В Покровск Васька приехал поздно вечером, Измученный конь сворачивал с дороги у каждых ворот. Васька трусцой бежал рядом с санями, стараясь согреться, и оглядывался по сторонам. Где же та церковь, о которой говорил Гермоген?

По узкой безлюдной улочке навстречу Ваське шагал человек.

— Эй, приятель, — с трудом разжимая губы, заговорил Васька. — Где здесь Кочка живет?

— А ты кто такой, что даже дороги к Кочке не знаешь? — Голос Барсукову показался знакомым.

Прохожий подошел к нему и заглянул в лицо.

Барсуков несказанно обрадовался, увидев перед собой знакомого:

— Яковлев!..

— Поворачивай сани. Кочкины хоромы в том конце. Я тоже к нему.

Они подъехали к высоким воротам. Барсуков толкнул калитку.

— Стучи, да покрепче, — сказал Федорка. — Кочка любит запоры.

Хозяин вышел из дома не сразу. Стоя на крыльце, спросил скрипучим голосом:

— Кто там?

— Встречай, дорогой, свои приехали! — весело отозвался вислогубый.

— Еще кого-то привел? — бурчал Кочка.

— Гермоген шлет вам поклон, — бросил Барсуков, въезжая во двор.

— Гермоген? — Голос у хозяина заметно потеплел. — А ты где его видел?

— Был у него в гостях.

— Иди в дом, грейся, — подобрел Кочка. — Мы выпряжем коня.

Федорка и Васька заспешили под теплую крышу. В доме еще пахло свежей сосновой стружкой — Кочка переселился сюда месяца три назад. До этого бывший скромный почтовый чиновник жил в маленьком казенном домике при почте. А когда пришла Советская власть, Кочка стал заведовать кооперативными складами. В течение полутора лет он построил себе дом, походивший скорее на крепость, чем на жилье. В селе все поражались той быстроте, с которой Кочка разбогател. На бывшей вырубке выросла целая усадьба.

Мебелью хозяин, видно, еще не обзавелся, и дом казался нежилым. Когда вернулся со двора Кочка, Барсуков разглядел его по-настоящему. Кругленький, низкорослый, с маленьким личиком, поросшим жидкой бородкой, он и в самом деле походил на кочку. Маленькие узкие глазки шныряли по сторонам, словно высматривая, что плохо лежит.

Кочка был подл, изворотлив и хитер. В течение каких-нибудь двух лет наладил широкие связи с богачами, проворачивал с ними темные делишки. Богачи признали Кочку за своего человека, охотно ссуживали ему деньги. Расплачивался он с кредиторами ворованными со складов товарами и продуктами.

Стол накрыла хмурая пожилая женщина неряшливого вида. Поставила вареную конину и лепешки. Хозяин достал из-за голенища нож, старательно разделил мясо на четыре равные порции и пригласил гостей за стол.

— Извините, водки не держу, — скрипучим голосом сказал он. — При нынешних достатках не до водки. Не умереть бы с голода. — Ел он, громко чавкая, косясь на миски гостей. — Ты тоже следишь за красными? — вдруг спросил он у Васьки, уставившись на него цепким колючим взглядом.

Васька поежился под этим взглядом. Вислогубый Федорка, с увлечением грызший кость, захихикал:

— Разве за ними угонишься?

— Я их, кажется, опередил, — сказал Барсуков. — Здесь они еще не были?

— Не были.

— Спасибо Гермогену, хорошего рысака дал и дорогу показал — через острова прямиком.

— Ехал, значит, через Тойон-Ары,[29] — уточнил Кочка. — Я вчера только вернулся от Гермогена. По той же дороге.

Васька спросил, по какой надобности, да в этакий мороз, понесло хозяина так далеко.

— Дела, — уклончиво ответил Кочка. — Мы часто с Гермогеном друг друга навещаем.

Осторожный Кочка предпочел скрыть от своих гостей-единомышленников, что ездил он к Гермогену по заданию Коробейникова: тоже разведывал насчет красных.

Кочке повезло. Когда он был у Гермогена, в станке стоял красный отряд. Богач пригласил самого главного из приезжих к себе домой на чашку чая.

Внимательный и общительный длиннобородый командир красных согласился. Вышло так, что за столом вместе с тремя большевиками оказался и Кочка, лазутчик Коробейникова.

