Долго водил его хмель по незнакомому месту, и он уже смирился с мыслью, что придется ночевать под открытым небом, как вдруг вдали сверкнул огонек. Он пошел в ту сторону, обрадовавшись, что теперь у него будет крыша над головой, но огонек двигался навстречу и оказался жестяным фонарем в руках у незнакомого приземистого малого.
«Ты кто?» – крикнул господин Килиан, испугавшись за свой кошелек и хватаясь за шпагу.
«Меня зовут Петер, я иду из здешнего замка в соседний город, – отвечал незнакомец, – а ты кто такой и зачем бродишь тут, когда все добрые люди спят? Или ты лунатик?» – спросил он в свою очередь и осветил фонарем господина Килиана с головы до ног. Тот рассказал, кто он такой, и объяснил, что подрабатывает удалением зубов, чтобы прокормить семейство, и так в этом преуспел, что на тридцать верст в округе нет равных в его искусстве, поэтому его частенько вызывают в любое время дня и ночи. «И сейчас, – добавил он, – я иду от одного богатого дворянина, супруге которого понадобилась моя помощь, и я оказал ее с величайшей ловкостью. Если вы сомневаетесь в моих словах, могу вам это доказать», – прибавил он, вынув из кармана свой зубодерный инструмент и поднося его к носу Петера. Тот отшатнулся и сказал: «Спасибо, мне не нужны ваши услуги, но мой господин уже часа два мучается от невыносимой зубной боли и как раз послал меня поискать человека, который облегчил бы его страдания. Если вы действительно такой искусник, может быть, вы последуете за мной в замок? Он неподалеку, за той рощицей. Мой господин высоко ценит всякое мастерство, и щедрость его безгранична. Он может осыпать вас золотом, так что вы сможете купить себе дворянское имение и до конца дней будете как сыр в масле кататься. Но если вы не такой мастер, за которого себя выдаете, то берегитесь! Мой господин ужасен в гневе и скор на расправу, и вы до конца дней будете помнить тяжесть его кулаков».
«Ого-го! – воскликнул господин Килиан, в котором еще бродил хмель. – Килиан Брустфлек никогда не был хвастуном! Он знает свое дело так замечательно, что без раздумий согласился бы оперировать самого Вельзевула, если б у того заболел зуб! Поэтому кончай болтать и веди меня к своему господину. Что касается поместья, то я, конечно, от него не отказался бы, потому что, сказать по правде, устал надрываться каждый день из-за куска хлеба». Он стал подталкивать низкорослого Петера, чтобы поскорее пройти сквозь кустарник к замку своего пациента, и через несколько минут в темноте ночи увидел на высокой скале что-то похожее на замок.
Узкая тропа вела к большим сводчатым воротам. Петер достал ключ, открыл их и снова тщательно запер за собой. По крутой каменной лестнице они вошли в замок. В нем царила такая сверхъестественная тишина, что господину Килиану стало жутковато, но он подавил в себе это чувство и молча шел за своим провожатым по бесчисленным комнатам. Наконец они остановились в небольшой передней, и Петер попросил немного подождать.
Писарь по долгу службы привык к ожиданию в чиновничьих приемных и сейчас был даже рад промедлению. Он постарался собраться с духом перед предстоящей операцией, достал свой инструмент, похожий на птицу, почистил его клюв. И тут из-за двери громовой голос произнес: «Ну-с, войдите, мой друг!»
Килиан с помощью пятерни поспешно привел в порядок парик, обдернул сюртук и уверенно вошел в соседний покой. Там его поразил своим обликом огромный, могучий мужчина в зеленом камчатном шлафроке и громадной шляпе с пером.
По его внушительному виду лекарь понял, что это и есть хозяин замка и его пациент. Непрестанно кланяясь, он отрекомендовался его высочайшей светлости и всепокорнейше спросил, все ли еще намерен благородный господин избавиться от своего мучителя-зуба.
«Да, – рокочущим басом ответил юнкер, – но ты не кажешься мне тем человеком, который легко и быстро избавит меня от боли. Судя по твоему лицу и потрепанному платью, дела у тебя идут не очень-то успешно!»
«Может быть, и так, – возразил господин Килиан, – но ведь о птице судят не по перьям, а по полету, и я хотел бы тотчас это доказать, если бы Ваша превосходительная светлость согласилась сесть вот сюда на пол и показать мне зуб, который желает удалить из всеблагороднейшего рта».
