— Федор, погляди!.. — Майя приложила к глазам ладонь, защищая их от солнца, показала на жаворонка. — Видишь?

— Ну, вижу!

— Это мой жаворонок… Полетел к богу жаловаться на богачей.

Федор посмотрел на жаворонка, потом на Майю и горько улыбнулся. Майя стояла не отрывая глаз от жаворонка, и, казалось, нет силы, способной отвлечь ее. Вдруг жаворонок, похожий на подхваченный ветром лоскут, стремительно опустился на землю и пропал.

Майя подошла к церковной ограде и горячо зашептала:

— Господь бог, создавший всех нас! Выслушай и пойми, о чем, жалуясь, поет этот милый птенчик, серебряногрудый жаворонок. На земле, созданной тобой, царят несправедливость, гнет… Этот жаворонок — мой посланец. Выслушай, боже, его мольбы и защити всех слабых птичек и зверюшек от когтей и зубов кровожадных хищников. Слабые тоже хотят жить. Неужели ты, господь бог, не видишь, что и люди разделились на богатых и бедных? Богачи бедняков и за людей не считают. Неужели ты не слышишь стонов и плача несчастных? Или тебе в утеху их вопли и слезы?..

Майя обернулась к Федору. В глазах ее стояли слезы.

— Пока до бога дойдет твоя молитва, господин урядник выслушает жалобу головы Яковлева и бросится нам вдогонку, — усмехнулся Федор. — Пошли скорее.

Годова Яковлев встал рано, чтобы встретить урядника. Он ждал его утром. Старик разбудил Авдотью, велел поставить самовар и накрыть на стол в большой комнате. Голове не сиделось на месте, он часто выходил во двор, прохаживался, поглядывая на ворота. Шатаясь по двору, Яковлев заметил, что батраки еще не вставали. В другой раз он поднял бы такой шум, что надолго все запомнили бы. А сегодня голова, мирно посапывая, думал: «Пусть спят. Проснувшись, они разошлись бы на работу. И Федор ушел бы с ними. Потом ищи его. А так мы возьмем его на ороне тепленьким. Пусть пока спит…»

Яковлев вышел за ворота. Из-за лиственничной рощи показались два всадника. Они ехали рысью. Старик тяжелой трусцой прибежал в дом и разбудил Федорку.

— Ну-ка, проснись, покажи лицо…

— Не притрагивайся, больно, — захныкал Федорка.

— Не буду, только посмотрю… Ну-ну, хорошо… Сильно он тебя, оказывается, ударил… С орона не вставай, лежи. Пусть господни урядник придет и сам увидит… Ну, погоди же, собачье отродье!

Голова вышел на крыльцо и увидав урядника. Он въезжал во двор. Яковлев пошел ему навстречу:

— Здравствуйте, господин Березкин!

— Здравствуйте, — без тени подобострастия ответил урядник и поднес три пальца к блестящему козырьку фуражки с большой кокардой. Это был мужчина лет сорока, полный, румянощекий, с рыжеватыми усами и бородой.

Он слез с коня и улыбнулся.

— Чем могу служить? — спросил урядник, безбожно коверкая якутские слова. Он в Намский улус был назначен урядником несколько лат назад.

— Есть дело небольшое, — ответил Яковлев.

— Мало-мало кража есть, что ли?

— Нет, бог миловал.

— Кражи нет? Зачем же я тогда понадобился?

— Потерпите, сейчас все узнаете. — Яковлев пригласил Березкина в дом. Увидев около дверей Малааная, он бросил: — Присматривай за Федором. Как только он соберется куда-нибудь идти, скажи мне.

— Ладно, — ответил Малаанай.

Урядник, увидев на столе бутылку водки, оживился. Поглаживая рыжие усы, он, не дожидаясь приглашения, сел к столу.

Хозяин наполнил две рюмки, одну поднял сам, вторую подвинул гостю.

— Будем здоровы.

Закусывали они не спеша, громко разговаривая по-якутски и по-русски о том о сем. Вскоре бутылка была опорожнена.

Захмелевший урядник сидел, поглаживая усы, готовый честно отплатить за угощение.

— Ну, какое у вас дело? — спросил он.

Яковлев заискивающим жестом пригласил Березкина в другую комнату. Тот, не поняв, продолжал сидеть.

