— Как вас зовут, дорогой? — приветливо спросил инженер, не выпуская руки Федора.

— Владимиров Федор, — робко ответил Федор, а сам подумал: «Что этому господину от меня нужно, что он даже спросил мое имя?»

Коршунов ни единым словом никому не обмолвился, что нынче вечером будет заседать стачечный комитет и он будет присутствовать на этом заседании. Встретив полицмейстера, он, как будто между прочим, спросил у него:

— В котором часу вы вечером выставляете патруль?

Полицмейстеру уже были даны инструкции следить за горным инженером, поэтому он соврал ему, сказал, что в девять часов вечера. В действительности патруль выставлялся гораздо раньше.

— Вы всех без разбора хватаете или делаете исключение? — вдруг поинтересовался Коршунов.

— Не понял? — рявкнул полицмейстер, испепеляя глазами горного инженера.

Коршунов выдержал взгляд полицмейстера.

«Ну и болван же ты, братец, ужасный болван — весь на поверхности», — подумал он.

— Господин Оленников, — пряча улыбку, сказал Коршунов, — если, предположим, я окажусь на улице после девяти, со мной тоже по всей строгости?..

Полицмейстер шумно вдохнул холодный воздух и с притворством, на которое только был способен, громко ответил:

— Что вы, господин инженер?.. Помилуй бог!

— Благодарю, — суховато сказал Коршунов. — Теперь я буду спокоен.

Они сдержанно раскланялись.

А тем временем Алмазов, Быков и Зеленов, встретившись часа за два до начала заседания стачкома, совещались, как им держать себя с Коршуновым.

Быков полагал, что Коршунов никакой не провокатор — провокаторы не стоят горой за рабочих, не ссорятся из-за них с администрацией. О том, что горный инженер со многими чиновниками корпорации испортил отношение, на него косились, чуть ли не в глаза называли социалистом, было всем известно.

Зеленов был того же мнения о горном инженере, но затею партийного комитета проверить Коршунова одобрял — осторожность не помешает. Действительно ли он тот, за которого его на приисках принимают? Но проверить надо основательно, чтобы в случае чего — никаких сомнений.

— Он может не поверить, что комитет состоит только из трех человек, — сказал Быков.

— А мы скажем ему, что это преднамеренно, — успокоил его Зеленов. — Если в комитете много людей, его легче обнаружить.

— Есть у меня еще один человек, которого можно было бы пригласить на заседание, — сказал Алмазов. — Его, кстати, Коршунов видел у меня сегодня и спросил фамилию.

— Кто такой? — спросил Зеленов.

— Один лесоруб. Якут… Хороший парень. Давай-ка скажем Коршунову, что в комитете четыре человека. А фамилию четвертого не будем говорить. Мол, не явился. Для порядка можно будет подождать с полчаса. Если Коршунов провокатор, то арестуют не только нас троих, но и якута заберут. И тогда уж никаких сомнений…

— Ну, это непорядочно, — начал возражать Быков. — Подвергать опасности человека, который не имеет никакого отношения к забастовке. У него, наверно, дети, жена?

— Жена и ребенок.

— Тем более.

— Да его тут же выпустят, — сказал Алмазов. — Посуди сам, может ли темный мужик, якут, знающий три русских слова, возглавлять забастовку? Смешно… И мы на следствии скажем, что Федор тут не при чем.

— Ты, пожалуй, прав, — согласился Быков.

На окраину поселка, к недостроенному дому, пробирались по одному. Ровно в семь часов вечера в сенях послышался шорох. Кто-то в темноте ощупывал стенку в поисках двери. Зеленов впустил Коршунова.

— Вас никто не видел? — спросил он.

Коршунов поздоровался, оглядывая присутствующих, и сказал, что ему удалось проскочить незамеченным.

— Пока только трое? — спросил он.

— Сейчас должен подойти четвертый, — сказал Алмазов.

— Вас всего четверо? — удивился Коршунов.

— А больше и не надо, — ответил Быков. — Четверых засекретить легче, чем десятерых.

— Это верно, — согласился Коршунов. — А где четвертый? Кто такой?

— Вот придет, увидите.

Четвертый не приходил. Прошло полчаса, сорок минут, его все не было.

