Потому что очнулась уже в Хаме, на заднем сиденье. Рядом примостился Прохор, моя голова лежала у него на коленях. Впереди сидели Алекс с Семёнычем, Алекс за рулём.

Я попыталась подняться, но Прохор придавил меня за плечо.

— Отдыхай, далеко ещё, — тихо сказал он.

Но я вывернулась, поднялась на руках и села.

— Что это было?

— Твари, — коротко ответил Прохор.

— Высосали тебя почти до самого донышка, — с переднего сиденья повернулся Семёныч и улыбнулся мне сквозь щетину. Подбородок у него сейчас был — хоть котлы начищай. — Боец ты, егоза, знатный, но телосложения субтильного. Вот и досталось тебе больше всех.

— Да ничего мне не досталось, — буркнула я, хотя чувствовала: голова до сих пор кружится, и есть охота, аж переночевать негде. — Всё путём.

— Скоро приедем, — подал голос Алекс. — Примешь ванну, выпьешь чашечку кофе…

— Я не пью кофе.

— Тогда какао, — покладисто согласился тот. — Антигона приготовит.

— Ави, наверное, волнуется, — как всегда, о мамочке я вспомнила, когда всё закончилось.

— Всё в порядке, — Алекс смотрел на дорогу, и только чуть повернул голову. — Я ей звонил.

Я хотела съязвить. Но тут же опомнилась: ведь это же Алекс! Он же… Как бы… А, не знаю, как сказать. Но когда он рядом, всегда спокойнее.

При нём всё хорошо заканчивается.

А самое главное: Алекс всегда признавал ценность меня, как самостоятельной боевой единицы.

Даже когда мне было восемь. Ну, почти девять, если быть точной.

— Спасибо, — сказала я вслух.

И душераздирающе зевнула.

Прохор взял меня за руку. Нашел кончиками пальцев центр моей ладони, а потом надавил так, что я ойкнула.

— Лучше? — спросил он через пару секунд, когда я отобрала у него свою руку.

Я прислушалась к себе.

— Ага, — спать и правда расхотелось. — Как ты это сделал?

— Поделился своей силой.

— Божья сила — это Божья масса на Божье ускорение, — привычно пошутила я. Все засмеялись. Даже Прохор.

Вообще он чувак что надо. Для попа. Ну в смысле, для святого отца.

Сашхен как-то пытался мне объяснить, что это значит. Ну там, чудеса разные и всё такое… Но я-то Прохора с детства знаю. Как-то непривычно думать о нём, как о святом — святые в церкви, на иконах. А Прохор — вот он. Живой и язвительный, как огуречный рассол с хреном.

— Научи меня, — потребовала я тут же.

Прохор улыбнулся.

Щас, думаю, скажет: ты ещё маленькая, и нефиг тебе…

— Ты это лучше меня умеешь, — сказал он.

— Я?..

— Ага. Ты же магичка, Маня. Забыла?

У ведьмы Настасьи я сто лет не была. Всё как-то недосуг. То одно, то другое…

— Забыла, — честно признаться — иногда наилучший выход. Друзья это ценят. — Так что давай, напомни-ка.

— Ладно… — он опять взял меня за руку и надавил большим пальцем на центр ладони. Ойкать я не стала — была готова. — Поняла?

— Давай я теперь.

Не дожидаясь разрешения, я схватила тощую лапку Прохора и тоже надавила.

— Эй, полегче, девушка!.. — Прохор отдёрнул руку, словно я шибанула его током. — Силу рассчитывать надо.

— Даже если это Божья сила? — ехидно спросила я.

Прохор уже открыл рот, но тут его перебил Семёныч.

— Про цацку твою я Сергеичу рассказал, — вставил он, не парясь, что влезает в чужой разговор.

— Не мою, — тут же переключилась я. — Это Аннушкина цацка. Я уже говорила.

— А вот с этого места поподробней, — не оборачиваясь, попросил Алекс.

Я закатила глаза. Но мужественно взяла себя в руки — понимаю, им же для дела надо, — и рассказала, как мы с Аннушкой заключили Сделку, и как я нашла её цацку в спальне у Сашхена, а потом забыла отдать. То есть, Аннушка-то смылась, так что и отдавать было некому.

