22 апреля 1910 «И снилось мне: заря туманная…» И снилось мне: заря туманная, В полях густеющая мгла, И сосен кровь благоуханная — Светлотекущая смола. И кто-то мне родимым голосом Все то же на ухо твердит, — Так в сентябре несжатым колосом Пустая нива шелестит. Но тайна слов тех не разгадана... Гори, последний свет, гори, И смолью сосен, дымом ладана Курись, кадильница зари! 12 августа 1910 «Затихших волн сиянье бесконечно…» Затихших волн сиянье бесконечно Под низким, жарким солнцем декабря. Прозрачно все и так нетленно-вечно, Как мотылек в обломке янтаря. Багровых скал в бездонной чаше синей Волшебное сомкнулося кольцо. У ног моих ночной седеет иней, И дышит зной полуденный в лицо. О, зимних дней уютная короткость, В очаровании застывший лес, И хвойных игл недвижимая четкость В неизъяснимой ясности небес. О, райская, блаженная пустыня, Где и доднесь, как древле, сходит Бог, Где все – одна любовь, одна святыня — Уже и здесь нездешнего залог. И пусть на миг, – но сердце не забудет Того, что ныне сердцем я постиг. И знаю: там уже навеки будет, Что здесь – на миг. 1910, Эстерель-Агэ «Как наполняет храм благоуханье…» Как наполняет храм благоуханье Сожженных смол, Так вересков наполнило дыханье Вечерний дол, И сладостно, как бред любви, жужжанье Декабрьских пчел. <1912> Осеннее-весеннее 1. «Еще роса на сжатый колос…» Еще роса на сжатый колос Хрустальной сеткой не легла, И желтых лент в зеленый волос Еще береза не вплела. О, как медлительно прощанье Склоненных солнечных лучей! О, как торжественно молчанье Уже пустеющих полей! И мнится: кончены боренья, Исчезло время, смерть и зло, — И видит вновь, как в день творенья, Господь, что все добро зело. 2. «Купальницы болотные…» Купальницы болотные, Вы снова зацвели, О, дети беззаботные, Доверчивой земли! Поля уже пустыннее, Леса уже молчат, А ваш еще невиннее Весенний аромат. Весенние, осенние, — Начало и конец, Еще мне драгоценнее Ваш золотой венец. Вы снова пламенеете, Как будто в первый раз: Вы любите, вы смеете, — И август – май для вас. <1913> Не-Джиоконде И я пленялся ложью сладкою, Где смешаны добро и зло; И я Джиокондовой загадкою Был соблазнен, – но то прошло; Я всех обманов не-таинственность, Тщету измен разоблачил; Я не раздвоенность – единственность И простоту благословил. Люблю улыбку нелукавую На целомудренных устах И откровенность величавую В полумладенческих очах. Люблю бестрепетное мужество В пожатье девственной руки И незапятнанное дружество Без угрызенья и тоски. Я рад тому, что ложью зыбкою Не будет ваше «нет» и «да». И мне Джиокондовой улыбкою Не улыбнетесь никогда. 1913 «О, как порыв любви бесплоден…» О, как порыв любви бесплоден, Мой огонек в ночных степях! Как бесполезно я свободен, Как безнадежно ты в цепях! Но пусть нас ужас ждет безвестный, Пусть вся в крови, едва дыша И падая под ношей крестной, Влачится бедная душа. Любовь есть ожиданье чуда, Любовь безумно чуда ждет, Не знаю, как, когда, откуда, — Но знаю, что оно придет. <1914> «Все кончается смертью, все кончается сном…» Все кончается смертью, все кончается сном. Буйных надежд истощил я отвагу... Что-то устал я... ну-ка прилягу... Все кончается смертью, все кончается сном. Гроб – колыбель... теперь и потом... Было и будет, будет и было... Сердце любило, сердце забыло... Все кончается смертью, все кончается сном. <1914> Отшельник и фавн Из Гете Раз отшельник повстречал Козлоногого в пустыне. «Я пришел к твоей святыне, — Так смиренно Фавн сказал, — Помолись-ка в добрый час, Чтобы в рай пустили нас». «Я бы рад, – подвижник строгий Отвечает, – но прости: Не дадут вам козьи ноги В царство Божие войти». «Чем мешает, – Фавн ответил, Вам козлиная нога? Уж не слишком ли строга Ваша милость? Я заметил, Как входили в рай святой И с ослиной головой!» |