Узнав, что Каландарашвили родился на Кавказе, в далеком городе с непостижимым названием «Кутаиси», удивленный Гермоген спросил:

— А зачем вы приехали в такую даль из теплой страны?

— Помочь якутам обрести свободу и независимость, — ответил длиннобородый.

Гермоген пожал плечами:

— Перед вами сидит якут. — Он ткнул себя пальцем в грудь. — Но я как будто не нуждаюсь в помощи.

— А что думают ваши батраки? — Красный командир в упор посмотрел на Гермогена. — Или они не якуты?

— Якуты, — несколько смешался Гермоген. — Вот тоже якут, — он показал на Кочку, — советский служащий, заведует кооперативными складами. Я не слышал от него, чтобы он нуждался в помощи.

Каландарашвили посмотрел на Кочку своими большими пронзительными глазами. Кочка сжался под этим взглядом.

— Меня послал сюда Владимир Ильич Ленин. Он наказал мне помогать трудовому народу Якутии, а не тойонам и нетрудовым элементам. — Кочке показалось, что этот глазастый бородач кивнул на него. — Я здесь по заданию Ленина!

— А почему в вашем отряде только одни русские? — спросил Гермоген.

— Как одни русские? Почему только русские? У нас много национальностей. Вот якут, Семен Владимиров. — Каландарашвили показал на своего переводчика. — Его мать убил бандит. Этот бандит — якут, сын улусного головы Федорка Яковлев. Слышали о таком? Нет? А красные бойцы — русские, украинцы, грузины, татары и якуты — похоронили ее с воинскими почестями.

Уходя, Каландарашвили еще раз посмотрел на Кочку так, что у того душа в пятки ушла.

Кочка съел свою пайку, и теперь ковырялся грязными ногтями в зубах.

— Ты красных боишься? — спросил у него вислогубый.

— А что мне их бояться? — деланно удивился тот. — Я не богат, не знатен, не родовит. Меня они не тронут.

— Ты так думаешь? — Федорка обвел вокруг рукой. — У моего отца таких хоромов не было.

— Еще как тронут, — хмуро подтвердил Васька.

— А вот им, видели? — Кочка показал грязный кулак. — Руки коротки! Мне ведь тоже известно, что господин Коробейников готовит на них засаду. — Он хихикнул. — Не нынче, так завтра красные будут в Покровске. Зачем, скажите на милость, мы будем сидеть здесь втроем, ждать их. Поезжайте-ка завтра с утра — один в Техтюр, второй — в Хахсыт. Глядите в оба и, как только они появятся, сообщите господину Коробейникову. А уж тут я сам глаз не буду спускать с дороги. И чуть что — дам знать, куда следует. Можете не сомневаться.

— Сейчас ехать? — упавшим голосом спросил Васька Барсуков.

— Нет, переночуете. Надо дать лошадям отдохнуть.

Утром хозяин спросил:

— Который из вас поедет в Техтюр?

— Езжай ты, Васька, — шлепая губами, сказал Федорка. — Я не хочу попадаться на глаза этому комиссаришке — знает меня как облупленного.

— Владимиров, что ли?

— Он самый, чертово отродье!

— Меня он тоже знает, — криво и недобро усмехнулся Барсуков.

Кочка вышел и вскоре вернулся в сопровождении невзрачного мужичка с обмороженной щекой, одетого в потертый зипун, торбаса и мятую заячью шапку. Глаза у него слезились.

— Попутчика тебе привел, — коротко объяснил хозяин Барсукову. — Передашь ему в Техтюре все, что нужно, на словах и отошлешь обратно в Покровск.

— Не продаст? — спросил Васька, когда человек с обмороженной щекой вышел.

— Нет. Мы с ним одной веревочкой связаны — это мой кладовщик. Вместе коммерцию ведем. — Кочка подмигнул.

Хозяин помог запрячь лошадей и проводил гостей до самой развилки.

Здесь Федорка Яковлев и Васька Барсуков разъехались в разные стороны. В санях у Барсукова, с головой накрывшись тулупом, лежал человек. И только когда отъехали подальше от деревни, он сел, повернувшись спиной к ветру.

Спустя два месяца после начала похода отряд Каландарашвили прибыл к вечеру на станцию Булгунняхтах. До Якутска оставалось сто сорок верст.