XIX В неуловимых переходах Мы подражаем без труда Европе в галстуках и модах, И даже в мыслях иногда: Боготворим чужое мненье, И, в благородном увлеченье, Не отделив от правды ложь, Мы верим выводам заранее, Так в наше время молодежь Пленяет Спенсер. Англичане Над нею властвуют: закон Твоя наука, Альбион! ХХ Наш юный друг – в стремленьях вечных, В живых созданиях веков, В порывах духа бесконечных — Самонадеян и суров — Старался видеть только бредни Пустых мечтателей: последний Он вывод знанья принимал. От всех покровов и загадок Природу смело обнажал, Смотрел на мировой порядок В одну из самых мрачных призм — Сквозь безнадежный фатализм. XXI Меж тем в очах его не даром Порою вспыхивала страсть: Напрасно, полн сердечным жаром, Он отрицал над нами власть Того, что ум понять не может, Что сердце мучить и тревожить, Он знал поэтов, говорил, Что их читает от безделья, А втайне искренне любил; И много милого веселья, И много нежной доброты Таили гордые черты. ХХII Есть домик бедный и старинный На Петербургской стороне — Дворец Петра. Теперь, пустынный, Он дремлет в грустной тишине. Там образ Спаса чудотворный: Лик Bизaнтийcкий, – древний, черный... Тарелку с деньгами дьячок В часовне держит. Поп усталый Поет молебны – старичок Седой, под ризой обветшалой. Огни таинственных лампад И свечи яркие горят... ХХIII Полно страданья неземного, Чело Христа еще темней — Среди оклада золотого, Среди блистающих камней, — Остался Он таким же строгим, Простым и бедным, и убогим. Мужик, и дама в соболях, И баба с Охты отдаленной Здесь рядом молятся. В очах У многих слезы. Благовонный Струится ладан. Лик Христа Лобзают грешные уста. XXIV Под длинной, черною вуалью В толпе, прекрасна и бледна, Стояла девушка, печалью И умилением полна. Покорно сложенные руки, Еще слеза недавней муки В очах смиренных... взор глубок, И просты темные одежды, Кидают тень на мрамор щек Ее опущенные вежды. И пред иконой золотой Она склоняется с мольбой. XXV Пока Борись, в тоске мятежной, Пытался тщетно позабыть Свою любовь и первый, нежный Ее росток в душе убить, Чтоб как-нибудь насмешкой злобной От этой страсти неудобной Освободиться поскорей, Ей не пожертвовав ученой Карьерой будущей своей, — В то время Ольга пред иконой В толпе молилась за него; И, зная друга своего, XXVI Предвидела борьбу, мученья И много жертв, и много слезь... Полна глубокого смиренья, Она пришла к тебе, Христос, Чтоб укрепить свой дух молитвой Пред этим подвигом и битвой: Ее на труд благослови! Она у грозного преддверья Своей безрадостной любви, Страданья ждет, полна доверья, И только молит силы дать Его любить и с ним страдать... XXVII Но я уж слышу, критик строгий, Твой недоверчивый вопрос: Зачем, свернув с прямой дороги, В свою поэму автор внес Нежданно стиль религиозный? О, наших муз диктатор грозный, Ты хмуришь брови. Милый друг, И я, как ты, в сомненьях грешен, Я разделяю твой недуг, И я безверьем не утешен, Богов неведомых ищу И верить в старых не хочу. XXVIII Как ты, я шел в огонь сражений За мыслью гордою вослед. Познал всю горечь поражений И все величие побудь! Как ты, я маски ненавижу... Но тех презреньем не унижу, Кто верить с доской простотой... Свою скептическую шутку Оставь, читатель дорогой, И будь добрее к предрассудку, Чуждая слабости пойми: Не смейся, брать мой, над людьми! XXIX О, я завидую глубоко Тому, кто верить всей душой: Не так в нем сердце одиноко, Не так измучено тоской Пред неизбежной тайной смерти: Друзья, кто может верить, верьте!.. Нет, не стыдитесь ваших слез, Святых молитв и откровений: Кто бремя жизни с верой нес, Тот счастлив был среди мучений. А мы... во всех дарах земли Как мало счастья мы нашли! ХХХ Жила у тетки старой Оля. Их дом – над царственной Невой. Там – скука, роскошь и неволя, И вечный холод ледяной. Там тетка – в платьях черных, длинных, В покоях важных и пустынных. Пред нею – в страхе целый дом. Но с умиленными очами И бледным, набожным лицом Неслышно тихими шагами По мрачным комнатам весь день Старуха бродит, словно тень. |
