Иван Семенович уехал и как в воду канул. Майя с нетерпением ждала вестей и стала раскаиваться, что доверилась незнакомому человеку, отдала векселя.

Наконец, Майя, не выдержала и спросила у Иннокентия:

— Тот человек бесследно пропал… Что с ним могло случиться?

— Кто его знает? Он обычно приезжает ко мне в конце года или в начале. Приедет.

Майя встревожилась:

— Уж не отдал ли он Яковлеву те бумаги, которые взял у меня?

— Что ты, господь с тобой! Иван Семенович не такой человек…

Майя успокоилась, но не надолго. Ей все чаще и чаще приходила в голову, мысль, что, может, и этот Иван Семенович из тех, которые готовы из-за денег погубить человека.

Когда чего-нибудь ждешь, время тянется долго. Майя прямо изнывала в ожидании Федора и Ивана Семеновича. Ни тот ни другой не приезжали, и Майя не знала ни сна, ни покоя.

Время повернуло к весне, дни становились длиннее, солнечнее. Снег таял, растекались лужи. Днем было тепло, а ночью еще держались морозы. Начала портиться санная дорога.

Но весна непостоянна. День-два греет солнце, каплет с крыш, снег тает — залюбуешься, а на третий день, смотришь, небо подернулось ржавчиной, мороз, опять зима. В такие дни Майя была мрачнее тучи. И все же весна берет свое: теплых дней становится все больше и больше, солнечные лучи покрывают людей загаром. Снег от санных полозьев сверкает, как стекло. Сани скрипят на разные голоса, словно музыка.

Когда по дороге через Лену едет подвода, нетерпеливое «но-но», обращенное к лошади, отдается громким эхом, перекатывается до самой горы. По утрам дятел стучит по мерзлой коре старой ели, и этот стук, подхваченный эхом, перерастает в мощную барабанную дробь.

Попозже в звенящий птичьими голосами воздух врываются раскаты грома — воды Лены начинают взламывать толстый лед. Этот гром — мощная музыка в честь пробуждающейся силы, предтеча летних буйных гроз, несущих изобилье.

Но пока что далеко до распутицы. Майя часто выходит на улицу, глядит на солнце, на много ли оно стало выше. На полях из-под снега начала выглядывать земля, образовались проталины.

Майя ждала Федора со дня на день, часто выходила за ворота, смотрела на дорогу. Но он все не приезжал.

Даже Иннокентий стал беспокоиться:

— Что-то запаздывает наш Федор. Застанет распутица на дороге — не доедет домой.

Приехал Федор вечером. Майя укладывала Семенчика спать и услышала во дворе скрип полозьев. Она выбежала во двор и увидела Федора. Он привязывал лошадей. Майя подбежала к нему, обняла за шею…

— Как сын? — спросил Федор.

— Еще не спит, ждет тебя.

Находясь на свежем воздухе, Федор выглядел хорошо, немного как будто даже загорел. Поездка выдалась удачной, все грузы перевез по назначению. Иннокентий получил много прибыли.

Хозяин на радостях в тот же вечер закатил пир. Майя не очень была довольна — ей хотелось скорее остаться наедине с Федором, а тут стряпай, накрывай на стол, потом убирай, мой посуду. Но хозяин велел — ничего не поделаешь.

За стол сели в хорошем настроении, чокнулись, подняли рюмки. Федор рассказал, как Шарапов на Маче пытался надуть его и как поймался.

— Ему, жадюге, все мало, хотел дополнительно погреть руки. Стал смотреть у него двухпудовые гири, гляжу, ко дну конский навоз приморожен — хоть на полфунта, но тяжелее. Немедленно, говорю, замените фальшивые гири, или я сейчас же уеду.

— То-то. — Иннокентий многозначительно поднял вверх палец. — Не бойся бедняка — он не обидит. Остерегайся богача.

Кто-кто, а Федор с Майей знали, что за скоты богачи. Захмелевший работник осмелел и спросил у хозяина:

— Вы тоже обманываете людей, как все богатые?

— Приходится порой… Деньги, они, знаешь, не разбираются, кто их берет: дурак или умный. Только у дурака и бедного карман-то с прорехой, деньги не держатся, смотришь — вывалились на дорогу. Тут уж не зевай, хватай их.

