Майя была на седьмом небе от счастья, в доме с утра до вечера не смолкала песня. Молодая мать везде успевала, и все были довольны.

Вечерами Майя, укладывая спать сына, пела:

Семенник лежал в зыбке и, слушая песню, улыбался во весь рот. Мать пела до тех пор, пока ребенок не засыпал.

Теперь Майю нельзя было узнать. Куда девались усталый, загнанный взгляд, тяжелая походка, худоба, бледность. Майя порозовела, кожа стала мягкой, нежной, движения — быстрые, полные грации, фигура изящная, словно точеная. Старики часто любовались своей работницей и жалели, почему эта красивая, обходительная молодка не их дочь.

В дом купца часто наезжали гости прошеные и непрошеные, ночлежники. Но Майе все равно дом казался пустым и тоскливым, когда Федор находился в отъезде.

В один из зимних вечеров к Иннокентию на ночь попросился якут, одетый в черную суконную шубу на меху из лисьих лап. Был он моложавый, среднего роста, очень бойкий, подвижный, с пышными, черными волосами.

Как только ночлежник вошел в дом и стал снимать с себя шубу, Иннокентий сказал Майе:

— Скорее поставь самовар. Иван Семенович, наверно, замерз.

Приезжий улыбнулся, потер ладони, подвигал руками, словно крутя мутовку, и приятным басом сказал:

— Холод на дворе… Но я не так уж и замерз. Впрочем, от чая не откажусь.

Майе ночлежник не понравился. Какой-то суетливый и, наверно, взбалмошный, напускает на себя важность.

Выходя из комнаты, Майя услышала, как Иннокентий спросил у гостя:

— Как у тебя нынче, Иван Семенович, идут тяжебные дела? — Таким тоном спрашивают: «Какие у вас нынче виды на урожай?»

На родине Майи, в Вилюйском округе, всю жизнь тяжебными делами занимался господин Баскаков. Он был юрист в всегда начатое дело доводил до конца. О нем ходила добрая слава, многих он защитил от несправедливости. «Может, и наш ночлежник такой человек? — подумала Майя и вспомнила о фальшивых векселях. — Не поговорить ли с ним насчет проделки Яковлева? Может быть, он согласится заняться этим делом? Но найдешь ли управу на улусного голову?..»

Когда Майя вышла, гость спросил у хозяина:

— Это что за красотка? Откуда она взялась?

— Это наша служанка.

Иван Семенович несказанно удивился:

— Да она же писаная красавица, и пошла в батрачки?! Хотите, в течение недели выдам ее замуж за богача?..

— Опоздал, голубчик, — ответил Иннокентий. — Она уже замужем, имеет сына.

Как бы в подтверждение слов хозяина в боковой комнате заплакал ребенок. Майя перепеленала сына и вынесла его в комнату.

Купец заулыбался, протянул руки:

— Семенчик, маленький мой, иди ко мне!..

Человечек ответил широкой улыбкой во весь беззубый рот, но к крестному не пошел — стеснялся чужого, а может, боялся.

Майя отнесла ребенка в другую комнату, быстро вернулась и стала собирать на стол.

Когда она вышла, Иван Семенович опять спросил у Иннокентия:

— А где ее муж?

— Работает у меня. Сейчас он возит мои грузы из Олекмы в Мачу и там сдает их купцу Шарапову. Вернется не скоро, весной.

— Откуда она у вас появилась?

— Ты, наверно, помнишь Федора, он давно, лет десять назад, жил у меня. Я его часто брал с собой в поездки… Вот-вот, конечно, помнишь. Потом его у меня отобрал прежний хозяин, голова Яковлев. Но Федору, видно, не сладко там было, и он опять сбежал от Яковлева.

— Вместе с женой?

— Да. С той поры и живут они у меня. И ребенок у них тут родился.

Из рассказа хозяина было неясно, каким образом эта красавица вышла за батрака.

— Вы не знаете ее родословную? Из каких она мест?