— Наверно, уже не придет, — сказал Быков. — Будем начинать.

— А кого мы прождали целый час? — допытывался Коршунов. Он вопросительно посмотрел на Трошку. — Я его знаю?

— Скорее всего — нет. А может, и знаете.

— Как его фамилия?

Настойчивость, с какой Коршунов старался выведать, кто четвертый, всех насторожила. А тот даже не пытался загладить свою оплошность, сидел, смотрел то на одного, то на другого.

Фамилию четвертого Коршунову не сообщили, и он сразу потерял интерес к заседанию. Сидел в углу с записной книжкой и рассеянно слушал Алмазова. Когда Трошка заговорил о том, что рабочие решительно требуют увести из приисков жандармскую роту, разрешить собрания и митинги, Коршунов прервал его:

— Это уже политика.

Алмазов спокойно ответил:

— Совершенно верно, господин инженер, политика. Ну и что же?

— Я могу помочь вам во всех делах, касающихся снабжения рабочих, заработка, продолжительности рабочего дня. А насчет митингов, собраний даже речи не может быть. Корпорация никогда на это не пойдет.

— Заставим пойти, — бросил Зеленов.

— Сомневаюсь. — Коршунов встал, чтобы уйти. — Извините, но мне здесь больше нечего делать. Бунтовать я вместе с вами не собираюсь. До свидания.

Алмазов вдогонку сказал:

— Будьте осторожны, господин инженер. На улице патрули.

В комнате засмеялись.

Коршунов, не заходя к себе пошел прямо к Теппану. У главного инженера сидел исправник Курдюков.

Вежливый, корректный Теппан даже не удостоил горного инженера взглядом и не пригласил сесть. Курдюков, развалясь, сидел в кресле, нога за ногу, и смотрел мимо Коршунова в пространство.

Коршунов подошел к исправнику и, криво улыбаясь, протянул ему руку.

Курдюков не подал руки.

— Вы за что-то на меня обижены, господин Курдюков? И вы, Александр Гаврилович? — с печальным недоумением спросил Коршунов.

— Вы социалист, а мы слуги царя, — за обоих ответил Курдюков, взглянув на Теппана.

Теппан поднял на исправника холодные глаза, и тот замолчал.

— У вас ко мне дело? — сухо спросил главный инженер у Коршунова.

— Да, — невозмутимо ответил Коршунов, протирая пенсне. Глаза его стали невыразительными. — И к вам, господин Курдюков. — В голосе горного инженера зазвучали властные нотки. Он надел пенсне и, обращаясь к исправнику, спросил: — Ну-с, нашли членов стачкома?

Теппан и Курдюков переглянулись.

— Вы что, воды в рот набрали, господин исправник? Отвечайте: нашли или нет?

— Увы, Константин Николаевич, нет, — миролюбивым голосом сказал Теппан. — Вы, может быть, хотите нам помочь?

— Даром хлеб едите, господин Курдюков, и казенный мундир протираете…

Исправник побагровел:

— Да как вы смеете?..

— Смею!.. Встать! — закричал Коршунов так, что всегда спокойный, уравновешенный Теппан вздрогнул.

Исправник вскочил.

— У вас ни на грош проницательности, господин Курдюков, — начал распекать его Коршунов. — Будь у вас хоть немного сообразительности, вы не вели бы себя так опрометчиво и глупо.

— Виноват… — скорее по привычке, чем от страха сказал исправник.

Коршунов достал из кармана записную книжку, небрежно вырвал листок и протянул исправнику:

— Вот вам список стачкома. Здесь фамилии и кто из какого прииска. Четвертый якут Владимиров. Это — агитатор, подстрекает лесорубов.

Исправник и Теппан склонились над бумажкой. Курдюков вслух прочитал фамилии.

— Владимиров живет в землянке, севернее седьмого барака. А то ведь не найдете, — сказал Коршунов.

Исправник стал потирать руки:

— Найдем, господин инженер. К утру все будут в кутузке. Благода-рю-с!.. Как вам удалось?

Коршунов не ответил. Спрятал в грудной карман форменного инженерского кителя записную книжку, сдержанно раскланялся с Теппаном и вышел.