Кровь ударила Федору в голову, тяжело дыша, он спросил:

— Да кто тебе сказал?..

— Все об этом говорят, весь наслег…

Федор схватил Николая за грудь, повалил на орон.

— Кто тебе сказал? — выйдя из себя, кричал он. — Говори, кто тебе сказал?!

Толлор не на шутку испугался гнева Федора. Притворяясь пьяным, он плел языком о чем-то другом.

Федор долго не отпускал Николая, тряс его, добиваясь, кто же говорит такое про его жену, Но Николай так ничего больше и не сказал.

— Не пущу до тех пор, пока не скажешь!..

— Пусти, дурак, я пошутил… Ой, задушишь!..

Осенью быстро темнеет. Майя разобрала постель и легла, положив рядом Семенчика. Она старалась не спать, ожидая, что вот-вот придет Федор. Дверь была не заперта.

Во дворе послышались шаги.

«Федор вернулся, — подумала она, — молодец, не засиделся. Сейчас откроется наружная дверь…» Майя прислушалась. Теперь топот был слышен за домом. Не один, а, похоже, двое… Майя испугалась, прижала к себе сына. Опять подошли к наружной двери… Кто-то возится…

«Неужели Федор так напился, что никак не найдет двери, бродит вокруг», — подумала Майя. Она встала с орона, вышла в сени, подошла к двери, тихо спросила:

— Это ты, Федор?

Послышался топот людей, отбегающих прочь.

Майя нажала на дверь, чтобы открыть. Дверь не открывалась — она была подперта снаружи чем-то тяжелым. Майя затряслась от испуга. Дрожащими руками она заперла двери и вернулась в постель. Сердце гулко стучало, заглушая все остальные звуки. Теперь топот слышался у окон. Похоже было, что к закрытым ставням приваливают какую-то тяжесть, отчего ставни закрывались плотнее. Майя натянула на голову одеяло, с трудом удерживая крик ужаса, готовый вырваться из ее груди…

Кресты еще днем привезли из лесу на двух волокушах и с наступлением сумерек подвезли и сложили их за юртой Авдотьи. Старуха видела, как Толлор Николай увел Федора из дому, как Майя стояла у ворот и смотрела им вслед.

Как только стемнело, Авдотья велела Чэмэту Семену и Бороннуру Афанасию загородить дверь и окна дома сырыми осиновыми крестами.

Когда дверь и окна были завалены, Авдотья принесла в берестяной посуде керосин и облила углы дома.

— Господи, создатель всего живого, помилуй нас, — крестясь, забормотала она. — Седобородый дух пламенного огня, слизни злого духа своим языком, преврати его в дым и черные угли.

Семен и Афанасий тоже стояли и крестились, подражая Авдотье.

Старуха трясущимися руками достала из-за голенища торбаса спички, зажгла одну.

— Господи, помилуй и спаси… — Авдотья ткнула горящей спичкой в бревно, политое керосином, и заспешила к другому углу.

Дом загорелся с четырех углов, во дворе стало светло. Черная копоть и пламя с треском рвались в небо. Афанасий и Семен стояли молча и смотрели, преисполненные торжественным чувством, — они спасают людей от демона.

Из дома вырвался громкий крик Майи и плач ребенка. Эти крики словно разбудили Семена и Афанасия, страшно напугали их. Семен подбежал к старухе:

— Что же мы делаем?.. Там люди!..

— Замолчи! — крикнула старуха. — Демон мутит твой разум! Молись богу!..

Семен стал торопливо креститься.

«Гори-гори, чертово семя! — торжествуя, думала Авдотья. — Теперь тебя никто и ничто не спасет». Она повернулась и не спеша побрела к юрте. За ней, понурив головы, поплелись Семен и Афанасий.

Майя, лежа под одеялом, слышала во дворе какой-то треск — так трещат в печке сухие дрова. Она высунула голову из-под одеяла. В нос ей ударил едкий запах дыма. Сквозь щели в ставнях пробивалось пламя. Одна ставня загорелась. Оконные стекла стали с треском лопаться, пламя ворвалось в дом, заполнив его дымом. Майя схватила Семенчика, завернула его в одеяло, бросилась к двери, отперла ее и толкнула ногой изо всей силы. Дверь немного открылась. В сени, через дверь, рванулось пламя.

— Федор!.. — не своим голосом закричала Майя, разбудив Семенчика.