Иннокентий вдруг засмеялся:

— Да ты, Федор, тоже не промах, под купеческого сына работал.

Федора передернуло. Майя заметила это и готова была сквозь землю провалиться. «Зачем я им сказала». — подумала.

— Под какого сына?.. — Федор сделал вид, что не понял хозяина.

— Под купеческого, с фальшивыми векселями в кармане. Сын купца Гаврильева! — Иннокентий захохотал.

Федор метнул на жену недовольный взгляд: «Вот еще разболтала». Майя покраснела, опустила глаза.

Купец Иннокентии, как он ни был выпивши, понял, что хватил через край.

— Ну, ты не обижайся, я пошутил. Если Иван Семенович выиграет дело, вы сами станете богатыми людьми.

Ночью Майя рассказала Федору об Иване Семеновиче и о том, что она передала ему бумаги.

— Куда-то он пропал с векселями, наверное, надул, — огорчалась Майя.

— Никуда он не денется с твоими бумагами, приедет, — улыбаясь, сказал Федор и обнял жену.

Оттого, что муж не только не стал ругать ее, а шутит и улыбается, Майя обрадовалась. И без этих бумаг они счастливы, и больше ничего им не надо. Были бы они здоровы и вот так всегда любили друг друга.

Иван Семенович с векселями, полученными от Майи, зашел к Аркадию Романовичу Эхову.

Эхов не перебивая выслушал гостя — старик не забыл Харатаева, хотя с тех пор много воды утекло. Но не годы его состарили — трудная судьба политического ссыльного, тяжелый климат, скудная однообразная пища.

— Как звали девушку? — спросил Эхов, когда Иван Семенович закончил рассказ.

— Майя, Мария.

«Неужели это моя бывшая ученица?» — промелькнула у него мысль.

— Голова Яковлев — существо грубое, темное, наглое, — покашливая, заговорил Эхов, — Яковлев мнит себя царьком, и, к сожалению, он не заблуждается: сей сатрап вершит судьбами своих подопечных с изяществом медведя, навалившегося на коровью тушу. О купце, которого вы по-приятельски зовете Иннокентием, я тоже слышал. Это штучка тонкая. Он и ласков и обходителен, готов прийти на помощь ближнему, но с ним держи ухо востро. Новый якутский буржуа, торгаш, капиталист с большим будущим. Такие, как Иннокентий, проглотят Яковлевых, Харатаевых, заарканят всю Якутию.

Иван Семенович не вникал в такого рода тонкости. Он прежде всего знакомился с делом, взвешивал все «за» и — «против» и, если, были шансы выиграть процесс, брался вести тяжбу. Иван Семенович увлекался, входил в азарт, с жадностью подсчитывал убыли и прибыли. А когда дело завершалось, корил себя, что столько сил и времени отдано такому пустяку.

— Я заехал к вам, Аркадий Романович, посоветоваться, стоит ли браться за это дело? — спросил юрист. — Не безнадежно ли?

— Нет, не безнадежно, — ответил Эхов. — Процесс вы, можете выиграть. Даже наверняка выиграете.

Иван Семенович обрадовался и забегал по комнате, готовый немедленно мчаться в суд.

— Скажите, пожалуйста, не взыщут ли с батрака, который был поставлен перед необходимостью самозванства? Он нынче состоит в законном браке с дочерью господина Харатаева.

Аркадий Романович засмеялся и показал шиш:

— Батраку теперь ничего не будет. С него взятки гладки. Так что желаю вам удачи!

— Я так и думал, — потирая руки, сказал Иван Семенович. — Голубчик, Аркадий Романович, помогите мне составить прошение!

Эхов встал, достал с полки свод законов Российской империи. Он долго листа огромную книгу, найдя нужную страницу, углубился в чтение.

— Какая она из себя, дочь Харатаева? — подняв голову, спросил Эхов.

— Писаная красавица! У меня нет слов!..

— А муж?

Юрист приподнял плечи:

— Понятия не имею. Я его не видел.

Аркадий Романович положил перед собой на стол бумагу, вооружился пером и стал писать. Писал он не спеша, заглядывая в книгу. Часто вставал, прохаживался по комнате и опять писал.

— Вы точно удостоверились, что эта женщина — родная дочь Харатаева? — однажды спросил он у Ивана Семеновича, оторвавшись от писанины.