— Тогда это не ураса, — заменил Федор.
— Были ураса, а потом, наверно, превратилась в камень. Шаманы все могут, — ответил старик. — Но камень-то похож на урасу. При восходе и закате весь сверкает. Далеко видно!.. Вот так они и жили. Мууйя ничем не выдавала себя, что она удаганка, была как все. Только в дни полнолуния ее нельзя было узнать — делалась печальной, молчаливой. В это время умирал кто-нибудь из ее, родственников.
Однажды поутру, встречая с мужем восход, Мууйя прижалась к Янкану, стала целовать его и ласкать.
«На том берегу речки, — сказала она, — живет охотник. У него есть дочь Имана. Женись на ней, Янкан, если ты меня любишь!»
Янкан страшно удивился, услышав такое от любимой жены, подумал, что она с ума сошла.
«Я тебе добра желаю. Вот уже три года как мы с тобой живем, а детей у нас нет. И не будет. Нет ничего страшнее, когда пепелище остается без пеньков и на том месте некому построить новый дом».
«Перестань!.. Мне с тобой хорошо, а без тебя я умру!»
Мууйя была веселая, шутила, смеялась.
Через несколько дней Янкан стал собираться на охоту. Мууйя стала проситься:
«Возьми меня с собой».
Янкан согласился. Преследуя целое стадо диких оленей, они переплыли Витим. У речки Сыпа Янкан и Мууйя догнали оленей и троих сразили стрелами.
«Я страшно устала, — пожаловалась Мууйя. — Вот видишь урасы? Давай попросимся на ночь, отдохнем немного. Под открытым небом опасно оставаться — как бы не было дождя».
Мууйя сама облюбовала урасы. Гостеприимные хозяева встретили гостей хлебом-солью, как говорят у русских.
Входя в урасу, Янкан забыл наклониться и сильно ударился о шест. Так сильно, что его, беднягу, оглушило. Но он, будто сквозь сон, слышал, как у него спросили:
«Янкан, ты любишь Иману?»
И он ответил:
«Люблю». — Сказано это было в полузабытьи, по чьему-то наущению.
Спать его положили с Иманой. Все, что потом с Янканом происходило, он не помнил.
Очнулся Янкан уже дома. Увидев рядом с собой незнакомую девушку, он спросил:
«А это кто?»
«Твоя жена», — смеясь, ответила Мууйя.
«Не смейся. Кроме тебя, нет и не будет у меня женщин!»
«Ты лишил ее девственности, теперь уже поздно отказываться. Она родит тебе чудесного мальчика. Он продолжит твой род, — сказала Мууйя. — Вы будете жить тут, а я в верхней урасе!»
Янкан вместе с Мууйей поднялся на утес, где стояла ураса. Он положил ей на грудь голову у заплакал, как ребенок.
«Зачем ты так сделала? Я одну тебя люблю! Эту девушку надо выдворить отсюда, она мне противна».
«Не смей так говорить о ней! И сейчас же убей меня!» — взмолилась Мууйя.
Янкан удивленно посмотрел на Мууйю. Та сидела и улыбалась, как будто ничего особенного не сказала.
«Пока я живу, тебе не будет покоя, — спокойно сказала она. — Поэтому лучше убей меня. Я очень прошу тебя».
«Я скорее сам себя убью!» — ответил он.
Янкан в ту ночь не ушел от Мууйи, пробыл с ней в урасе до утра. Всю ночь он проплакал у жены на груди.
А утром Мууйя сказала Янкану:
«Если ты меня и вправду любишь, иди на охоту. Плыви по реке вниз по течению. С восходом солнца справа, под горой Буур, ты увидишь оленя с золотыми рогами. Срази стрелой этого оленя и принеси мне его сердце!»
Эта просьба никаких подозрений у Янкана не вызвала. Он захватил лук, стрелы, сел в лодку и поплыл по течению. Утром под горой Буур он увидел оленя с золотыми рогами. Подкрался поближе и пустил в него стрелу. Янкан видел, как стрела пронзила оленю грудь. Он подпрыгнул и поскакал вниз по реке. Охотник стал преследовать раненого оленя, идя по кровавому среду. Так он долго кружился по распадкам, ключам и по горным перевалам. Потом след исчез. Янкан потерял оленя из виду. Охотник огляделся. Оказывается, он вернулся к речке Калар чуть ли не к своему дому.
Имана встретила Янкана с плачем и рассказала, что вчера утром Мууйя пришла к ней. Вдруг вскрикнула, схватившись за грудь, и убежала к своей урасе. Свалилась у себя в постель и лежит, едва жива…
Янкан не дослушал Иману, бросился наверх, в урасу. Мууйю он застал на ногах. Она металась по урасе, держась руками за грудь.
