1887 «Как летней засухой сожженная земля…» Как летней засухой сожженная земля Тоскует и горит, и жаждою томится, Как ждут ночной росы усталые поля, — Мой дух к неведомой поэзии стремится. Плывет, колышется туманов белый свиток, И чем-то мертвенным он застилает даль... Головки васильков и бледных маргариток Склонила до земли безмолвная печаль. Приди ко мне, о ночь, и мысли потуши! Мне надо сумрака, мне надо тихой ласки: Противен яркий свет очам больной души. Люблю я темные, таинственные сказки... Приди, приди, о ночь, и солнце потуши! 1887 «Июльским вечером следил ли ты порою…» Июльским вечером следил ли ты порою, Как мошек золотых веселые стада Блестят и кружатся над дремлющей рекою В тот тихий час, когда янтарною зарею Облито все – тростник и небо, и вода?.. Так перед тем, чтоб навсегда Нам слиться с вечностью немою, Не оставляя за собою Ни памяти, ни звука, ни следа, — Мы все полны на миг любовью и весною; Потом, – не ведая, зачем, куда — Уносимся мгновенною толпою, Как мошек золотых веселые стада В июльских сумерках над дремлющей рекою… 1887 «Покоя, забвенья!.. Уснуть, позабыть…» Покоя, забвенья!.. Уснуть, позабыть Тоску и желанья, Уснуть – и не видеть, не думать, не жить, Уйти от сознанья! Но тихо ползут бесконечной чредой Пустые мгновенья, И маятник мерно стучит надо мной... Ни сна, ни забвенья!.. 1887 «Порой, когда мне в грудь отчаянье теснится…» Порой, когда мне в грудь отчаянье теснится И я смотрю на мир с проклятием в устах, — В душе безумное веселье загорится, Как отблеск молнии в свинцовых облаках: Так звонкий ключ, из недр подземного гранита Внезапно вырвавшись, от счастия дрожит, — И сразу в этот миг неволя позабыта, И в буйной радости он блещет и гремит. 1887 Совесть Поэт, у ног твоих волнуется, как море, Голодная толпа и ропщет, и грозит; Стучится робко в дверь беспомощное горе, И призрак нищеты в лицо тебе глядит, — А ты... изнеженный, больной и пресыщенный, Ты заперся на ключ от воплей и скорбей; Не начиная жить, ты, жизнью устрашенный, Бежал, закрыв глаза от мира и людей. Над книгой ты скорбел, ты плакал над собою, И, презирая труд, о подвигах мечтал, И, в праздности гордясь печалью мировою, Стенаньям гибнущих бесчувственно внимал. Играл ты, как дитя, в искусство и науку. В уютной комнате ты для голодных пел Свою развратную бессмысленную скуку И хлеб чужой, как вор, всю жизнь беспечно ел. Об истине кричал, но в истину не верил, И, чувства мнимого любуясь красотой, Как в зеркале актер любуется собой, — В слезах раскаянья ты лгал и лицемерил! Что мог бы ты сказать измученному миру? Кому свою печаль ничтожную поешь?.. Твой бесполезный стих – кощунственная ложь, — Разбей ненужную, бессмысленную лиру!.. С людьми ты не хотел бороться и страдать, Ни разу на мольбу ты не дал им ответа, И смеешь ты себя, безумец, называть Священным именем поэта!.. 1887 Пророк Иеремия О, дайте мне родник, родник воды живой! Я плакал бы весь день, всю ночь в тоске немой Слезами жгучими о гибнущем народе. О, дайте мне приют, приют в степи глухой! Покинул бы навек я край земли родной, Ушел бы от людей скитаться на свободе. Зачем меня, Господь, на подвиг Ты увлек? Открою лишь уста, в устах моих – упрек... Но ненавистен Бог – служителям кумира! Устал я проклинать насилье и порок; И что им истина, и что для них пророк! От сна не пробудить царей и сильных мира... И я хотел забыть, забыть в чужих краях Народ мой, гибнущий в позоре и цепях. Но я не мог уйти – вернулся я в неволю. Огонь – в моей груди, огонь – в моих костях... И как мне удержать проклятье на устах? Оно сожжет меня, но вырвется на волю!.. 1887 «Сердце печальное, робкое сердце людское…» Сердце печальное, робкое сердце людское, Надо так мало тебе, чтоб довериться счастью, Жаждешь забыть ты измены и горе былое, — Только б скорей полюбить и отдаться участью. Ты, как цветок отогретый, раскрыться готово, Инеем полный, он с первым лучом возродится, Иней прольется слезами, и будешь ты снова, Солнце приветствуя, сладкой надеждою биться. Ты, как звезда, что дрожит в золотом небосводе, Гаснешь, в сиянье бессмертной зари исчезая, С вечною жизнью сливаясь в бесстрастной природе, Ты на мгновенье трепещешь, любя и страдая. Холодно в мире тебе – в этой мертвой пустыне, Но побеждаешь ты, кроткое, смерть и мученья, И не изведал никто еще, сердце, доныне, Сколько в тебе бесконечной любви и прощенья! 1887 |
