В квартире Эйна первым делом прошла в кабинет Альфии. Постучала, услышала ответ, вошла.

– Доброе утро, Распорядительница Альфия! Вы видели, снег пошёл?

– Да. Я как раз выходила встретить нового курьера. У тебя ко мне какое-то дело?

– У меня вопрос. Я слышала, другие детские помощницы говорили про запасную одежду. Крия тоже варежки намочила – дети перед уроками в снежки играли. У неё ведь есть ещё варежки?

– Конечно. Пройди к Даце – она тебе покажет шкаф с зимними вещами. Возьми всё, что нужно.

– Спасибо!

По пути к хозяйственным помещениям Эйна заглянула в кухню, хотела сказать Ливе про снег: утром, когда Лива шла на работу, его ещё не было. Лива сидела за столом, подперев щёки руками, и смотрела перед собой. Не оборачиваясь, она бросила:

– Хочешь горячего чаю? Только что приготовила.

– Очень хочу, спасибо!

– Сама налей, – равнодушно сказала Лива.

Что с ней такое, обычно она так себя не ведёт! Эйна достала чашку.

– А тебе налить?

– Не надо.

– Лива, что-то случилось? – спросила Эйна, садясь напротив.

И только тогда увидела, что у Ливы красные глаза, как будто она плакала.

– Может, всё-таки выпьешь чаю? – опять спросила Эйна. – Давай! Это поможет!

Лива кивнула, и Эйна поставила на стол вторую чашку с дымящимся зеленоватым напитком – травяным чаем (Лива отлично умела сочетать разные травы, у неё всегда получалось очень вкусно).

– Не хочешь рассказать, в чём дело?

– А толку-то… Легче не станет. Расстались мы. Вчера. – По щекам Ливы покатились крупные слёзы. – Я думала, у нас всё серьёзно! Несколько месяцев были вместе. Ещё до того, как ты приехала, всё началось. А вчера…

Лива замолчала, уткнулась лицом в кухонное полотенце и разрыдалась, громко всхлипывая и шмыгая носом.

Эйна подвинула свой стул ближе, обняла Ливу за плечи. Тихо шептала:

– Ну, не плачь, успокойся, всё будет хорошо, всё пройдёт…

Но Лива оттолкнула её руки, вскочила и сердито крикнула:

– Да ничего не пройдёт! Ничего не будет хорошо! Ты не понимаешь!

– Прости, – смущённо сказала Эйна. – Да, я не понимаю. Мне просто хотелось тебя утешить. Но я это плохо умею.

– Да ладно. Это ты прости. Зря я так сказала. – Лива начала успокаиваться, она больше не плакала. Умылась, вытерла лицо. – Садись, допей чай. Не выливать же.

Эйна кивнула, села за стол. Лива осталась стоять у окна. Эйна видела со своего места, как с неба летит снег, и ей казалось, что такое зрелище не может не успокаивать. Медленно, плавно, завораживающе – снежинки кружились в воздухе, проплывали мимо окна и уносились дальше, вниз, к земле.

– Ты знай: если захочешь поговорить, я всегда тебя выслушаю. Просто позови меня, если надо. Ладно?

– Ладно, – ответила Лива, не оборачиваясь.

Эйна встала, вымыла свою чашку и ушла к Даце за варежками.

Даца сидела на высоком табурете перед гладильной доской и разглядывала мужскую рубашку, что-то приговаривая себе под нос. Эйна прислушалась.

– Не берегут вещи, а мне – стирай, стирай… А как тут отстираешь! Едят не пойми что, пьют не пойми что…

Даца подняла голову и заметила Эйну.

– А тебе чего?

– Здравствуйте! Мне Распорядительница Альфия сказала, что вы можете помочь. Зимние вещи для Крии… Варежки запасные… Где можно взять?

– А, это… Идём. – Даца слезла со стула и тяжёлой походкой направилась в дальний угол комнаты.

Эйна смотрела на широкую спину, полные плечи, жидкие седеющие волосы и думала: «А я ведь ничего про неё не знаю. С кем она живёт, какие у неё проблемы, как она попала на эту работу». Эйна начала фантазировать: может, в молодости Даца была красивой девушкой, вышла замуж, родила дочь, и вот эта дочь выросла, у неё тоже родилась девочка. И теперь по вечерам Даца играет с маленькой внучкой, пока девочкина мама готовит ужин на всю семью.

– Даца, а у вас есть дети? – выпалила Эйна.

– Что? – сердито переспросила Даца, строго посмотрела на Эйну, а потом смягчилась. – Дети-то? А как же. Дочка.

Лицо разгладилось, вечно нахмуренные брови расслабились, Даца даже улыбнулась.

