Базилио Клотальдо, я не царь. Ты знаешь ли пред кем, благоговея, Колена ты склонил?.. Перед отцом злодея!.. Клотальдо Кто лживый, дерзостный пророк, Кто царский дух смутил лукавыми речами, Кто нечестивыми устами Судьбу ужасную наследнику предрек? Базилио Он тот, кому и мстить я не могу! Что мой палач, моя секира Созвездьям вечного эфира — Неодолимому врагу! Увы! от них какие брони, Какие крепости спасут, От их безжалостной погони Какие бешеные кони Добычу рока унесут? Клотальдо Тебе ли, царь, склониться в детском страхе Под иго случая главой покорной? Взгляни – ничтожный червь и тот во прахе С врагом пред смертью борется упорно. Ты сам себя, о смертный, будь достоин. Коль надо пасть, – пади на поле брани, Бразды судеб сжимая в твердой длани, Лицом к врагу, как побежденный воин! (Базилио в глубоком раздумье.) Шут(напевает про себя) Если б капля водяная Думала, как ты, В час урочный упадая С неба на цветы, И она бы говорила: «Не бессмысленная сила Управляет мной. По моей свободной воле Я на жаждущее поле Упаду росой!» Но ничто во всей природе Не мечтает о свободе, И судьбе слепой Все покорно – влага, пламень, Птицы, звери, мертвый камень; Только весь свой век О неведомом тоскует И на рабство негодует Гордый человек. Но увы! лишь те блаженны, Сердцем чисты те, Кто беспечны и смиренны В детской простоте. Нас, глупцов, природа любит, И ласкает, и голубит, Мы без дум живем, Без борьбы, послушны року, Вниз по вечному потоку, Как цветы, плывем. Базилио (выходя из задумчивости) Клотальдо, что же делать? Клотальдо Дай мне сына. От мира надо скрыть ребенка твоего, Народу возвестив, что ранняя кончина Похитила его. И тихо заживу я с ним в уединенье; Мой царь, мой друг, доверься мне: Его, как нежное растенье, Я воспитаю в тишине, Не будет горестной его простая доля: Не лучше ль всех корон – сердечный мир и воля — В глуши неведомых лесов, Вдали от шумных городов?.. О, если гложут нас бессонные печали На ложах пурпурных и в мраморных дворцах, О, если мы одну, одну лишь скорбь познали В заветах мудрости, в богатстве и пирах, — Быть может, нет ли там от жгучих дум спасенья, Здоровья, счастья и забвенья Там, в простоте, в затишии лугов, Где на заре последняя былинка И одинокая росинка Так жадно солнце пьют, так счастливы без слов!.. Отдай младенца мне!.. Базилио Ты прав. Мне долг велит – иного нет исхода — Все чувства нежные поправ, Пожертвовать младенцем для народа. Но все ж я человек... о, слишком тяжело Гнетет корона золотая, И клонится к земле, изнемогая, Под бременем венца усталое чело. (Базилио и Клотальдо уходят.) * * * Скалы, покрытые лесом У входа пещеры Клотальдо. (После первой сцены прошло восемнадцать лет.) Клотальдо Уж вечереет; солнца луч Не так отвесен, бел и жгуч; И золотистый, мягкий свет Какой-то благостью согрет. Как пар, волнуясь над землей, Еще тяжелый дышит зной На голой, розовой коре Огромных сосен на горе, На серых мертвых лишаях, На диких выжженных камнях. А там – меж ясеней немых, Дубов и вязов вековых — Уж ночь зеленая: там – тень И усыпительная лень; Там на гнилой коре стволов Наросты влажные грибов, Там слышен вздох уснувших фей — То между спутанных ветвей Журчит невидимый ручей И нежный мох кропит росой... Но луч прорвался золотой В ту ночь, – и блеском залита Стрекоз влюбленная чета... О, как прекрасен Божий мир, Как чист сияющий эфир!.. Природа молится и ждет, Что ангел мира снизойдет, И небо говорит «прости» Земле пред тем, чтоб отойти Ко сну... пред тем, чтоб задремать, Они целуются; так мать, От колыбели уходя, В последний раз свое дитя, Чтобы спалось ему светло, Целует в сонное чело. (Вдали появляется Сильвио.) Вот и Сильвио, под мехом, С луком звонким и копьем, Он добычу мчит со смехом, С торжествующим лицом. То с блестящими клыками Окровавленный кабан; С этой ношей над скалами Мчится юный великан. (Вбегает Сильвио.) Клотальдо Сильвио Весь день среди болот Сегодня я блуждал; в траве, во мхах, в трясине Искал я с жадностью чуть видимых примет, Стоял до пояса в гнилой зловонной тине, Чтоб зверя в камышах найти пахучий след... Но тщетно! тишь кругом; над головой жужжала Лишь туча комаров; ни знака, ни следа; И ослепительно недвижимо дремала Под пленкой радужной стоячая вода. И сон, и блеск в очах; ослабевало зренье... Вдруг – шелест в тростнике... О, сладкое мгновенье! Как сердце дрогнуло! едва сдержал я крик Безумной радости, как зверь, могуч и дик, Я к зверю кинулся, вонзил мой дротик в спину И кровью обагрил косматую щетину. От боли он завыл и прянул на меня; Я спрятался за пень, – то был мой панцирь крепкий, — И белые клыки, раскидывая щепки, Вонзились в дерево расколотого пня. Как змей, одним прыжком я бросился, проворный, К врагу; хребет ему коленами сдавил — И вепрь к земле приник: он из последних сил Рванулся; но меж игл щетины непокорной Я в ребра острый нож чудовищу вонзил. И, сердце щупая, предсмертным трепетаньем Упился с жадностью, и пальцы погружал Во внутренности, в кровь, лицо к ним приближал С неведомым, но сладким содроганьем. |
