Возвращаясь в зимовье, Федор думал над тем, что сказал ему лавочник. «Не иди в лесорубы…» Он и до этого слышал, что рубкой леса денег не скопишь, работа тяжелая, платят мало. А на золотых приисках можно и разбогатеть, если не пить, не гулять, не играть в карты. «Но какой из меня мот и картежник, — улыбнулся своим мыслям Федор. — Все, что заработаю, в кармане останется, глядишь, и скоплю капиталец».

Еще два дня Майя и Федор провели в дороге. На третьи сутки, к вечеру, они пришли к зимовью Весеннего прииска. Отсюда начиналась дорога в Дальнюю тайгу. В зимовье собралось много народа — негде повернуться, даже двор был забит людьми. Под каждым деревом сидели постояльцы — человек по шесть-семь. Одни пробирались в Дальнюю тайгу, другие возвращались обратно.

Федор со своими попутчиками приткнулись под лиственницей, стоявшей в дальнем углу двора. Ни на одном зимовье не было столько народу, как здесь. У всех хмурые, измученные лица, рваная одежда, истоптанная обувь.

К Федору и Майе подошел один из этих несчастных, по всему видно — русский, и спросил:

— Далеко идете? — и, глядя на Семенчика, сказал: — У меня тоже дома такой, как ваш. — Лицо его потеплело в улыбке. — Помощник растет. Далеко, сынок, идешь?..

— Идем туда, куда все, — ответил Федор, проникаясь симпатией к этому человеку, — в золотоносную тайгу искать свое счастье. А вы?..

Незнакомец махнул рукой:

— Я возвращаюсь назад, из Нижней тайги. Нынче летом туда собралось столько народа — тьма! И все едут, едут — конца-краю нет. Работу найти невозможно. Решил бежать. Не умирать же голодной смертью.

Федор и Майя переглянулись. Люди бегут оттуда, куда они едут. В глазах Майи появились испуг и растерянность.

— Да не слушайте вы его, — сказал пожилой лысый человек, сидящий под соседним деревом. — Это из Дальней тайги удирают. Я сам оттуда возвращаюсь. Это там — ад, а не жизнь. Среди бела дня хозяева грабят, а ночью — разбойники. Работу пока найдешь, ноги протянешь. А в Нижней тайге, говорят, лучше.

— Так я ведь оттуда, там то же самое, — ответил русский. — Невозможно найти ни работы, ни жилища.

Федор и Майя, наслушавшись этих разговоров, долго не могли уснуть. Возвращаться назад после того как пройдено такое расстояние? И куда возвращаться?.. Нет, что бы там ни было, они пойдут в Нижнюю тайгу. Другого им ничего не остается.

Под вечер следующего дня они дошли до Федосиевского прииска. Федор пошел в приисковую контору разузнать насчет работы. Вернулся он поздно вечером уставший, измученный. Майя уже стала беспокоиться.

— Где ты так долго ходил? — спросила она.

— Толкался в конторе, ждал хозяина.

— Нанялся на работу?

— Нет.

— Почему?

Федор безнадежно махнул рукой, опустился на землю рядом с Семенчиком.

— На работу нигде не берут, ни здесь, ни на других приисках, кроме, говорят, одного — Липаевского. Там как будто нужны люди.

— Это далеко?

— Эх, не спросил. Утром узнаем.

Ночь они провели под открытым небом возле какого-то сарая. Утром им рассказали, как найти Липаевский прииск. К счастью, до него оказалось не так далеко — в полдень они были там.

Майе и Федору бросилась в глаза толпа людей, осаждающих приисковую контору. Стояла длинная очередь — с версту.

У Федора руки опустились, когда он увидел эту очередь, которая все росла и росла на глазах.

— Федор, займи очередь, — сказала Майя.

Федор тяжело вздохнул и стал в конец длинного хвоста. Майя отошла с Семенчиком и села под деревом в тени.

Очередь хотя и медленно, но все же продвигалась. Вот уже видно окошко вербовщика, прорубленное в стене небольшого чулана. Федор нагнул голову и увидел в окошке голову плешивого человечка с водянистыми глазами.

— Сколько лет?.. Уроженец какой губернии?.. — сыпал вопросами человечек. — Какой нации?..

Федор успел ответить, что он якут.

— Холост?.. Семейный?..

Узнав, что с Федором жена и ребенок, человек повысил голос. Он стал пронзительным, лающим:

— Семейных на работу не берем! Посторонись!.. Следующий! Кто следующий?

