— Не худо бы посмотреть на корову сейчас, — наконец ответила Майя, — а возьмем мы ее у вас весной, кода кончится срок. Хорошо бы молодую корову и стельную. Если нам повезет и она отелится рано, у нас уже весной будет свое молоко и масло.

Хозяйка стояла у крыльца и слушала разговор.

— Как думаешь, Харитина, не дорого ли? — спросил у жены Иннокентий, а сам подумал о Майе: «Хоть ты и бойка, а продешевила»…

Харитина пожала плечами:

— Кто его знает? Тебе виднее. — Она никогда не вмешивалась в дела мужа и знала, что он спросил у нее для порядка.

Купец подумал, повздыхал и наконец ответил:

— Немного дороговато, но не стану с вами торговаться. И корову вашу всю зиму кормить буду. А там дальше видно будет. Может быть, придется нам немного уступить. Пока договариваемся на год.

— Ты, Федор, согласен? — спросила Майя у мужа.

— Конечно, согласен.

Иннокентий откровенно разглядывал Майю, словно видя ее впервые. «Или долго жила у людей батрачкой, или шарлатанка, прошедшая огни и воды», — подумал о жене Федора купец.

На горе, в зарослях, звонко куковала кукушка. В загородке за домом тихо мычала корова, подзывая теленка.

Мимо прошла девушка с двумя берестяными подойниками.

— Варвара, — окликнул девушку купец, — покажи-ка этим людям молодых коровенок.

Майя молча пошла за Варварой. В загородке лежало десять молодых коров, жуя жвачку.

Больше всех Майе понравилась небольшая, черненькая, с белой отметиной на лбу.

— Как ее кличут?

— Туосахта.

Майя зашевелила пальцами.

— Туосахта, Туосахта. — Майя подошла к корове. Животное, перестав жевать, приподняло уши и с шумом втянуло в себя воздух. Майя погладила корову по лбу.

Варвара все время молчала, наконец спросила:

— Вы нанялись к ним работать?

— Нанялись.

Из груди ее вырвался не то крик, не то стон. Девушка хотела что-то сказать и даже рот открыла, но, увидев приближающихся Иннокентия и Федора, осеклась.

Майя в продолжение долгой зимы возилась у Яковлева в хотоне с коровами и кое-чему научилась. По глазам и даже по рогам она угадывала нрав коровы, по крестцу и по вымени — молочная или немолочная. Эта молодая коровенка по всем признакам должна быть смирной и молочной.

— Ну что, выбрала себе корову? — спросил купец у Майи.

— Вот эта, Туосахта.

«Ну и выбрала, — подумал Иннокентий. — Самую маленькую из всех коров. Сразу видно, что ты, молодка, ничего не смыслишь в скотине».

Вскоре они вернулись в дом. Хозяин показал Федору и Майе маленькую комнатушку с одним окном:

— Вот тут вы будете жить.

Как ни устали Федор с Майей за день, они долго не могли уснуть. Слышно было, как в дом вошла Варвара — принесла вечерний надой молока, как купец о чем-то с ней тихо разговаривал. Варвара громко заплакала и убежала. Потом еще долго в доме хлопали дверью, топали. Майя поняла, что из-за нее и Федора увольняют Варвару, и ей стало не по себе. Она сказала об этом мужу и пожалела, что пришла сюда.

Федор промолчал, хотя ему было неприятно, что из-за них отказали ни в чем не повинной батрачке.

— Вот так и нас возьмут и прогонят, — прошептала Майя.

— Не думаю… Я хозяина давно знаю.

— А что за люди наши хозяева? — спросила Майя. — Не очень злые?

— Хозяйка — женщина хорошая, совсем не сварливая, простая, а хозяин — человек с норовом. Он может и обмануть незаметно и обидеть, хотя, конечно, его не сравнить с Яковлевым. Яковлев — зверь…

— Дай бог, чтобы все было хорошо. — Майя прижалась к Федору.

Вскоре Федор захрапел, а к Майе сон все не приходил. Она долго лежала с открытыми глазами, пытаясь представить, как сложится у них жизнь на новом месте. Во сне она увидела родную Круглую елань. Ходила по лугу и собирала цветы. День был солнечный, яркий. Вдруг с запада стала надвигаться черная туча, заслонила солнце. Потемнело. Сверкнула молния, загремел гром. Майя хотела бежать домой, но вдруг страшный вихрь закружил ее и, словно щепку, поднял выше деревьев и понес над лесом. Внизу мелькнули родительский дом и мать, стоящая во дворе с протянутыми руками. Она увидела дочь и побежала, глядя вверх… Майя с криком проснулась.