Перепуганный ребенок, задыхаясь от дыма, тоже закричал. Майя, обняв ребенка, легла с ним на пол. Стало немного лучше дышать.

«Сгорим заживо…» — мелькнула мысль у Майи. Вскочив, она схватила за печью полено, подбежала к окну, стала бить в ставни, но они не открывались.

— Ма-а-а-а! — кашляя от дыма, закричал Семенник.

В это время загорелся потолок дома, взялся сплошным огнем, наружная дверь тоже горела…

Авдотья скрылась в юрте, а Семен с Афанасием стояли во дворе, слыша крик в доме, и не знали, что делать. Семен порывался броситься в горящий дом, чтобы спасти хотя бы ребенка, но не решался.

В лесу кто-то громко запел. Семен по голосу узнал Федора.

— Федор, — испуганно прошептал Афанасий и убежал в лес, в противоположную сторону.

Из юрты вышла Авдотья. В лесу перестали петь. Семен подбежал к быкам, отвязал их, вскочил на одного верхом.

— Садись скорее на волокушу! — крикнул он Авдотье. Быки галопом побежали по дороге.

Федор, не торопясь, возвращался домой, спотыкаясь о корни деревьев. Он не очень твердо держался на ногах, но был доволен и весел, шел и во все горло пел плясовую песню, которую всякий раз вспоминал во хмелю…

Выйдя на опушку леса, Федор увидел пожар… Дом его стоит на отшибе, на том месте, где полыхает огромный костер… В одно мгновение хмель прошел у Федора, он побежал по дороге, к горящему дому.

— Майя!.. Семенчик!.. — закричал он, вбежав во двор.

Стены дома взялись пламенем. Федор отбросил тяжелый крест, которым была завалена дверь, распахнул горящую дверь, вбежал в сени:

— Майя!.. Семенчик!..

Внутри дома стоял треск, дым забивал дыхание, слепил. Федор лег, пополз к орону. На нем загорелась одежда:

— Майя!..

«Наверно, выскочили», — подумал он и, схватив оленью шкуру, побежал к выходу, стараясь сбить с одежды огонь. Вдруг ему послышался голос Майи.

— Майя, где ты?.. — отчаянным голосом закричал Федор и услышал ответный крик, как будто из-под земли:

— Федор, спасай!..

Федор стал ползать на четвереньках по дому в надежде отыскать жену и сына. Руки нащупали крышку подполья:

— Майя!..

Крышка поднялась.

Федор принял на руки насмерть перепуганного ребенка, помог Майе вылезти из подполья. Они успели выбежать во двор… Майя в изнеможении упала на траву, не замечая горящей сорочки. Федор сорвал с нее сорочку и отбросил прочь, потом стал сбивать огонь на своей одежду. В это время в доме с грохотом обрушился потолок, подняв вверх столб искр и огня.

Федор схватил за руки Майю и Семенчика и отвел их подальше.

Майю бил озноб. Стуча зубами, она сказала:

— Вырвались… Ты где так долго ходил?

— У Николая… Он не отпускал меня.

— Нас, наверно, подожгли. Вокруг дома кто-то ходил, я думала — ты.

— Дверь и окна были завалены крестами.

— Крестами? — удивилась Майя.

На обожженной руке Федора вскочили волдыри. Щемящая боль, казалось, отдавалась в самом сердце.

Федор принес сена, под открытом небом устроил постель, уложил сына и жену. У него из головы не выходили кресты: «Кто их мог принести, зачем?.. Федорка?..»

Когда Майя проснулась, было уже светло. Головная боль прошла, но в груди першило. Подле нее сидел Федор — он всю ночь не спал, ныла обожженная рука.

Увидев, что Майя проснулась, Федор улыбнулся ей, будто ничего не случилось.

— Как думаешь, Майя, кто нас поджег? — спросил Федор.

Он вспомнил о своем разговоре с Николаем, его пьяные намеки на то, что Майя — не человек. Только ли намеки?.. Вспомнил, как он повалил на орон Николая и стал трясти его. На улицу выбежала жена Николая и стала кричать, звать на помощь. Федор хлопнул дверью и ушел… Но почему Николай так странно себя вел?.. Начинал и не договаривал. А потом стал говорить такое, что Федор пришел в бешенство. Не имеет ли все это отношения к пожару?..