Федора толкнули в спину:

— Отходи!.. Моя очередь!.. — Над окошком склонилась лохматая голова. Федора оттеснили.

Белый свет померк для Федора, на плечи стопудовым грузом свалилась усталость. В висках застучала кровь, голова закружилась. Как дальше жить?.. Что делать?.. Куда он денется с женой и ребенком, где будет жить, чем кормить их? Один бы как-нибудь перебился, а с семьей?

Майя по лицу Федора увидала, что на работу его не взяли, и ни о чем не стала спрашивать. У нее только задрожали губы и слезы покатились из глаз. Она тут же их вытерла и сказала, что не плохо бы снять угол, а потом опять поискать работу.

К вечеру Федор и Майя обошли всех жителей прииска. В каждой лачуге народу было битком, и они уходили ни с чем.

Уставшие, измученные, они зашли в юрту, стоящую на отшибе. Это была приисковая баня. При бане жил русский старик Илья. Он два раза в неделю топил баню.

Майя увидела Илью, длиннобородого, бровастого, и перепугалась.

— Куда ты привел нас? — шепотом спросила она у Федора.

Старик слез с полатей и пригласил сесть их на грубо сколоченную скамейку у стенки. В комнатке было чисто. Стоял голый стол из свежевыструганных досок, две табуретки. В углу висела иконка.

— Откуда и куда идете, добрые люди? — спросил ласковым голосом старик.

Федор ответил, кто они и как тут очутились.

— Здесь редко встретишь якута, — сказал Илья, глядя на Семенчика. — Ваш ребенок?..

— Наш… Нельзя ли у вас переночевать? — осмелел Федор, с надеждой глядя на старика.

— Почему нельзя? — ответил старик. — Укладывайте ребеночка на этой лавке, а сами на полати. В тесноте, да не в обиде.

Утром Илья напоил своих постояльцев чаем, поделился с ними лепешками.

— Не печальтесь, — успокаивал он Федора и Майю. — Бог милостив, авось где-нибудь пристроитесь. Бывает и хуже. На Пророко-Ильинском прииске завалилась шахта… Погибло тридцать семь человек. Стали раскапывать шахту, а вода как хлынула и всех затопила.

Майя посмотрела на Федора и на мгновенье представила, что бы было, окажись в этой шахте он… Глаза ее наполнились ужасом, она даже зажмурила их.

Чуткий старик заметил это и стал стараться сгладить тяжелое впечатление:

— Беда такая не со всяким случается. Шахты-то не каждый день заваливаются, так что не думайте… Раньше-то меня звали Николаем, — перевел старик разговор на другое, — а теперь я Илья.

— А почему? — заинтересовался Федор.

— Да вот так, — уклончиво ответил старик. — В тайге не только имена люди меняют… Нужно было. Как-нибудь в другой раз. — И, помолчав, сказал: — Жену-то с ребенком оставь у меня, а сам еще походи по приискам. Тут их много. Только не нанимайся в Федосиевский прииск. Ни за что. Там становой зверь зверем, как только его земля такого держит. Душегуб, а не человек!.. Прошлым летом заявились туда муж и жена с девочкой лет десяти. Увидел этот изверг девочку и говорит обходному: «Приведи мне ее на ночь». Тот и рад стараться. Мать девочки на колени: «Я пойду вместо нее, пусть меня терзает!..» Куда там, сгреб девочку в охапку и потащил. Мать-то бежит следом и вопит. Он пнет ее, она опять вскакивает и за ним. Утром девочка едва приплелась домой, свалилась на пары да так и не встала… похоронили. — Старик вытер набежавшую слезу. — У меня они тоже, несколько ночей ночевали. Девочка такая ласковая, большеглазая, Пашей звали. На меня: «Дедушка, дедушка»…

— Где они сейчас?.. — спросила потрясенная Майя.

— Уехали. На родину, должно быть.

Работы не было. Еще раз становился Федор в длинную очередь к прорубленному в стеке окошку — а вдруг да смилостивятся, примут! Но семейных не принимали, как ни упрашивал он вербовщика, как ни доказывал, что семья не помешает, будет жить в другом месте. А сказать неправду, назвать себя одиноким — язык не поворачивался. Доведенный до отчаяния, он со слезами умолял дать ему хоть какую-нибудь возможность не уморить с голоду жену и ребенка. Но и слезы никого не разжалобили.