– А внуки? – не отставала от неё Эйна.

– И внучка есть! Четыре годика ей!

Эйна ощутила, с какой любовью Даца это сказала, и смутилась: зачем она затеяла этот разговор? Теперь Даца расчувствуется, захочет рассказать о своей семье. Придётся слушать. Ну, ничего, время ещё есть, уроки в школе нескоро закончатся.

Даца тем временем открыла шкаф, выдвинула ящик. В квадратных ячейках лежали разноцветные варежки и перчатки, свёрнутые рулончиками. Сколько их здесь!

– А где тут детские?

– Да вот, самые яркие, с краю.

Эйна достала несколько пар, Даца протянула ей пластиковую корзинку:

– На вот, сложи. А тебе-то самой не нужны тёплые варежки? А то ведь Крия и тебя заставит в снежки играть!

– А мы уже играли сегодня. Я перчатки промочила, а запасных нет.

– Так возьми! Тут вот лишние есть, ненужные. Даже не возвращай, у себя оставь.

– А откуда лишние?

– Да это Сирина оставила. Весной мы все тёплые вещи в чистку отдаём – и хозяйские, и наши. Ну, и она отдала. А потом уехала, ничего не взяла.

– А куда она уехала, вы знаете?

Даца нахмурилась и посмотрела на дверь: нет ли там кого. Потом склонилась к Эйне и шепнула:

– Болтали, что в Шестую. Но я тебе ничего не говорила! Всё, забудь о ней!

Эйна изумлённо посмотрела на Дацу, но по её каменному лицу поняла, что больше ничего от неё не добиться. Значит, придётся дождаться, пока кто-нибудь проговорится. Что же за секрет они все скрывают?

Даца протянула пару чёрных перчаток, Эйна взяла, повертела в руках. Заметила полоски грубой непромокаемой ткани на ладонях и на пальцах. Поняла, что таким перчаткам не страшен мокрый снег. Примерила.

– Что, великоваты? – спросила Даца.

– Да. Как будто мужские.

– Ну так Сирина – крупная девушка. Ростом почти что с Господина Эграта.

Потом Даца вытащила из шкафа целую охапку зимней одежды для Крии: непромокаемые штаны, такую же куртку, свитера, шапки. Сложила всё в большую корзину, поставила на пол рядом с гладильной доской, снова уселась на стул.

– Посиди со мной немножко, а то я тут одна целыми днями. К Ливе-то все заходят: она редко одна бывает, ей всегда есть с кем поговорить.

Эйна присела на скамейку, внимательно слушала Дацу, поддакивала, кивала, задавала вопросы. Как зовут дочку и внучку, сколько им лет, чем дочка занимается и прочее. Даца охотно поделилась своей биографией: в двадцать лет вышла замуж за строителя, родила ребёнка, а после школы дочка хоть и смогла поступить в гимназию, но в университет не пошла, решила работать в магазине. Эйна отметила про себя: насчёт гимназии надо будет подробнее расспросить при случае.

А сама, пока Даца рассказывала, думала о Ливе. Хоть Даца и считала, что у Ливы всегда есть собеседники, а вот сегодня что-то не похоже было, что Лива собирается с кем-то обсуждать своё горе. Да и с кем о таком можно говорить, кроме самой близкой подруги?

Есть ли такая у Ливы? Может, и нет. Если у неё был какой-то друг, с которым она встречалась полгода, то вряд ли у неё оставалось время ещё и на подруг. И вот теперь Ливе не с кем поделиться.

Эйна попрощалась с Дацей и пошла в детскую, держа перед грудью огромную корзину с одеждой.

«Могу ли я стать подругой для Ливы? – спрашивала себя Эйна, проходя по коридору мимо кухни. – Я совсем её не понимаю». Лива такая непостоянная: то сочувствует и предлагает помощь, то смотрит презрительно и говорит обидные слова. Трудно успевать за её перепадами настроения. Хорошо хоть не умеет долго злиться. Вспыхнет, повозмущается, а потом опять улыбается как ни в чём не бывало.

Эйне многое нравилось в Ливе: как ловко она управлялась с кухонными делами, как вкусно готовила, как красиво накрывала на стол. «Но я-то ей совсем не нравлюсь. И внешность у меня неприметная, и вести себя не умею, и за собой не слежу». Зачем Ливе такая подруга? Наверняка у неё есть кто-то более подходящий. Ведь для дружбы недостаточно работать в одной квартире. Нужно испытывать интерес друг к другу. Эйна была бы рада сблизиться с Ливой, но стеснялась навязываться. А Лива не стремилась впускать Эйну в свою жизнь. Вот только сегодня, когда ей было совсем плохо, поделилась своими переживаниями. А завтра опять отдалится.