глазами смотрела на нее.

— Говори!.. — Купец встал и пошел на дочь.

— Никто… Я сама… Вы же хотели их убить…

Шарапов потянул растопыренные пальцы, схватил дочь за волосы и начал трясти.

— Убью!.. — Он отшвырнул ее в сторону.

— Убивайте! — с ожесточением кричала Настя, обливаясь слезами. — Убивайте! Зато я спасла людей… Сеню…

— Да он же коммунист!.. Хуже сатаны!.. — в диком исступлении завопил Шарапов.

— Ну и пусть коммунист! Все равно он лучше всех! Я люблю его! Люблю! Люблю! А вас всех ненавижу!..

Федорка с перекошенным от злобы лицом взвел курок и стал цедиться в Настю.

Майя бросилась на вислогубого, вцепилась в его руку. Прогремел выстрел. С потолка посыпалась штукатурка. Майя подбежала к девушке, прижала ее, закрывая своим телом.

— Родненькая, хорошенькая… Настенька… Он тебя не поранил?

Настя, прильнув к Майе, зарыдала.

Как ни был ослеплен злобой Шарапов, он видел, что Майя только что спасла жизнь его дочери.

— Брось свою игрушку!.. — Он выхватил у вислогубого наган. — Пошел вон!.. Проспись лучше…

Вислогубый захлопал глазами:

— Ну, ты!.. Говорил, своими руками предателя…

Шарапов вырвал Настю из объятий Майи:

— К нищим в невестки собралась!.. Ну, и убирайся с глаз моих!.. Сейчас же убирайся! — И вышел, хлопнув дверью.

— Большевики-и! Все вы большевики! — визжал вислогубый, как недорезанный, мечась по комнате.

— А ты зверь, — спокойным голосом сказала Майя. — Для тебя человека убить, что муху прихлопнуть. Иди, милая, — ласковым голосом обратилась она к Насте. — Да не попадайся на глаза старому. Иди, иди, — и почти вытолкала ее в двери девичьей.

— Погоди. — Вислогубый поймал Майю за плечи, сильным толчком повалил на кровать.

— Не трогай меня! Горло перегрызу!

— Выходи за меня замуж! Тогда я твоего сына пальцем не трону.

— У меня есть муж!..

— А где он, твой муж?..

— Где-нибудь живет…

— Вот именно, где-нибудь живет… с другой. Я видел твоего мужа в Якутске. Он служит милиционером. А к тебе вот не возвращается, наверно, завел новую семью…

— Ты с кем-нибудь спутал…

— Мне-то не знать Федора, который вырос на нашей простокваше! И купец Иннокентий говорил, что муженек твой заходил к ним.

— Когда?!

— Осенью.

— Ты лжешь, лжешь!.. Был бы Федор жив, он бы нас под землей нашел!..

— Нашел, только не тебя… — Яковлев приблизился к Майе, опять повалил ее на кровать.

— Пусти!..

Федорка упал на колени.

— Майя, неужели тебе белый свет не мил?.. Неужели все равно для тебя, что смерть, что сон? Я же убью тебя, если не станешь моей женой! Тебя и себя убью! Соглашайся!.. Стану твоим батраком!..

— Ни за что! Лучше заживо сгореть!

— Не торопись в костер! Я еще тобой потешусь!.. — Вислогубый навалился на Майю, стал рвать на ней одежду.

— Помогите! — исступленно закричала Майя.

На крик вбежала Настя, подскочила к Федорке, стала молотить его кулаком по спине.

— Тятя-а! Тятя-а!

Шарапов ворвался как буря, стащил вислогубого, оттолкнул:

— Ф-фу, скотина!

— Бей его, тятя! — Лицо Насти пылало. — Бей до смерти! Бей, говорят тебе!..

Майя встала, закрывая платком грудь.

— Пусть она убьет меня, — плаксиво мямлил Федорка, протягивая к Майе руки.

— За нее сделает это сын или муж, — угрюмо бросил купец и, посмотрев на Майю, прошипел: — Сейчас же уходи…

— Спасибо, Настенька, — промолвила Майя и вышла.

— Проклятая! — крикнул ей вслед вислогубый. — Ну, погоди, доберусь…

Они умчались на двух подводах в сторону станка Никольский. Комиссар сидел спиной к лошади на задних санях, чтобы удобно было отстреливаться в случае новой погони. На первой подводе ехал председатель Нохтуйского ревкома Кэрэмэс. Лошадей они увели со двора ревкома — там стояли те самые двадцать подвод, которые выделил Барсуков.

В двух верстах от Никольского дали лошадям маленькую передышку и поехали дальше.

На вторые сутки добрались до ямского станка Мурья. На повороте их остановили. Подводы окружили всадники в овчинных полушубках и буденовках.

— Далеко едете?

— Из Якутска. — У Семенчика дрогнул голос от радости: наконец-то встретили своих. — Везем пакет командующему.

— Следуйте за нами.

К ямскому дому их сопровождали пятеро всадников.

В большой комнате сидел за столом крупный плечистый человек. Кудрявая, окладистая черная борода закрывала почти всю грудь, длинные волосы доставали до плеч.

Высокий красноармеец простуженным голосом доложил:

— Товарищ командующий, из Якутска прибыли люди с пакетом.

— Раздевайтесь, товарищи, — басом сказал командующий, — грейтесь. На дворе холодно. — Он разорвал пакет и углубился в чтение. Потом поднял на Семенчика большие грустные глаза и спросил: — Тебя как звать?

— Семен Владимиров…

— Сеня?

— Это по-русски. Мама зовет меня Семенчиком.

— Хорошее имя. А меня — Нестор Александрович Каландарашвили, — представился командующий.

— А я знаю. — Семенчик смущенно улыбнулся.

— Сколько же тебе лет?

— Восемнадцать.

— Да ты уже пожилой, — пошутил длиннобородый, ласково глядя на Семенчика. — Начальник штаба! — позвал он.

Из другой комнаты вышел молодой командир, высокий, стройный.