Солнце садилось, окрашивая закат в багровый цвет. Федор подогнал под самую гору плот, привязал его к дереву, захватил ружье и по ложбине, поросшей стлаником, стал взбираться на гору. Подъем был крутой. Пот заливал лицо, приходилось часто отдыхать. Стало темнеть.

Федору не хотелось спать, и он все полз и полз. Наконец он выдохся и прилег на траву, чтобы передохнуть.

Проснулся он утром. Из-за леса поднялось солнце. Федор увидел на горе широкую чистую поляну. На поляне пасся одинокий олень. Федор зарядил берданку, щелкнул затвором. Чуткие уши оленя услышали звук. Зверь поднял голову, и Федор увидел: рога у оленя блестели чистым золотом.

«Золоторогий олень, — но спине у Федора прошла мелкая дрожь. — Чудеса, да и только!»

Олень огляделся, издавая звук, подобный хрюканью, потом наклонил к земле рогатую голову, стал бить передними копытами.

Прижавшись к земле, охотник продолжал наблюдать. Олень, наконец, успокоился, стал лизать камень. Теперь рога его не сверкали больше золотом. Чуда не было — просто солнечный луч скользил теперь выше головы и не золотил мелкие ворсинки рогов.

Федор тщательно прицелился и выстрелил. Олень подпрыгнул, вскинув голову. Рога его опять сверкнули… Пробежав несколько сажен, зверь рухнул на землю.

Свежевать забитых животных Федора обучили еще у Яковлева. Жаль, что кровь пришлось выпустить прямо на землю и вывалить внутренности. Да и часть туши придется оставить хищникам на съедение — всего не возьмешь, протухнет по дороге. Федор огляделся в поисках хвороста — надо было поджарить мясо. Совсем рядом высился островерхий каменный курган. На нем когда-то росли деревья, а теперь упали и переплелись. Издали они-то и походили на верхушку урасы.

Костер горел жарко. Далеко разносился дразнящий аромат жареного. Федор забрал на плот столько мяса, сколько мог унести.

До устья речки Энгелджима Федор добрался на девятые сутки. Еще полсуток, и он будет в Бодайбо. Завтра он подгонит свой плот к берегу, у собора — и прощай речная дорога. Плот кому-нибудь загонит за полтинник и купит на него железнодорожный билет до Надеждинского прииска.

Федор рисовал в воображении, как обрадуется Майя и Семенчик, когда он вечером — днем опасно — постучит в окошко и скажет:

— Открой, Майя, это я…

В Бодайбо Федор не решился идти на плотике — сошел с него, не добравшись до города, и пешком направился в Верхнюю тайгу.

…Еще двое суток дороги. На Надеждинский прииск Федор добрался поздним вечером. У него подкашивались ноги от усталости и волнения, в горле першило. Ему казалось, что идет он слишком медленно. Вот и его землянка. В единственном окне мерцает тусклый огонек.

«Еще не ложилась», — подумал Федор, облизывая пересохшие губы. Он постоял мгновенье, не отрывая глаз от светящегося окошка. Сердце гулко стучало, правая рука ощупала лицо: «Заметит ли в темноте…»

Федор подошел к двери и постучал — не так чтоб сильно, но и не слабо, как стучат свои. Сейчас он услышит ее голос. Сейчас… Но никто не отзывается… Опять постучал. За дверью послышалось шарканье шагов.

— Кто там? — спросил женский голос.

Федор не ответил, поэтому женщина за дверью еще раз переспросила:

— Кто?

Голос был незнакомый, низкий и как будто простуженный. Он не мог принадлежать Майе. А может, у нее голос за это время изменился до неузнаваемости?

— Майя, ты? — спросил Федор и тоже не узнал своего голоса.

— Что вам нужно? — прокричала за дверью женщина.

— Майя Владимирова здесь живет?..

— Нет тут такой!

Федора словно холодной водой окатили. Он часто задышал, будто ему не хватало воздуха. Чтобы не упасть, Федор схватился за дверную ручку. И опять постучал. Он слышал, как за дверью женщина сказала:

— Ваня, проснись. Какой-то мужчина стучит в дверь.

Вскоре из землянки вышел незнакомый мужчина, по внешности — русский, с бородой и длинными усами, и грозно спросил:

— Что тебе здесь нужно?

