1884 «И вот опять проносятся, играя…» И вот опять проносятся, играя, Как вереница чудных снов, По небесам ликующего Мая Гряды жемчужных облаков; Нам вечно мил привет его коварный; А между тем уж сколько раз, Обворожив улыбкой светозарной, Весна обманывала нас! Но что мне в том: пускай за призрак счастья Погибло тысячи людей, Купив ценой угрюмого ненастья Тепло и ласку вешних дней, — На этот раз так глубоко и ровно Лазурью блещет свод небес, И очи звезд мерцают так любовно, Так нежно зелен юный лес, Что, все простив, я должен им поверить, К природе кинувшись на грудь: Ей наконец наскучит лицемерить, Ей будет стыдно обмануть... Я так устал в цепях моей неволи И в долгой медленной борьбе, — Нет, не прошу, но, как законной доли, Я счастья требую себе: О светлый Май, пока еще не поздно, Ты мне не вправе отказать — Меня хоть раз, как жертву смерти грозной, Цветами жизни увенчать! Май 1884
В полях Зданья, трубы, кресты колоколен — Все за мной исчезает вдали; Свежий воздух – прозрачен и волен, Напоен ароматом земли. И скользят, как жемчужная пена, Облака из-за дальних холмов Над стогами пахучего сена, Над каймой темно-синих дубров. И стада отдыхают лениво На душистом ковре муравы; Над болотами стаей крикливой Из высокой и влажной травы, Где блестят бирюзой незабудки Под огромным листом лопуха, — Подымаются дикие утки... Чуть доносится крик петуха, И дымок деревушки далекой Улетает в безбрежный простор, Что подернут слегка поволокой, Как мечтательный, вдумчивый взор. Все вокруг для меня так знакомо, Словно путник из чуждых краев, Я вернулся под родственный кров Вечно милого, старого дома. И лучи светозарного дня, Чистоты целомудренной полны, В мою грудь проникают, как волны, Как поток голубого огня, Чтоб ее с вышины безграничной Целым морем сиянья облить, Чтобы душу от пыли столичной Мне струями лазури омыть. 1884 Усни Уснуть бы мне навек, в траве, как в колыбели, Как я ребенком спал в те солнечные дни, Когда в лучах полуденных звенели Веселых жаворонков трели И пели мне они: «Усни, усни!» И крылья пестрых мух с причудливой окраской На венчиках цветов дрожали, как огни. И шум дерев казался чудной сказкой. Мой сон лелея, с тихой лаской Баюкали они: «Усни, усни!» И убегая вдаль, как волны золотые, Давали мне приют в задумчивой тени, Под кущей верб, поля мои родные, Склонив колосья наливные, Шептали мне они: «Усни, усни!» 1884 На высоте Как бриллиантовые скалы, Возносит глетчер груды льдин — Голубоватые кристаллы Каких-то царственных руин. И блещут – нестерпимо ярки — Из цельной глыбы хрусталя Зубцы, готические арки И безграничные поля, Где под июльскими лучами Из гротов тающего льда Грохочет мутными струями Бледно-лазурная вода. А там вдали, как великаны, Утесы Шрекгорна встают И одеваются в туманы, И небо приступом берут. И с чудной грацией повисли, Янтарной дымкой обвиты, Полувоздушные хребты, Как недосказанные мысли, Как золотистые цветы. 1885, Юнгфрау В Альпах Я никогда пред вечной красотою Не жил, не чувствовал с такою полнотою. Но все мне кажется, что я не на земле, Что я перенесен на чуждую планету: Я верить не могу такой прозрачной мгле, Такому розовому свету; И верить я боюсь, чтоб снеговой обвал Так тяжело ревел и грохотал, Что эти пропасти так темны, Что эти груды диких скал Так подавляюще огромны; Не верю, чтобы мог я видеть пред собой Такой простор необозримый, Чтоб небо вспыхнуло за черною горой Серебряной зарей — Зарей луны еще незримой, Что в темно-синей вышине — Такая музыка безмолвия ночного, И не доносится ко мне В глубокой тишине Ни шороха, ни голоса земного: Как будто нет людей, и я совсем один, Один – лицом к лицу с безвестными мирами, В кругу таинственно мерцающих вершин, Заброшен в небеса среди пустых равнин, Покрытых вечными снегами И льдами дремлющих лавин... О, пусть такой красе не верю я, как чуду; Но что бы ни было со мной — Нигде и никогда, ни перед чьей красой — Я этой ночи не забуду. 1885, Юнгфрау Даль Я к берегу сошел: противны мне леса, Где буйный пир весны томит меня тревогой, Где душно от цветов, где жизни слишком много... А здесь передо мной бездушная краса — Здесь только волны, тучи, небеса; Их вечный полусон таинственно безмолвный Баюкает мой мозг, недугом знойным полный, И притупляет боль сознанья моего, И если долго я гляжу на эти волны, Где все – движенье, блеск и шум, но все – мертво, Тогда в груди моей уж больше нет страданий, Надежд, любви, воспоминаний; Я ничему не рад, мне ничего не жаль, И весь я ухожу туда, в немую даль, Что веет на меня знакомою печалью. О как бы слиться нам, обняться крепче с ней, Но так, чтоб эта даль могла остаться далью Вблизи, вокруг меня, в глазах, в груди моей! |
