1886 Солнце мексиканское предание В дни былые солнце греть устало: Без лучей, без жизни и тепла В небесах, как труп, оно лежало; И покрыла мир ночная мгла. В темноте рыбак не видел сети, Зверолов капканы потерял, Люди в страхе плакали, как дети, И повсюду голод наступал. Но герой Тонати златокудрый Мир спасти от гибели хотел И на край земли – спокойный, мудрый — Он пошел в неведомый предел. Наклонясь к обрывистому краю, Он воскликнул, бездну увидав: «Я за вас, о люди, умираю!..» И вперед он кинулся стремглав. Но порыв любви непобедимой Спас его, и, хаосом объят, Как алмаз, прошел он невредимо Чрез огонь и смерть, и самый ад. И для мира, новое светило, Он блеснул, как молния в ночи, Он дышал божественною силой, Рассыпал победные лучи. Солнце, солнце!.. весь преображенный, То герой на небо восходил: Темный мир, страданьем утомленный, Он любовью кротко озарил. 1886 «Часовой на посту должен твердо стоять…» Часовой на посту должен твердо стоять: У тебя молодые здоровые руки, Ты не вправе на мир и на Бога роптать, — Ты рожден для труда, не для призрачной муки. Надоели нам вечные стоны твои; Постыдись! Неужель ты умеешь, как дева, Лишь вздыхать при луне о погибшей любви, Неужель в тебе нет ни отваги, ни гнева! О, поверь, – если в битву с могучим врагом, Презирая мученья, ты кинешься смело, Полон жгучей любовью, враждой и стыдом, Если жизнь ты отдашь за великое дело, — Будут детской игрою казаться тебе Твои прежние песни, мечты и страданья, Ты смертельные раны забудешь в борьбе, Вместо жалоб и слез и проклятий судьбе — Ты в крови будешь петь светлый гимн упованья! 1886 «И хочу, но не в силах любить я людей...» И хочу, но не в силах любить я людей: Я чужой среди них; сердцу ближе друзей — Звезды, небо, холодная, синяя даль И лесов, и пустыни немая печаль... Не наскучит мне шуму деревьев внимать, В сумрак ночи могу я смотреть до утра И о чем-то так сладко, безумно рыдать, Словно ветер мне брат, и волна мне сестра, И сырая земля мне родимая мать... А меж тем не с волной и не с ветром мне жить, И мне страшно всю жизнь не любить никого. Неужели навек мое сердце мертво?.. Дай мне силы, Господь, моих братьев любить! 1887 «Напрасно я хотел всю жизнь отдать народу…» Напрасно я хотел всю жизнь отдать народу: Я слишком слаб; в душе – ни веры, ни огня… Святая ненависть погибнуть за свободу Не увлечет меня: Пускай шумит ручей и блещет на просторе, — Струи бессильные смирятся и впадут Не в бесконечное, сверкающее море, А в тихий, сонный пруд. 1887 «Любить народ?.. Как часто, полный…» Отрывок Любить народ?.. Как часто, полный Неутолимою тоской, В его неведомые волны Стремился жадно я душой, И в нем мечтал я, как в нирване, От жгучей мысли отдохнуть, И в этом мощном океане Бессильной каплей потонуть. Но тщетно! Бездною глубокой Века позорные легли И оторвали нас жестоко От лона матери-земли... И что я дам теперь народу? Он полон верою святой; А я... ни в Бога, ни в свободу Не верю скорбною душой. С неумолимым отрицаньем Я не дерзну к нему идти — Его учить моим страданьям И к той же гибели вести. Зачем покой его разрушу, И чем я веру заменю? Ужель младенческую душу Сомненьем жгучим отравлю, Чтоб он в отчаянье бесплодном Постиг ничтожность бытия, И в мертвой тьме умом холодным Блуждая, мучился, как я, Чтоб без надежды в глубь эфира С усмешкой горькой он взирал И перед вечной тайной мира Свое бессилье проклинал!.. ……………………………… 1887 «Тишь и мрак – в душе моей…» Тишь и мрак – в душе моей: Ни желаний, ни страстей. Бледных дней немая цепь Без конца уходит вдаль, И мертва моя печаль, Словно выжженная степь. Жертвы, жертвы... с каждым днем, Как на поле боевом, Гибнут тысячи бойцов. Мне наскучил этот мир Пыток, тюрем и оков, Мне противен буйный пир Торжествующих рабов. Боже, скоро ли конец!.. В сердце – холод, грудь – пуста. Муза сбросила венец, И не манит красота: Ни желаний, ни страстей, — Тишь и мрак – в душе моей... 1887 «„Христос воскрес“, – поют во храме…» «Христос воскрес», – поют во храме; Но грустно мне... душа молчит: Мир полон кровью и слезами, И этот гимн пред алтарями Так оскорбительно звучит. Когда б Он был меж нас и видел, Чего достиг наш славный век, Как брата брат возненавидел, Как опозорен человек, И если б здесь, в блестящем храме «Христос воскрес» Он услыхал, Какими б горькими слезами Перед толпой Он зарыдал! Пусть на земле не будет, братья, Ни властелинов, ни рабов, Умолкнут стоны и проклятья, И стук мечей, и звон оков, — О лишь тогда, как гимн свободы, Пусть загремит: «Христос воскрес!» И нам ответят все народы: «Христос воистину воскрес!» |