Встретила Мууйя Янкана словами:
«Теперь верю: ты меня очень сильно любишь!..»
«Мууйя, — сказал Янкан, — я ранил золоторогого оленя, но он ушел от меня».
«Ничего, — успокоила его Мууйя, — далеко не уйдет с простреленной грудью».
«Что в тобой, Мууйя? — спросил Янкан, — Почему ты за грудь держишься?»
«Янкан, прости меня… Я умираю».
«Я не дам тебе умереть!» — Янкан обнял свою Мууйю.
Мууйя отстранила руками Янкана и продолжала:
«На тех местах, где пролилась моя кровь, найдут золото. Люди назовут его „драгоценным металлом“. Это страшный металл — он жаждет человеческой крови. У тебя, Янкан, будут сыновья, внуки и правнуки… Большой род „Янкан“. Дай им наказ никогда не рыть землю и не брать золото, если они не хотят обагрить свои руки в человеческой крови. Ты метко стрельнул в меня, и за это тебе спасибо… Разорви мое платье на груди и посмотри».
Янкан разорвал платье и увидел вонзенную в грудь жены стрелу, которую пустил в оленя. От неожиданности он вскрикнул и схватился за голову.
«Я умираю, — слабым голосом сказала Мууйя. — Похорони меня на этой горе, только не в лабазе, как хоронят шаманов и удаганок, а в землю зарой. Пройдет сто, а может, и двести лет, и я превращусь в кучу меди. Так мне предначертано роком. Я стану хозяйкой этой горы, ее назовут моим именем. А когда ты умрешь, пусть похоронят тебя на склоне соседней горы, чтобы мы лежали всегда рядом, недалеко друг от друга».
«Я вместе с тобой умру», — рыдая сказал Янкан.
«Нет, ты будешь жить… У тебя скоро родится сын… Умоляю, вытащи из моей груди стрелу… Может, мне легче станет…»
Янкан вытащил стрелу. Мууйя поблагодарила и… умерла, как будто уснула.
Похоронил Янкан жену на той горе, на которой она завещала похоронить себя. И с тех пор эта гора стала называться — гора Удаганка.
Вторая жена Янкана родила трех сыновей. Так пошел большой тунгусский род Янкан.
Самого Янкана похоронили там, где он завещал, и теперь та гора называется «Янкан».
С тех пор ни один тунгус — их теперь называют эвенками — не роет землю и не ищет золото. А когда на тех местах нашли золото, весь род Янкан перекочевал на другое место…
Закончил старик свой рассказ к утру. Ни гость, ни хозяин в эту ночь даже глаз не сомкнули.
III
Утром хозяева накормили Федора свежей ухой, поджарили ему на дорогу рыбы и проводили к плоту.
Подавая Федору маленький туесок с рыбой, старуха сказала!
— Не обессудь, сынок.
Федор поблагодарил и спросил у старика, далеко ли до горы Удаганки.
Старик ответил, что если все в дороге будет благополучно, то Федор доберется к тем местам к ночи. Но на ночлег останавливаться он там не советует — на горе и под горой бродят призраки.
Федор попрощался с добрыми хозяевами. Старик длинной жердью оттолкнул плот подальше от берега и помахал путнику рукой.
Плот плавно покачивало на стремнине, нагоняя на Федора дрему.
«Еще чего доброго, свалюсь или ружье упадет и утонет», — подумал он и решил прилечь посередине плота прямо на ружье.
Приснилась ему Майя. Будто сидят они вдвоем в каком-то балагане и пьют чай. Федор никак не мог напиться и вышел на поляну поискать ключевой воды. У самых ног его оказалась пропасть, на дне которой едва виднелась вода. Он побежал вдоль обрыва в поисках спуска. Нашел, начал спускаться, но ему мешали кандалы. Изо всей силы ударил цепями о камень… и проснулся.
Ему очень хотелось пить, болела неловко подвернувшаяся рука. Федор зачерпнул ладонями воды, напился.
Солнце уже клонило к закату. Впереди показалась высокая гора, врезавшаяся в реку. На вершине ее виднелась островерхая ураса.
«Уж не это ли ураса удаганки, о которой мне всю ночь рассказывал старик», — подумал Федор. Он насмотрелся на своем веку такого, что уже не верил ни в шаманов, ни в призраки, и решил пренебречь предостережением старика, переночевать там. И кстати, посмотреть на диковинную у расу.
