— Как поживаешь, единственная дочь почтенных родителей? — с издевкой спросил Федорка. — Сладко ли тебе за батраком?

— Не жалуюсь, — ответила осмелевшая Майя.

— Да, жилище у тебя с Федором не больно того… собаки в лучших живут. Может, вы все деньги на сытую еду тратите, каждый день водку пьете и меня угостите?

— Для непрошеных гостей водку не держим, — отрезала Майя.

Федорка не сводил с Майи хмельных глаз. Она ему показалась еще красивее, чем прежде. Не похоже было, чтобы Майя бедовала: хорошо выглядит, чисто одета, держится независимо. Федорке захотелось потрогать Майю руками, но вдруг Федор войдет.

— Чего ж ты не спрашиваешь, как я живу?

Майя окинула Федорку презрительным взглядом. Он уже начинал тучнеть, лицо обрюзгло от водки.

— А меня это не интересует.

— Не пойдете ли с Федором ко мне батрачить? Буду хорошо платить. Я теперь богат! Богаче купца, чем я, среди якутов нет. В одном городе Якутске у меня девять домов, — вдохновенно лгал Федорка. — В Иркутске я открываю свою контору. Мои агенты везде, вплоть до Кяхты!..

— Кого-нибудь с маткой убили? — спросила Майя.

— Что? — не понял Федорка.

В землянку вбежал запыхавшийся Семенчик, весь в снегу, одна варежка разодрана.

— А где же папа? — нарочито спросила Майя.

— Он же на работе, — переводя дыхание, ответил Семенчик.

— Папа уже вернулся с работы, — сказала Майя. — Он пошел на прорубь за водой. Поди скажи, чтобы скорее шел домой. Скажи — к нам пришли.

— Кто, мама, пришел? — спросил Семенчик, глядя на Федорку.

Федорка стал завязывать кушак.

— Никуда не ходи, грейся, — сказал он Семенчику. — Мне некогда, пойду. Скажи Федору, что я еще зайду.

Когда Федорка ушел, в землянке еще долго пахло водкой.

На следующий день Федор увидал Федорку на улице. Он быстро мчался по улице на тройке, с кучером. Сани были покрыты черной медвежьей шкурой. Федорка был в шапке из лапок черно-бурой лисы, в черных оленьих сапогах, в драповом пальто, подпоясанный широченным шелковым кушаком. Рядом с ним, развалившись, сидела женщина.

— Я первейший купец!.. — успел услышать Федор обрывок фразы. — Я…

«Ты подлец и скотина», — подумал Федор и плюнул вслед тройке.

Федорка в самом деле преуспевал, получая за свой товар из коммерческой конторы корпорации большие деньги. В якутском банке для него открыли личный кредит на двадцать тысяч рублей. Теперь он ежегодно наезжал в тайгу с большими обозами в двадцать подвод, привозил мясо, масло, чай, табак, ситец, одежду. Вислогубый Федорка до того обнаглел, что подбирал даже падший скот и пускал дохлятину в продажу. Разрезал стегна и начинял их кровью и даже требухой.

В магазины то и дело приходили возмущенные покупатели, приносили дурно пахнущие сгустки крови, вынутые из мяса, ругались, требовали заменить товар. Продавцы рьяно отругивались, гнали рабочих прочь, говоря, что надо было смотреть, когда покупали, а теперь поздно об этом говорить. «Может, вы другое мясо принесли».

Чтобы предотвратить скандал, урядники посадили крикунов в холодную, и на приисках шуметь перестели. Решили послать письменную жалобу горному инженеру Витимского округа господину Коршунову, которому по-прежнему еще верили. Но он в последней время что-то не показывался рабочим на глаза. С некоторых нор Коршунова никто не видел ни в бараках, ни в шахтах. И в конторе его нельзя было застать.

На вопросы делегатов от рабочих, где инженер господин Коршунов, конторщики отвечали:

— Нет его, уехал.

— Куда уехал?

— Почем мы знаем? Господин инженер нам не докладывают, куда уазжают.

Бараки гудели, как растревоженные ульи. Все последними словами честили администрацию корпорации, сделавшую жизнь невозможной. Трошка, высокий синеглазый Федор Зеленов и хмурый, немногословный Иван Быков ходили по баракам и втолковывали рабочим, что ни горный инженер Витимского округа, ни царь не принесут им облегчения, надо самим браться за ум и тряхнуть как следует золотопромышленников.

