— Раскошеливайтесь, сограждане хорошие, испытайте свою фортуну. Авось привалит счастье. Акций хватит на всех! — И он, уже в который раз, сообщил, что выпущено этих самых акций на одиннадцать миллионов «рублев».

Напротив конторщика сидел чернобородый крепыш. Он неопределенно хмыкал, слушая разговоры об акциях, потом, сощурив карие глаза, спросил у тщедушного:

— Вы-то сами намерены приобретать акции?

— Непременно!.. Без колебаний!

— Сколько — одну, две? Или побольше?

Рука конторщика нервно дернула рыжую бородку:

— Для начала рублев на двести.

— Четыре штуки, — подытожил чернобородый. — Зато будете состоять в одной компании с самим государем. По истечении года поделите барыши и, как водится в таких случаях, зададите пир на весь мир. Вашей доли на водку, пожалуй, хватит. Остальное пойдет в карманы ваших компаньонов, у которых акций побольше. Государь получит половину всех прибылей, бывшие хозяева приисков поменьше.

В вагоне загудели. Кто-то отпустил соленую шутку насчет дележа прибылей, и все засмеялись. Даже Федору было ясно, что богачи всегда и везде будут преследовать свою выгоду. Стало быть, и акции выпущены для их пользы. А рабочий человек как был бедняком, так и останется.

Поезд прибыл поздно вечером. Семенчик уже спал. Майя на радостях хотела разбудить сына, но Федор не разрешил. Так и сидели они друг против друга, глаза в глаза. Ей показалось, что Федор очень похудел — почернел от мороза и ветра, кожа на руках задубела. Майя гладила его шершавые руки, прижимала их к щекам. Как она истосковалась по нему — по этим рукам, глазам, по этой белозубой застенчивой улыбке.

После ужина, когда обо всем было переговорено, Майя достала из-под кровати сверток — как будто только теперь о нем вспомнила, — развернула и с сияющим видом протянула Федору новый костюм:

— Это тебе… обновка. Не знаю, понравится ли?

Костюм был добротный, из черного сукна. Такого у Федора отродясь не было.

— Завтра пойдем в церковь. Возьмем сына и пойдем. Я отпрошусь у хозяйки.

Утром Федор нарядился в новый костюм и семья чинно отправилась в церковь. Майя откровенно любовалась мужем и была очень довольна своей покупкой. По дороге в церковь Федор и Майя увидели, что горожане целыми толпами зачем-то бегут к реке Витиму. Внизу, в устье речки Мамы, показался густой, черный дым.

— Вот он, пароход… Идет! — послышались голоса.

Открылась навигация, и к бодайбинской пристани шел первый пароход в этом году. Он вез почту, с этим пароходом могли приехать знакомые и близкие тех, которые спешат на пристань.

Федор и Майя прошли мимо церкви и, не заходя в нее, пошли с людьми на пристань посмотреть на пароход. Вся набережная была запружена народом. Витим широко разлился после половодья. Белые пенистые волны несли вниз по течению щепки, валежники и целые лиственницы. На берегу старались распознать пароход:

— «Святой Иннокентий»…

— Ничего подобного — «Князь Михаил»…

— Это — «Генерал Синельников»…

Тучный длиннорукий мужчина с одышкой, стоящий рядом с Федором и Майей, сказал:

— Пароход купца Шмотина зимовал в Киренске. Должно быть, это он идет.

Белый как лебедь пароход, миновав излучину Витима, приближался к Бодайбо, рассекая мощной грудью вешние воды. Подходя к пристани, пароход дал гудок. Разбуженные горы отозвались протяжным эхом. Споры на набережной прекратились. Все увидели — к причалу приближается «Генерал Синельников».

Первыми с парохода сошли какие-то важные господа в котелках, белых перчатках, с тросточками. Один из них был во фраке. На глазах поблескивало пенсне.

Исправник Курдюков, полный, неуклюжий, напоминающий медведя, с неожиданным проворством побежал навстречу господам, поздоровался с ними за руку и сделал широкий жест: мол, добро пожаловать, дорогие гости.

На набережной очень немногие знали, кто эти господа, пренебрежительно глядящие на толпу. Это были доверенные новых хозяев приисков — Ленского золотопромышленного товарищества. Господа инженеры приехали принимать шахты и оборудование. Опытный глаз мог бы разглядеть среди господ инженеров, сошедших с «Генерала Синельникова», иностранцев — англичан, французов и немцев. Ведь половина капиталов этого товарищества принадлежит иностранным капиталистам.