Федор объяснил, что тут жила женщина Майя. Он приходится ей родственником, приехал навестить издалека.

— Может, и была, а теперь нет тут такой, — ответил мужчина. — Мы уже два года здесь живем. — И закрыл перед Федором дверь.

Спрашивать еще о чем-то было бессмысленно. Федор вышел на дорогу и побрел к бараку, в котором когда-то жил Трошка.

В бараке пахло пропотевшей одеждой и махорочным дымом. Хотя дверь была незапертой, в помещении уже все спали. Только у печки сидел сутулый человек в разодранной рубашке и кочергой мешал догорающие дрова.

Федор подошел и присел прямо на пол.

Истопник некоторое время на обращал на Федора внимания. Он неторопливо свернул цигарку, спрятал в карман кисет, достал из печки уголек, прикурил. Затянувшись, спросил:

— Может, закуришь?

Федору этот лохматый человек показался чем-то приятным: ни о чем не спрашивает и не выказывает никакого удивления, что к ним в барак без спросу зашел незнакомый человек. Ночью…

— Негде переночевать? — спросил истопник, пуская кольца дыма.

Федор утвердительно кивнул головой.

— Оставайся, места хватит. Устраивайся вот здесь.

Федору показалось, что этот человек должен знать, куда переехала Майя, хотя видит его впервые и даже не знает имени. И он без предисловий спросил:

— Вы не знаете, куда переехала женщина с мальчиком?.. Жили они в землянке, которая у самой дороги.

Федор не ошибся — этот добродушный русский помнит: жила тут якутка с мальчиком года два или три назад. Мужа ее не то посадили в острог, не то завалило в шахте. Даже к ним в барак приходила к Стеше — была тут у них такая отпетая бабенка, крутила с мужиками налево и направо. Все больше по десятникам да техникам ударяла. Шахтерами тоже не брезговала, кто платил. Говорят, увезла с приисков целую торбу золота. А о якутке никто худого слова никогда не сказал. А вот куда она девалась, он не имел никакого понятия.

— Да-a, мне кто-то сказал, что она переехала в Бодайбо, — вспомнил истопник. — По-моему, ее даже кто-то там видел.

«Завтра же утром поеду в Бодайбо», — подумал Федор, устраиваясь у печки на ночлег.

— А кем ты ей будишь? — спросил истопник, когда Федор уже лег.

— Братом…

Тюрьма, каторга, изувеченное лицо до того изменили наружность Федора, что его никто не узнавал.

В Бодайбо Федор прежде всего зашел в дом купца Мойсеева и спросил, не известно ли хозяевам что-нибудь о Майе Владимировой. Они, верно, помнят Майю, свою бывшую служанку.

Из предосторожности Федор назвался дальним родственником Майи.

Хозяйка не узнала Федора.

— Да, помним Майю, — не очень любезно ответила она. — Но это было давно. Больше она не показывалась.

Горничная проводила непрошеного гостя за дверь.

Федор в течение десяти дней искал по городу свою семью. Ночевал он в заброшенном сарае, на окраине города.

Днем он подходил чуть ли не к каждому дому, затевал разговор с мальчишками. И если те говорили, что мальчика по имени Семенчик они не знают и не знали, шел дальше.

На третий день Федору повстречался на улице человек с очень знакомым лицом. Это был Волошин. Федор, с Волошиным не были лично знакомы, но на приисках они видели друг друга.

Волошин почему-то тоже обратил внимание на человека с берданкой довольно подозрительной наружности. Видно было, что он несколько дней не умывался. Глаза какие-то воспаленные.

Но первым заговорил Федор:

— Здравствуйте… Вы не из приисков?

— Из приисков, — ответил Волошин.

— Майю… Владимирову не знаете? — отчаявшись, напрямик спросил Федор. — Она жила в Надеждинском, в землянке.

Волошин сразу догадался, о ком этот человек у него спрашивает.

— По-моему, знаю такую, — ответил он, пристально глядя на Федора.

— И мальчик Семенчик… — Голос у Федора дрогнул. — Где они сейчас?..

— А вы кто такой? — спросил Волошин.

— Я ее муж, — вырвалось у Федора.

— Федор Владимиров?

— Да… Говорите, где они!