«Если пополнения не будет, уеду отсюда совсем, переберусь к Меркулову», — решил про себя Коробейников.
VII
Семенчика вызвали в губчека.
— Да тебя не узнать! — обрадовался Семенчику Слепцов. — Раздался в плечах, возмужал.
— Расту, Платон Алексеевич, — ответил шуткой Семенчик.
— Вижу. Хаптагайскую операцию отлично провел. Мы представили тебя к награде. Молодец!
Семенчик покраснел, смутился.
Слепцов достал из сейфа самодельную карту. Посередине карты были нарисованы квадратики, кружочки и написано «Кильдемцы».
— В Кильдемцах белые сосредоточили крупные огневые, средства и несколько сот солдат. Их штаб находится в доме купца…
— Иннокентия, — подсказал Семенчик.
— Совершенно верно. Купеческая усадьба превращена в главный опорный пункт. Бандитов надо выбить из Кильдемцев. И не только выбить, уничтожить их там. Эта задача возложена на Второй северный отряд и на сводный отряд ЧОН и милиции. Всю операцию возглавит Строд. А ты, Семен, поведешь Второй северный… Киледемцы ты знаешь?
— Знаю.
— Ночью тронетесь на Хатын-Юрях, обойдете озеро Юрюн, — Слепцов вел пальцем по карте, — обогнете Марху с запада и вдоль Намсырского перевала и дальше вдоль гор… Вот они, с запада от Кильдемцев… Дойдите до кургана. Курган этот приметный — на самой макушке растут пять сосен. Да ты знаешь, наверно?
— Знаю. У намской дороги, недалеко от усадьбы Иннокентия.
— Совершенно верно. Между курганом и усадьбой — открытое поле.
— От кургана начинается лощина, — вспомнил Семенчик. — По ней можно скрытно подойти к усадьбе Иннокентия.
— Именно скрытно. — Слепцов одобрительно кивнул. — Вижу, тебе нечего разжевывать. Ты должен к рассвету скрытно подойти с отрядом к кургану. Вот и все. После короткого привала Строд отдаст приказ о наступлении. Ну, желаю успеха. — Слепцов на прощание обнял Семенчика. — Возвращайся с победой!
Всю ночь Семенчик вел конников Строда в Кильдемцы. Перед рассветом он остановил отряд в зарослях и обратился к командиру:
— До деревни отсюда пять верст. Передохнуть, наверно, немного надо.
— Спешиться! — подал команду Строд. — Коноводам покормить лошадей. Командирам ко мне.
Посовещавшись, оставшееся расстояние решили преодолеть пешком.
Вскоре стало видно, как в деревне задымили трубы, изредка оттуда доносился собачий лай. Усевшись в круг, красноармейцы перекусили сухим пайком — кто знает, когда теперь удастся подкрепиться.
По лощине пополз густой морозный туман. Отряд гуськом двинулся к кургану — исходной позиции перед боем. С восходом солнца должна начаться атака на опорный пункт белых.
VIII
Сводным отрядом ЧОН и милиции командовал Федор Владимиров. Он тоже хорошо знал здешние места и расположение построек в усадьбе Иннокентия.
До Мархи отряд доехал па санях. Дальше шли пешком. На подводах везли только пулеметы, боеприпасы и продукты.
На снежную целину спустился предрассветный туман. Было очень холодно. Впереди беспорядочным скоплением строений призрачно чернела деревня. Федор развернул отряд цепью и повел поближе к купеческой усадьбе.
Вот уже совсем рядом, на бугре, дом старика Иннокентия. Вся усадьба обнесена высокой стеной из плит мерзлого навоза. В стене много бойниц.
«Неплохо укрепились, — подумал Федор. — Такой щит пуля не возьмет, нет…»
Вокруг безмолвие. Над озером стоит густой туман. Отряд, не нарушая тишины, вжимается в сугробы, ждет сигнала к атаке. Руки и ноги, разогретые недавним движением, постепенно застывают. Только сейчас люди почувствовали, что морозец разгулялся не на шутку.
Бегут минуты. Тишина…
Но вот зазолотились верхушки на Кангаласском хребте, заискрился снег на его склонах. А потом и само светило — огромное, яркое — выкатилось из-за Лены. Время, товарищи!
Федор поднял отряд в атаку.