Вскоре Майя и Федор отделились от толпы и пошли в город.

В тесной церкви полным-полно. Майя протиснулась в середину, кое-как опустилась на колени и начала молиться. Федор, подняв Семенчика на руки, последовал за ней. Поставив сына рядом, перекрестился, В церкви было полутемно и душно от ладана и свечей. Семенчик, держась за руку отца, удивленно глазел по сторонам. Федор нагнулся к жене, шепнул на ухо:

— Хватит, Майя, пошли…

Майя была недовольна, что Федор прервал ее молитву, но виду не подала. Молча встала и пошла вслед за Федором к выходу. Выйдя из церкви, Майя спросила у Федора:

— А куда мы пойдем?

— В магазин, в котором ты купила мне костюм, — ответил Федор.

— Зачем? — Она пристально посмотрела на мужа.

— Хочу купить тебе подарок.

Они подошли к большому кирпичному строению. Широкая дубовая дверь была распахнута. Щеголеватый приказчик подошел к прилавку и спросил, подобострастно глядя на Федора:

— Чего изволите?

Федор попросил показать женское гарусное пальто, кивнув на товар.

— Не надо, — косясь на приказчика, зашептала Майя. — У нас нет таких денег…

Приказчик, держа на вытянутых руках пальто, шел к Майе.

— Позвольте. — Он помог Майе надеть пальто и, отойдя в сторону, стал смотреть. — Ну-ка, повернитесь! Так-с… — Приказчик прищелкнул языком и посмотрел на Федора: мол, полюбуйся. И вправду, пальто очень шло Майе.

— У вас хороший вкус, — польстил приказчик Федору.

Майя начала снимать пальто.

— Не снимай, — остановил ее Федор, доставая из кармана деньги.

Майя, не веря своим глазам, смотрела, как Федор отсчитал деньги, уплатил за пальто и, степенно кашлянув в кулак, пошагал к выходу. На улице Майя схватила Федора за руку и прижала к груди, не сводя с него счастливых повлажневших глаз. Федор тоже был рад, что сделал жене приятное. Вскоре они подошли к ресторану «Самородок».

Швейцары, в расшитых ливреях, никого не пускали в ресторан. Там бывшие хозяева приисков и влиятельные чиновники Бодайбо угощали приехавших инженеров Ленского золотопромышленного товарищества.

А возле ресторана, сбившись в кучу, стояли рабочие. Федор и Майя подошли к ним и стали прислушиваться к разговорам. Все были чем-то недовольны и возбуждены, последними словами ругали хозяев, которые продали всю тайгу чужеземцам.

— Запродали оптом всю тайгу вместе с нами, и не пикни!..

— Все золото перекачают за границу!..

Чей-то знакомый голос подливал масло в огонь:

— Еще не то будет: посадят на вашу шею всю Европу. Мало нам «своих» капиталистов…

— Так у нас же не спрашивают!..

Тот же голос ответил:

— Чего захотел? И не будут спрашивать, пока мы не возьмем их за глотку и не вытряхнем из тайги… своих и чужих! Мы, рабочие, добываем золото, нам оно и должно принадлежать!..

Федор протиснулся сквозь толпу и увидел Трошку. Это он распалял страсти у рабочих:

— Довольно сидеть сложа руки. Надо что-то делать. Вы же видите, что творится.

Увидев городовых, толпа стала, расходиться. Трошка первым подошел к Федору. Они обменялись крепкими рукопожатиями, как старые знакомые. Майя и Федор пригласили Трошку к себе.

За столом Трошка выпил рюмку водки, закусил вареной рыбой, похвалил хозяйку за хорошую закуску. Увидев, что Федор опять хочет наполнить рюмки, он сказал:

— Мне больше не наливай.

— Не пьешь?

— Бросил. Из-за этой проклятой водки мы, рабочие, теряем головы. Она ничего не приносит, кроме вреда. Сам теперь не пью и тебе не советую. — Он взял пустые рюмки и протянул Майе: — Спрячь, хозяюшка.

Федор приятно удивился: в тайге редко встретишь непьющего человека. Трошка до вечера пробыл в гостях, много говорил, много ел, окончательно покорив Федора и Майю.