Семен и Афанасий вышли из леса. Солнце было уже высоко. Они медленно шли по дороге к пожарищу. Войдя во двор, они остановились, увидя на сене Майю, Федора и Семенчика. Семен от испуга и неожиданности попятился за ворота, а Бороннур с фальшивым сочувствием сказал:

— Что же это делается на свете?.. Дом сгорел… Господи!..

— Что дом сгорел, не такая уже большая беда, — ответил Федор, — Чуть было жену и сына не потерял…

— Как же тебе удалось их спасти?.. — переборов в себе страх, спросил Семен.

— Наверно, бог помог. Меня ведь дома не было… Да вы что стоите у ворот, проходите! Хорошо, что не заночевал у Николая, как будто чувствовал.

Вдали на дороге показался человек, похожий на привидение. Он приложил ко лбу ладонь, защищая от солнца глаза, и посмотрел на пожарище.

Семен узнал Толлора и крикнул:

— Николай, поди сюда!

Услышав, что его зовут, Николай широкими шагами заспешил к Афанасию и Семену.

Майя, стыдясь своей наготы, спряталась за амбар.

Николай подошел и, будто не замечая Федора, сказал:

— Вот мы и развели нашего друга с демоном!..

Семен толкнул Николая в бок. Тот не понял, что это значит.

— Хорошо, Федор успел прибежать… — И, обернувшись к Николаю, Семен сказал: — Чуть-чуть было жена с ребенком не сгорели.

У Толлора лицо вытянулось. Он стоял с открытым ртом, точно ему не хватало воздуха.

Семен снял с себя почти новую рубаху и протянул Федору:

— Дай жене. Что же мы стоим? У людей нет ни одежды, ни пищи. Ну-ка по домам. И тащите сюда что у кого есть.

Когда мужчины ушли, Майя вышла из-за амбара, Федор протянул ей рубаху.

Надев рубаху, Майя спросила:

— Зачем они приходили?

Федор понял, что это они вместе, с Авдотьей подожгли дом, но ничего не сказал Майе.

Вскоре Семен опять пришел, принес с тобой старую сорочку Маланьи, своей жены, фунтов пять муки, чайник. По дороге он последними словами ругал Авдотью, подбившую их на поджог. «Чуть не погубили невинных людей», — с ужасом думал он.

Через некоторое время пришли Николай и Афанасий. Они тоже принесли кое-что из одежды и пищи.

Майя оделась, собрала вокруг дымящего пожарища щепки, разожгла костер. Федор принес воды в чайнике, поставил на огонь. Майя замесила тесто, испекла лепешек, накормила мужа с сыном, сама поела.

Семен, Николай и Афанасий не отходами от них.

— Нам здесь не дадут жить, надо уходить, — сказал Федор, тяжело вздохнув.

Все молчали, словно не расслышав Федора.

Они перебрались в амбар и прожили там четыре дня. Из пожарища все еще шел дым, напоминая Майе о той страшной ночи.

— Ты прав, Федор, — на третий день сказала Майя, — нам надо уходить отсюда.

— Осень на носу, куда же мы пойдем?

— Вернемся к купцу Иннокентию… На будущий год продадим скот и поедем в Бодайбо.

Майю ничто не связывало с этими местами, кроме тяжелых воспоминаний, и ей хотелось поскорее вырваться отсюда.

По сносной цене Федор продал заготовленное за лето сено и, не слушая уговоров Семена, Николая и Афанасия остаться, засобирался с Майей в дорогу.

— Мы поможем вам построить дом. Оставайся, друг! — почти умолял Николай.

Федер даже слушать не хотел.

Авдотья переехала жить в свою старую юрту… Старым грибом поганкой она торчала у порога, глядя подслеповатыми глазами на дорогу, по которой должны уходить Федор и Майя со своей коровой и телкой.

Провожали Федора, Майю и Семенчика Семен, Николай и Афанасий. Утро было прохладное, моросил дождик.

Семен протянул Федору деньги, завернутые в тряпочку, и сказал:

— Это тебе от нас троих…

Увидя протестующий жест Федора, Семен заговорил:

— Это мы с Авдотьей подожгли тебя… По дурости… Прости, если можешь… Майя, Федор!..