«Ну хорошо, – произнес юнкер, усаживаясь посреди комнаты на пол, – я готов подвергнуться операции. Но вот что я тебе скажу: если ты не выдернешь зуб сразу, моли небо о милости. Если же сможешь удалить его без особенной боли, то уж больше тебе не придется глотать архивную пыль, ты заживешь в свое удовольствие».
Юнкер замолчал и отдался во власть господина Килиана. Лекарь схватил его за чуб и так зажал между сухими коленями, что на его лбу проступили крупные капли пота. Затем он обмотал не слишком чистым носовым платком рукоять своей железной птички и ее клювом прихватил зуб. Стараясь избежать наказания и заслужить обещанную награду, он так сильно дернул зуб, что чуть-чуть не потерял равновесия и не проделал сальто-мортале через голову юнкера. Но зуб продолжал стоять так же прочно и несокрушимо, как тысячелетний дуб под натиском урагана.
Неудача привела лекаря в немалое замешательство. Он увидел, как гневно сдвигаются брови пациента и зловещие складки собираются на лбу, и ожидал, что тот, в свою очередь, схватит его за чуб и испробует на нем мощь своих кулаков, но то ли боль была слишком нестерпима, то ли поток писарского красноречия притушил пламя гнева, но юнкер, сохраняя угрожающий вид, все же открыл рот вторично. Испуганный лекарь снова ухватил непокорный зуб и на этот раз выдернул его, – но, увы, вместе с двумя соседними!
Такой оборот дела окончательно сломил нашего героя, и он решил поскорее улизнуть, но собака юнкера, могучий дог, лежавший в дверях, зарычал при первом же шаге Килиана. Ему ничего больше не оставалось, как набраться мужества и ждать решения своей судьбы.
– Смилуйтесь! Не губите! – взмолился он, когда пациент с пылающим взором шагнул к нему. – Я отец одиннадцати несмышленых детей, они вместе с матерью умрут с голоду, если Вы лишите меня способности работать. Умоляю Вас, смените гнев на милость и один раз сделайте исключение из своих правил!
– Это ты оставь, мой друг, – пророкотал юнкер. – Я во всем люблю порядок и не собираюсь на старости лет из-за всякого пустозвона заводить новшества, так что не скули и покорись своей участи!
– Хорошо! – сказал с отчаянием господин Килиан. – Я покоряюсь неизбежности, но если в Вас осталась хоть капля милосердия…
– Молчи! – прервал его юнкер. – Следуй за мной!
Господин Килиан поплелся за ним, как преступник к месту казни. Они прошли ряд галерей и лестниц и оказались в оружейной камере, где наряду с оружием висели доспехи всех фасонов и размеров. Тут лекарю было велено примерять по очереди все доспехи, пока одни не пришлись ему впору.
Тогда юнкер принес жаровню с горящими углями и стал подогревать над ней панцирь, шлем и поножи, раздувая огонь своей шляпой, так что искры сыпались.
Незадачливый лекарь понял, что его ждет. Он сделал вторую попытку бежать, но юнкер отшвырнул его в угол и продолжил свое дело. Затем подозвал бедолагу и, не обращая внимания на его мольбы, заковал его в железные доспехи.
Господин Килиан рычал и сопротивлялся, как лев, но тщетно! «Какова работа, такова и плата! – приговаривал юнкер со злорадным смехом. – Не умеешь – не берись! А теперь проваливай!» – с этими словами он вышвырнул писаря на улицу через маленькую боковую дверь. Бедняга поплелся, кряхтя и охая, ему казалось, что все тело его горит, а вслед раздавался насмешливый хохот его мучителя. В бессильном бешенстве он сжал кулаки и стал фантазировать, как он вернется в замок и отомстит своему врагу, – и вдруг сзади раздался топот копыт. Сердце у него упало, он решил, что всемогущий юнкер разгадал его мысли и бросился в погоню. Килиан ринулся вниз по склону, запутался неуклюжими железными ногами в траве и, чтобы не покатиться кубарем, совершил такой невероятный прыжок под гору, что ему позавидовал бы любой спортсмен. На счастье, он упал в речку. Вода смягчила удар и охладила доспехи.