Крепость-усадьба ожила, ощетинилась ружейными стволами. Захлопали выстрелы. Кусочки свинца запели над головами бойцов. Но многие бандиты стреляли из берданок — посланные ими пули даже не долетали до цели.
Во избежание напрасных потерь, Федор приказал отряду залечь и ползком пробираться к большому, наметанному ветром сугробу. Укрывшись за ним, красноармейцы оказались в безопасности.
Федор прорыл в твердом насте отверстие и стал наблюдать за усадьбой. Стреляли оттуда беспрестанно.
По примеру командира бойцы проделали в гребне сугроба дырки, просунув в них винтовки, и теперь отвечали беглым огнем.
А диск солнца все выше поднимался над горизонтом. Холодное свечение его окрашивало снежную целину в багровый цвет.
Федор снова поднял свой отряд в атаку. Он сам первым вскочил на ноги, слышал, как за спиной грянуло «ура».
Упал, сраженный пулей, бегущий рядом с Федором чоновец. Затем еще один, еще…
— Ложись! — крикнул Федор. — Зарыться в снег!
Подполз связной от Строда: Иван Яковлевич приказал окопаться и до вечера носа не показывать.
Когда стемнело, от Строда поступило новое распоряжение: открыть огонь и до полуночи не давать бандитам покоя, а потом притихнуть и ждать — пусть осажденные думают, что красные ушли. На рассвете же отряд чоновцев и милиционеров с криками «ура» откроет по крепости стрельбу, отвлечет на себя белых, а Второй северный в это время атакует крепость.
В полночь перестрелка прекратилась. Наступила томительная тишина. Медленно тянулось время. Казалось, рассвет сегодня запаздывал. Но вот на востоке забрезжило. Наступал новый день.
Наконец, Семенчик услышал по другую сторону крепости многоголосое «ура» и стрельбу.
— Приготовиться! — передал он по цепи команду Строда. — Короткими перебежками вперед… — говорил комиссар вполголоса, сосед едва слышал его.
Отряд побежал по твердому насту. Скрип снега под ногами заглушали выстрелы.
Через навозную стену полетели гранаты. Отряд ворвался в усадьбу. Началась рукопашная. Семенчик подкрался к амбару и забросил гранату в открытую дверь.
Взошло солнце. Бой за усадьбу не утихал. С другой стороны ее атаковали чоновцы и милиционеры. Глухо рвались гранаты.
Из окопа, вырытого посередине двора, выскочили несколько бандитов. И заметались на месте. Один из бандитов юркнул за хотон. Его догнал Семенчик.
— Стой!
Бандит бросил винтовку и, повернувшись лицом к комиссару, поднял руки. Это был Федорка Яковлев.
Семенчик поднял наган. Федорка — он узнал олекминского комиссара — дико, пронзительно завизжал, выбросил вперед грязные руки и лихорадочно замахал ими перед собой, как будто хотел поймать пулю. А потом, ловя открытым ртом воздух, попятился назад.
— Не стреляй! — услышал Семенчик предостерегающий, требовательный голос сзади.
«Не мешайте!» — хотел крикнуть в ответ Семенчик. Он подошел к вислогубому и выстрелил в него в упор, прямо в грудь.
Федорка застыл на мгновенье, рывком повернулся спиной к Семенчику и рухнул на изгаженный скотом снег.
Подбежал запыхавшийся пожилой милиционер. Теперь только комиссар узнал в нем начальника милиции, своего однофамильца. Семенчик знал, что имя у милиционера такое же, как у отца — Федор. Но внешностью он ничем не напоминал Семенчику отца, портрет которого он давно нарисовал в своем воображении по рассказам матери и по смутным воспоминаниям детства. Отец у него был красавец, а у этого на левом веке рубец, от которого один глаз напряженно прищурен.
— Ты что, глухой? — грубовато сказал начальник милиции. — Я же кричал тебе: не стреляй! — Но глядел он не на юношу, а на неподвижное тело вислогубого.
— А вам что, жалко его? — спросил Семенчик дрожащим от волнения голосом, пряча в кобуру наган.
По лицу начальника милиции скользнула улыбка. Только теперь он поднял на собеседника глаза.
— Жалко, говоришь? Этого?.. — Начальник милиции тихо выругался по-русски и сплюнул. — Для тебя, парень, он просто враг, бандит, как все они. А для меня Федорка Яковлев враг кровный!.. Пожил бы ты с мое, голубчик, да испытал на себе то, что мне пришлось пережить из-за этого гада…