И опять сон ушел куда-то далеко. Мысли об отце с матерью, о родительском доме роем нахлынули, взбудоражили…

Майя встала, открыла окно. В комнату подуло приятной прохладой.

А в лесу, за горой, надрываясь, куковали кукушки…

Иннокентию — тоже не спалось в эту ночь. Приход Федора и Майи его обрадовал. Такого работника, как Федор, поискать надо. И расторопный, и честный, и исполнительный. На него во всем можно положиться. Вот только жена у него какая то не такая… Слишком бойкая, везде сует свой нос. Все равно он надул ее. Запроси она у него деньги вместо коровы, это было бы чувствительно, а корова — пустяки. А вот в следующей год они будут работать у него за корм для коровы. Сено в цене.

«Что ни говори, а сделку я совершил выгодную», — торжествовал купец, лежа на мягкой перине.

Купец Иннокентий был не чета Яковлеву. Хитрый, умный, оборотистый, бывалый, он везде поспевал, используя довольно широкий круг знакомств и связей. Он знал, когда кому надо прийти на помощь, ссудить деньгами, подкинуть хлеба, выручить одеждой. Делал Иннокентий это так, что все считали его благодетелем и тоже ни в чем купцу не отказывали и не перечили.

Соседи высоко ценили Иннокентия, считали его человеком большого якутского ума, и они не ошибались. Торговля у него была поставлена умно, на широкую ногу. В течение всей зимы он возил продавать мясо и масло В Мачу, Мухтую, а иногда и в Бодайбо. Для этой цели он не забивал своего скота и своего масла не брал ни фунта. Все это он скупал у других по более низкой цене.

Иннокентий нюхом чувствовал, где, когда и на чем можно нажиться. Он закупал заранее все то, что сулило прибыль.

Ранней весной за бесценок скупал отощавший за зиму скот и откармливал его заранее заготовленным сеном. Летом выгонял на пастбище. Скот тучнел, прибавлял в весе.

Скупал Иннокентий и масло. Самые дешевые цены на масло были летом, в разгар пастбищного сезона. А к осени цены повышались. Иннокентий не зевал, масло закупал летом пудами, разъезжая по улусам.

Зимой Иннокентий отвозил мясо и масло на рынки в Мачу, Бодайбо и сбывал товар втридорога.

Все лето Федор работал на сенокосе, а Майя — по дому. Иннокентий одел их, а питались они вместе с хозяевами.

Осенью, как только установилась санная дорога, купец велел нагрузить мясом десять подвод и отправил с ними Федора в Мачу. Федор должен был продать мясо и привезти хозяину выручку. Другой бы на месте Федора нажился, но купец знал — Федор не из таких, и доверял ему.

Зимой Федору приходилось разъезжать еще чаще — он возил грузы из Олекминска в Мачу и сдавал их купцу Шарапову.

Майя оставалась дома одна и сильно скучала по Федору. Ночью она долго не могла сомкнуть глаз. На сердце у нее было тоскливо и беспокойно. Вдобавок ко всему она была беременна и боялась сказать об этом хозяйке.

На дворе трещали морозы, дули метели, и у Майи было беспокойно на сердце, когда она думала о Федоре. «Где-нибудь зябнет на такой стуже, и, возможно, негде обогреться. Еще заболеет». И начинали мерещиться всякие страхи, от которых она покрывалась холодным потом.

Работа у Майи теперь была чистой и легкой — не сравнить с тем, что она делала у Яковлевых. Зимой Иннокентий бывал дома редко, и Майя с Харитиной хозяйничала дома: топила печи, подметала в комнатах и один раз в неделю мыла полы. Тем не менее она часто вспоминала юрту, где жила с Федором до этого: «Как там поживает несчастная старуха Федосья?» Майе не хватало Федосьи, ее сказок, и она завидовала девушкам, которые остались там и могут ее слушать.

Однажды Майя проснулась от толчка в животе. Затаив дыхание, прислушалась… Толчок повторился, еле слышный. Но Майе он показался громче колокола, и она готова была закричать на весь дом о своей радости.