Майя и Федор даже не оглянулись.

Семен догнал Федора и сунул ему в карман деньги.

В дверях юрты темным призраком показалась Авдотья. Грозя кривой палкой, она хриплым голосом стала выкрикивать проклятия:

— Пусть дорога, по которой едете, провалится сквозь землю и вы вместе с нею! Пусть вас в лесу съедят волки, а кости ваши сгорят в огне!..

Молчаливый Афанасий поднял сжатые кулаки, затряс ими и пошел на Авдотью.

Старуха юркнула в юрту.

— Будьте счастливы! Пусть во всем у вас будет достаток!.. — крикнул Чэмэт Семен.

Федор оглянулся, помахав им рукой.

Пройдя порядочное расстояние, Федор и Майя опять обернулись. Семен, Николай и Афанасий продолжали стоять, глядя им вслед. А позади их, около юрты, на фоне уходящей темной ночи, стояла черная сгорбленная фигура старухи Авдотьи. Она часто поднимала корявую толстую палку, как будто пытаясь удержать уходящую ночь.

…Так Федор и Майя покидали намскую землю, которая была для них злой мачехой. Перед ними лежала знакомая дорога, длинная и утомительная, как все дороги, ведущие в неизвестность.

Федор и Майя подошли к рощице. Опавшая листва походила на желтые лоскуты изодранной одежды бедняка. Жухлая трава, взъерошенная ветром, шелестела под ногами.

Багрово алел восход — вот-вот выглянет солнце. Холодный утренний воздух заставлял зябко ежиться, быстрее идти, чтобы согреться. На ветвях берез и тальника прозрачными каплями застыла роса, казалось, деревья плачут.

До предела измученная Майя остановилась, опершись о ствол молодой березки. Березка качнулась, уронив несколько капель росы. Ледяная влага упала на обнаженное плечо Майи — ветхое платье Маланьи плохо прикрывало тело и совсем не грело, — заставила вздрогнуть, прикрыть ладонью худую ключицу.

Из груди женщины вырвался глубокий вздох, похожий на стон.

— Куда мы идем, Федор? — тихо спросила Майя, хотя знала, что идут они в Кильдемцы.

Федор ничего не ответил. Он знал, как тяжело осенью найти работу и пристанище. К зиме спрос на батраков уменьшался.

— К Иннокентию, а там видно будет, — наконец сказал Федор, проведя рукой по обросшим щекам. — Продадим скот, все равно кормить его нечем, а сами опять батрачить. Хомут, думаю, найдется.

В Кильдемцы они добрались к вечеру. Солнце лениво закатывалось за лес, расстилая по земле полумрак.

Иннокентия не было дома. Харитина молча встретила во дворе семейство Федора, скорбным взглядом пригласила всех в дом.

Выбившиеся из сил Федор и Майя с трудом переступили порог, в изнеможении опустились на орон. Им страшно хотелось есть и спать.

Харитина подсела к Майе и, заглядывая ей в глаза, удивленно спросила, что привело их назад.

Майя, держа на руках сонного ребенка, низко склонила голову. Плечи ее затряслись — она рыдала.

Сердобольная старуха не стала приставать с расспросами, видя, что людей этих привела в их дом большая беда. О ней они сами расскажут, когда немного придут в себя. Харитина взяла с рук Майи спящего Семенчика и уложила его на орон. Ребенок даже не пошевелился.

Наконец Федор обрел дар речи и обстоятельно рассказал хозяйке обо всем, что с ними произошло на новом месте.

Харитина, слушая, охала, вздыхала, с состраданием поглядывала на Майю и, когда Федор кончил, сказала:

— Майя, до каких пор ты будешь так страдать и мучиться? У тебя же есть родители. Поезжай-ка ты с мужем и сыном к ним, авось не прогонят. Как бы зол отец ни был, он пожалеет свое кровное дитя, не отвернется от него. Сердце ведь не камень.

Майя и сама так думала. Но что будет с Федором? Господин улусный голова ни за что не согласится принять зятем батрака, причинившего тому так много горя, вытолкает за ворота, заставит дочь развестись с мужем. Нет, это свыше ее сил. Пока жива, она не оставит Федора. После продолжительного молчания Федор спросил:

— А где же хозяин?