Очень немногие знали, что Трофим Алмазов и его товарищи — члены РСДРП, держат связь с Центральным Комитетом партии, сообщают о всех событиях на Ленских приисках.

И уж конечно, никому из администрации в голову не приходило, что слесарь центральной механической мастерской Петр Баташев и техник электростанции Иван Волошин направлены на прииска Центральным Комитетом РСДРП и возглавляют подпольную революционную деятельность.

Однажды Трошка пригласил Федора на рабочую сходку. В переполненном бараке было до того накурено, что большая керосиновая лампа, тускло освещающая барак, казалось, не висела, а плавала в клубах дыма.

Говорили все сразу, перебивая друг друга. Одни уверяли, что достаточно добиться отмены заборных книжек, и жизнь пойдет на улучшение. Старожилы не соглашались, они-то помнят, как было во все времена, когда им давали деньги на руки. То же тухлое мясо, та же дороговизна.

— За деньги можно в другом месте купить! — шумели третьи.

— Было бы за что покупать!..

— А где ты купишь? Где? По всей округе ни одной лавки!..

— Откроют лавки!.. Попросим!..

— Кого ты попросишь? Царя! Так до него далеко.

— Зачем царя беспокоить, если рядом господин Коршунов, — сострил Трошка.

— Не трожь господина Коршунова! — бабьим голосом крикнул кто-то с дальнего угла. — Он наш благодетель и заступник, на него одного надежда!

— Да плут и обманщик твой Коршунов, — загремел в ответ Трошка. — Такой же сатрап и кровосос, как и Белозеров, только похитрее. Ну где он, твой Коршунов, со своими посулами? Наобещал тут с три короба, взбаламутил всех и в кусты, один зад торчит. Поди разыщи его и приложись!..

В бараке грохнул хохот.

— Приехал сюда царя выгораживать, — продолжал Трошка. — Как будто здесь дети маленькие, не знают, что этот самый царь-батюшка, божий помазанник, рабочую кровь в Петербурге пролил. А они-то к нему с хоругвями да иконами шли! Вот тебе и царь!..

Вернулся Федор домой возбужденный, переполненный впечатлениями. Почти с порога он начал рассказывать Майе о всем том, что услышал на сходке. Весь вечер Федор не переставал восхищаться русскими, особенно Трошкой, которые готовы драться с самим царем и ни капельки не боятся его.

Слушая Федора, Майя перепугалась. Она стала умолять Федора не ходить больше на сходки, держаться подальше от Трошки.

— Почему? — удивился Федор.

— Их всех пересажают в острог и тебя вместе с ними… Не дай бог!..

— А меня-то за что? Я драться с царем не собираюсь, это не мое дело. А послушать интересно.

Федор лег и тут же уснул, а Майя почти до утра ворочалась с боку на бок в предчувствии какой-то беды. На дворе было светлее, чем в землянке. Переплет рамы единственного окна походил на черный зловещий крест. Майя накрылась с головой, чтобы не видеть его.

Только под утро она забылась чутким тревожным сном.

Окружной инженер Коршунов спешил в Петербург. Добравшись на перекладных до Иркутска, он в тот же день поездом выехал в столицу.

Вскоре из Петербурга в иркутское жандармское управление пришла срочная телеграмма такого содержания: «Срочно отправьте в Бодайбо роту солдат жандармского корпуса».

В иркутском губернском жандармском управлении очень удивились, получив эту телеграмму. Начальник управления, корпусной генерал с плутоватым лицом поехал с телеграммой к самому генерал-губернатору Князеву, толстому пожилому человеку с выпуклыми бычьими глазами и седыми бакенбардами, точь-в-точь как у Александра Третьего, при жизни которого он был назначен генерал-губернатором Иркутска и теперь верой и правдой служил августейшему наследнику, его величеству Николаю Второму.

— Что там происходит в Бодайбо, ваше превосходительство? — без предисловия спросил начальник жандармского управления. — Может быть, вам известно?

— А что там, батенька мой, может происходить? Да на вас лица нет. Что случилось?