3 июля 1894, Ольгино Лев Как хищный лев, пророк блуждает И, вечным голодом томим, Пустыню мира пробуждает Рыканьем царственным своим. Не робкий девственный мечтатель, Он – разрушитель и творец, Он – ненасытный пожиратель Всех человеческих сердец. Бегут шакалы и пантеры, Когда услышат львиный рев, Когда он выйдет из пещеры, Могуч и свят, как Божий гнев. И благодатный, и суровый, Среди безжизненных песков, Встречает солнце жизни новой Он на костях своих врагов. 1894
Признание Не утешай, оставь мою печаль Нетронутой, великой и безгласной, Обоим нам порой свободы жаль, Но цепь любви порвать хотим напрасно. Я чувствую, что так любить нельзя, Как я люблю, что так любить безумно, И страшно мне, как будто смерть, грозя, Над нами веет близко и бесшумно... Но я еще сильней тебя люблю, И бесконечно я тебя жалею, — До ужаса сливаю жизнь мою, Сливаю душу я с душой твоею. И без тебя я не умею жить. Мы отдали друг другу слишком много, И я прошу, как милости у Бога, Чтоб научил Он сердце не любить. Но как порой любовь ни проклинаю — И жизнь, и смерть с тобой я разделю. Не знаешь ты, как я тебя люблю, Быть может, я и сам еще не знаю. Но слов не надо: сердце так полно, Что можем только тихими слезами Мы выплакать, что людям не дано Ни рассказать, ни облегчить словами. 6 июля 1894, Ольгино Титаны К мраморам Пергамского жертвенника Обида! Обида! Мы – первые боги, Мы – древние дети Праматери Геи, — Великой Земли! Изменою братьев, Богов Олимпийцев, Низринуты в Тартар, Отвыкли от солнца, Оглохли, ослепли Во мраке подземном, Но все еще помним И любим лазурь. Обуглены крылья, И ног змеевидных Раздавлены кольца, Тройными цепями Обвиты тела, — Но все еще дышим, И наше дыханье Колеблет громаду Дымящейся Этны, И землю, и небо, И храмы богов. А боги смеются, Высоко над нами, И люди страдают, И время летит. Но здесь мы не дремлем: Мы мщенье готовим, И землю копаем, И гложем, и роем Когтями, зубами, И нет нам покоя, И смерти нам нет. Источим, пророем Глубокие корни Хребтов неподвижных И вырвемся к солнцу, — И боги воскликнут, Бледнея, как воры: «Титаны! Титаны!» И выронят кубки, И будет ужасней Громов Олимпийских, И землю разрушит И Небо – наш смех! 17 июля 1894 Леда I «Я – Леда, я – белая Леда, я – мать красоты, Я сонные воды люблю и ночные цветы. Каждый вечер, жена соблазненная, Я ложусь у пруда, там, где пахнет водой, — В душной тьме грозовой, Вся преступная, вся обнаженная, — Там, где сырость, и нега, и зной, Там, где пахнет водой и купавами, Влажными, бледными травами, И таинственным илом в пруду, — Там я жду. Вся преступная, вся обнаженная, Изнеможденная, В сырость теплую, в мягкие травы ложусь И горю, и томлюсь. В душной тьме грозовой, Там, где пахнет водой, Жду – и в страстном бессилии, Я бледнее, прозрачнее сломанной лилии. Там я жду, а в пруду только звезды блестят, И в тиши камыши шелестят, шелестят. II Вот и крик, и шум пронзительный, Словно плеск могучих рук: Это – Лебедь ослепительный, Белый Лебедь – мой супруг! С грозной нежностью змеиною Он, обвив меня, ласкал Тонкой шеей лебединою, — Влажных губ моих искал, Крылья воду бьют, Грозен темный пруд, — На спине его щетиною Перья бледные встают, — Так он горд своей победою. Где я, что со мной, – не ведаю; Это – смерть, но не боюсь, Вся бледнея, Страстно млея, Как в ночной грозе лилея, Ласкам бога предаюсь. Где я, что со мной, – не ведаю». Все покрыто тьмой, Только над водой — Белый Лебедь с белой Ледою. III И вот рождается Елена, С невинной прелестью лица, Но вся – коварство, вся измена, Белее, чем морская пена, — Из лебединого яйца. И слышен вопль Гекубы [26] в Трое И Андромахи [27] вечный стон: Сразились боги и герои, И пал священный Илион [28]. А ты, Елена, клятвы мира И долг нарушив, – ты чиста: Тебя прославит песнь Омира [29], Затем, что вся надежда мира — Дочь белой Леды – Красота. вернутьсяГекуба – жена царя Трои Приама и мать Гектора – отважнейшего из троянских воинов, погибшего в поединке с Ахиллом. |