Голова, глядя на медные пуговицы урядника, начал объясняться:

— Есть у меня одни батрак, Федор. Года три назад этому самому Федору пришла в голову блажь высватать в Вилюйском округе дочь головы… Мы, смеха ради, снабдили его фальшивыми векселями, чтобы он мог пустить пыль в глаза родителям невесты…

Урядник сидел и хлопал глазами, ничего не понимая из того, что говорил хозяин по-якутски. Да он и не старался понять.

— Федорка! — громко позвал Яковлев сына. — Поди сюда!

Вислогубый Федорка охая, прикрыв рукой вспухшую щеку, вышел из спальни.

— Мой сын, — сказал Яковлев, мешая русские и якутские слова, показывая на Федорку. — Это его батрак Федор так отделал вчера.

Теперь урядник понял. Это было видно по лицу, с которого словно ветром сдуло улыбку. Он вскочил со стула и грозно сказал по-русски:

— Подайте сюда батрака! Принесите розги!

Яковлев, довольный благородным порывом господина урядника, деликатно взял его за локоть и опять посадил на стул. Голова хотел, чтобы Березкин выслушал его до конца.

В это время вошел письмоводитель Сидор.

— Очень кстати! — обрадовался Яковлев. — Поговори с ним.

Урядник молча, кивая головой, выслушал письмоводителя и вдруг протрезвевшими глазами посмотрел на Яковлева. Голова виновато улыбнулся.

Они мирно вышли из дома и направились к юрте, где жили батраки.

Навстречу им попался Малаанай. Лицо у него было озабоченное.

— Федор не ушел? — спросил Яковлев.

— Федора нигде не видно, в юрте тоже нет, — ответил Малаанай.

Урядник, Яковлев и письмоводитель вошли в юрту. Батраки только что встали, вскипятили чай. Орон Федора и Майи был пуст. На нем лежала только желтая трава.

— А где же Федор? — сердито спросил хозяин.

Батраки переглянулись.

— Он дома не ночевал, — ответила Маланья.

— Как?.. — Лицо Яковлева вытянулось. — Где же он?..

Толлор Николай, словно на слыша вопроса хозяина, скривившись, сказал:

— Так он с женой, оказывается, куда-то удрал. Вот так дела… — Было непонятно, одобряет он или осуждает.

«Знают, бестии, где они, но скрывают», — подумал Яковлев, вглядываясь в лица батраков.

Не понимая, что произошло, урядник спросив по-русски:

— В чем дело? Где он?

— Сбежал… — ответил письмоводитель.

Урядник постоял немного с равнодушным видом и повернул к выходу.

— Надо было держать, — сказал он и первым вышел из юрты.

Яковлев набросился на Малланая, стоявшего во дворе:

— Это ты, бездельник, прозевал их!.. Сейчас же седлай лошадей, поедем вдогонку!

Малаанаю не нужно было повторять, что надо делать. Он бегом бросился к конюшне. Пока Малаанай седлал лошадей, к господам на своих кривых ногах подбежал Чэмэт Семен. Не сводя с хозяина своих узких глаз, он сказал:

— Спросите у слепой, куда ушел Федор. Она должна знать.

Господа опять вошли в юрту. Старуха Федосья сидела за печкой и пила чай.

Яковлев подошел к ней и громко спросил:

— Старуха, куда ушел Федор с женой?

Федосья вытянула вперед обе руки с иссохшими скрюченными пальцами, словно желая показать, в каком направлении они ушли, и ответила:

— Далеко-далеко пошли.

— Куда?.. — В голосе Яковлева было нетерпение.

— Ушли в город.

— Давно?

— Эх, давно… Еще вечером. Поужинали, собрались и ушли. Вчера…

Федосья догадалась, зачем Яковлев спрашивает у нее о Федоре и нарочито сказала, будто ушел он с Майей еще вчера. Известное дело, что за людьми, убежавшими еще вчера, бесполезно посылать погоню.

Федор и Майя к вечеру добрались до Кильдемцев. Если бы им не так хотелось есть и над головой была хоть какая-нибудь крыша, под которой можно прилечь и отдохнуть, они бы так не спешили продать свою свободу, которую сегодня впервые ощутили всей душой.

Робея, они вошли во двор купца Иннокентия и остановились у калитки. Хозяин сидел на крыльце дома и отдыхал в тени. Это был пожилой якут, усатый, чернобородый. Волосы у него были черные, густые, с проседью на висках, глаза большие, круглые, как у сокола, пристальные. Он увидел, что к нему вошли незнакомые люди, но продолжал сидеть, дожидаясь, когда к нему подойдут и скажут, зачем пожаловали.