1885 «Там, в глубине задумчивой долины…» Там, в глубине задумчивой долины, Когда вечерний мрак струился надо мной И кленов темные вершины, Полны таинственной кручины, Шумели трепетной листвой, На камне гробовом прочел я эти строки: «Невозмутим мой сон глубокий Под этой тенью вековой». И я задумался в немом уединенье: Усопший брат, ты мне напомнил о себе, Твой сон, твой вечный сон я понял на мгновенье И смерть благословил, завидуя тебе... И долго я стоял, и клены уронили Увядшие листы, как слезы, надо мной, И старые дубы качали головой И тихо, тихо говорили: «Как сладко дремлется в могиле Под нашей тенью вековой...» 1885 Изображение на щите Ахиллеса (Отрывок) На взморье голубом, как спящие дельфины, Качают корабли изогнутые спины. Под звуки нежных флейт в блестящий храм ведут Телицу белую, венчанную цветами; И старцы кроткие, любимые богами, В свободном агора свершают мирный суд. В толпе кудрявых дев, волнистый лен мотая, У светлых очагов шумят веретена, И юноши поют, в точиле выжимая Из гроздий наливных багряный сок вина. И дискос, брошенный искусною рукою, В палестре мраморной на плитах прозвенел; И в мягком воздухе божественной красою Сверкают мускулы нагих, могучих тел. …………………………………………… 1885 Смерть Клитемнестры По закону родовой мести Орест и Электра, дети Клитемнестры, должны убить свою мать, чтобы отомстить за своего отца Агамемнона, умерщвленного Клитемнестрой. (Мотив из Эврипида) Хор Вот оно, роковое возмездие: Налетит ураган, пошатнется чертог! Ты погиб, Агамемнон, мой царь — В тихий сладостный час омовения Там, под мраморным сводом дворца... Не своей ли рукой, Клитемнестра-изменница, Занесла ты секиру преступную Над безвинным супругом твоим, Возвращенным под стены Микенские. Ты свершила над жертвою Злодеянье кровавое! Клитемнестра(из глубины дома) О сжальтесь, дети, сжальтесь вы над матерью!.. Хор Клитемнестра Хор Погибнешь ты от рук детей своих: Ужасны боги в гневе праведном, И ты заплатишь мукой смертною За смертный час тобой убитого. Идут, идут они из дома скорбного, Обрызганы горячей кровью матери. Нет в мире горя – больше горя вашего, Многострадальные потомки Тантала! Электра Плачь, брат мой, плачь! во всем моя вина: С какою злобой надругалась я Над беззащитной матерью! Убитая, несчастная, Так вот чего дождалась ты От нас, от рук детей своих, Так вот, чего он требовал, Закон возмездья праведный! Орест Жестокий Бог, свершилось то, Чего вовеки не было, О чем подумать страшно мне: Одним дыханием Ты стер с лица земли Весь род наш царственный. О кто же, кто мне даст убежище, Кто взглянет мне в лицо, убийце матери, Без ужаса, без трепета?.. Электра Увы, мой брат, куда бежать, Куда склонить нам голову? Войдем ли мы на светлый пир, — Толпа гостей бежит от нас, Войдем ли мы под мирный кров, — Внесем с собой проклятие! Орест Еще за миг с безумной яростью Сама меня толкала ты На это дело мрачное, — И вот теперь рыдаешь в ужасе! Смотри, несчастная, Смотри, как мать твоя, Пред нами падая, С груди одежды рвет... О тяжко, тяжко мне! Сестра, ты помнишь ли, Как эти члены жалкие, бессильные, Дрожа, влачились по земле у ног моих? Меня душили слезы жгучие; Она ланит моих Коснулась пальцами холодными, И тихим голосом Родная молвила: «О сын, мой милый сын!» И обвила мне шею ласково, И выпал меч из рук моих. Закрыв глаза, набросив плащ на голову, Я вновь схватил оружие, Потом мне только помнится, Как под рукой неверною Клинок вонзался медленно Во что-то трепетное, нежное... Сестра, сестра, то было тело матери! Электра Тебе шептала я, Чтоб ты скорей кончал, И твой дрожащий меч Сама направила, Сама рукой своей! Орест Молчи, молчи... Нет больше сил Внимать напрасным жалобам. Возьмем же труп страдалицы, Вскормившей нас, убийц своих, Чтобы кровь из ран зияющих Омыть слезами жгучими... Так вот, чего он требовал, Закон возмездья праведный! 1885 Смерть Надсона (читано на литературном вечере в память С. Я. Надсона) Поэты на Руси не любят долго жить: Они проносятся мгновенным метеором, Они торопятся свой факел потушить, Подавленные тьмой, и рабством, и позором. Их участь – умирать в отчаянье немом, Им гибнуть суждено, едва они блеснули, От злобной клеветы, изменнической пули Или в изгнании глухом. И вот еще один, – его до боли жалко: Он страстно жить хотел и умер в двадцать лет. Как ранняя звезда, как нежная фиалка, Угас наш мученик-поэт! Свободы он молил, живой в гробу метался, И все мы видели – как будто тень легла На мрамор бледного, прекрасного чела; В нем медленный недуг горел и разгорался, И смерть он призывал – и смерть к нему пришла. Кто виноват? К чему обманывать друг друга! Мы, виноваты – мы. Зачем не сберегли Певца для родины, когда еще могли Спасти его от страшного недуга. Мы все, на торжество пришедшие сюда, Чтобы почтить талант обычною слезою, — В те дни, когда он гас, измученный борьбою, И жаждал знания, свободы и труда, И нас на помощь звал с безумною тоскою, Друзья, поклонники, где были мы тогда?.. Бесцельный шум газет и славы голос вещий, — Теперь, когда он мертв, – и поздний лавр певца, И жалкие цветы могильного венца — Как это все полно иронии зловещей!.. Поймите же, друзья, он не услышит нас: В гробу, в немом гробу он спит теперь глубоко, И между тем как здесь все нежит слух и глаз, И льется музыка, и блещет яркий газ, — На тихом кладбище он дремлет одиноко В глухой, полночный час... Уста его навек сомкнулись без ответа... Страдальческая тень погибшего поэта, Прости, прости!.. |