Иннокентий ничего о ней не знал, кроме того, что она из Вилюйского округа. Раза два или три он пробовал расспросить Майю о ее родителях, но всякий раз она ловко переводила разговор на другое, и хозяин так ничего не узнал. И гостю ничего не мог ответить.

— Странно, — не переставал удивляться Иван Семенович. — Наружность у нее незаурядная, бросающаяся в глаза, а вышла за батрака. Да в России с такой наружностью она стала бы графиней, княжной, ходила бы в гарусе, шелках!..

Иннокентий ничего не ответил. Он неграмотный, темный человек. Откуда ему знать, как там бывает у русских?!

Майя внесла кипящий самовар, поставила на стол.

Чай пили молча. После чая хозяин не стал засиживаться, извинился и вышел к больной жене.

Майя стала убирать посуду. В комнате остались Иван Семенович с Майей вдвоем.

— Можно у вас спросить? — осторожно начал ночлежник. — Только, пожалуйста, не удивляйтесь.

Майя холодно посмотрела на ночлежника и сказала:

— О чем вы хотите меня спросить?

Видавший виды Иван Семенович оробел, но чтобы не подать вида, как будто между прочим спросил:

— У вас есть родители?

Майя удивленно пожала плечами, не зная, что ему ответить. «Зачем ему мои родители?» — подумала она. И чтобы пресечь дальнейшие расспросы, сердито сказала:

— Должны быть… Если живы.

Иван Семенович не оскорбился тоном собеседницы. Прижав руку к груди, он заговорил, как с равной:

— Пожалуйста, извините. Я по профессии адвокат, имею довольно обширный круг знакомых, меня везде знают. Не исключено, что и с вашими родными доводилось встречаться. Вы из Вилюйского округа?

— Да… — ответила Майя, а сама подумала: «Хотя бы Семенчик заплакал, я бы ушла к нему…»

Но Семенчик не плакал.

— Вы из какого улуса?

— Из Средневилюйского.

— Из Средневилюйского? — оживился Иван Семенович. — Как же, знаю. Когда-то вел тяжбу крестьян с князьком Капитоновым. Он захватил у них сенокос, ему не принадлежащий. Шумный был процесс. Князька Капитонова знаете?

Еще бы Майе не знать Капитонова, письмоводителя улусной управы. Она помнит и тяжбу с бедняками из-за сенокоса Арыылаах. Ничего тогда крестьяне не добились, сенокос остался за Капитоновым.

— Знаю. Есть там такой князец, — ответила Майя. Сказано это было так, что ночлежник нисколько не усомнился в том, что она знает Капитонова.

— Извините, а как фамилия ваших родителей?

— Харатаевы, — с вызовом ответила Майя.

Иван Семенович часто заморгал глазами — от неожиданности. Как же, он слышал эту фамилию… Харатаев… Да ведь эту фамилию, кажется, носит голова Средневилюйского улуса. Лично он не знаком с Харатаевым, но фамилия на слуху. Еще бы!.. И эта женщина по отцу — Харатаева. Уж не подшучивает ли она над ним? Так нет, не похоже. Лицо хмурое, глаза отчужденные, не такие, как бывают у шутниц. А может, однофамилица?

— Я знаю господина Харатаева, голову Средневилюйского улуса, — ничем не обнаруживая своего удивления, сказал ночлежник.

— Это мой отец, — обыденным голосом произнесла Майя, — Семен Иванович Харатаев. Я его родная дочь.

— Позвольте, — вырвалось у Ивана Семеновича. — А как же понять ваше нынешнее положение?.. — Лицо у ночлежника вытянулось, рот открылся.

Дальше произошло то, чего Майя от себя не ожидала. Она рассказала ночлежнику, как ее выдали замуж за батрака.

Иван Семенович слышал всякие побасенки, но такой слышать ему не приходилось. Из вежливости он не, стал говорить, что не верит Майе, но скрывать этого не старался.