Думаю, Сделка поэтому и накрылась медным тазиком, и мне за это ничего не было.

— Сделка, говоришь? — переспросил Алекс, и достал телефон. Набрал, почти не глядя, какой-то номер и закричал в трубку: — Аврора Францевна!..

В общем, он поинтересовался, не приходила ли к Ави Мириам — то есть, Аннушка под её личиной, и оказалось, что нет. Не приходила.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — загадочно выразился Алекс, убирая телефон.

— Получается, мы обе не выполнили условия сделки? — спросила я через пару минут — мы уже подъезжали к дому, я даже видела крышу «Покойся с Миром» за деревьями.

— Или так было и задумано, — подал голос Прохор. Я посмотрела на него. — Аннушка и хотела подбросить этот кулон, — пояснил тот.

— Сашхену? — удивилась я.

— Тебе.

— Чушь собачья, — отрезала я. — Мне она могла его просто подарить — знала, что кулон мне нравится.

— Не о том, господа хорошие, думаете, — вдруг сказал Семёныч. — Если речь идёт о той дамочке, что я видел, то главный вопрос: на хрена ей вообще кулон, который чувствует порталы?

Я тоже об этом думала. Только вслух пока не говорила: хотела сама разобраться. Позвонить Аннушке, напомнить про кулон и случайно так, ненавязчиво, поинтересоваться: для чего козе баян.

Как я говорила, мы уже почти доехали?..

Мысленно я уже лежала в ванне с гидромассажем, Ави на кухне пекла блинчики, а рядом со мной, на полочке, стояла огромная кружка с горячим какао…

Алекс так вдарил по тормозам, что все повалились.

Ругаясь, он стал разворачивать Хам.

«И ведь даже словечком не намекнул, лорд паршивый», — долетело до заднего сиденья.

— На понт брать будем? — флегматично поинтересовался Прохор.

— И «за понт» тоже, — прошипел сквозь зубы Алекс. — Где он там остановился? В Метрополе?

— В Эмеральд, — глядя в окно, как удаляется гостеприимная парковка клуба, ответил Семёныч. — Он мне звонил.

А ведь десяти метров не доехали, — тихонько вздохнула я. И тут же пнула себя по заднице. — Соберись, Маша, тебя ждёт ещё одно приключение. И радуйся: на месте Алекса, Сашхен бы высадил тебя, как миленькую, и отправил домой, под крыло мамочке.

Алекс — не такой.

— Скажу вам, как на духу, господа: я здесь ни при чём, — брыли на длинном личике лорда Бэкона качнулись, как у породистого бассет-хаунда.

Узнав, что кулон принадлежал Аннушке, Алекс рванул с места в карьер, за двадцать минут домчал до Эмеральда, вихрем влетел в раздвижные двери — у швейцара аж фуражку сдуло — и через пять минут выволок за шиворот сэра Фрэнсиса, в шелковом халате и лысого, как шарик для пинг-понга.

Я знала! Чувствовала, что этот лукавый старик парик носит.

Череп был покрыт коричневыми пятнами.

Фу, мерзость.

Пленного усадили к нам с Прохором и рванули назад, в клуб. Тот сразу начал ныть, что в полпятого утра он обычно не в форме, что ему нужно припудрить носик…

— А мне вот, например, в школу к восьми утра, — надоело слушать. Как баба, чесслово. — И первый урок — физкультура.

Услышав моё признание, Прохор противно захихикал, а сэр Фрэнсис заткнулся и молчал всю дорогу.

Не люблю я его. Прекрасно помню, как эта старая обезьяна хотела меня убить, чтобы отобрать дар. Аннушка клялась, что это всё неправда, и вообще понарошку… Но знаете, как говорят? Ложечки нашлись, а осадок остался.

Как только приехали, Бэкона усадили за стол, так, чтобы ему в лицо било восходящее в окне солнце, и тот сразу продолжил ныть: я — не я, физиономия не моя…

— Врёшь, контра, — ласково сообщил лорду Семёныч, кровожадно потроша сухого леща.

Как только мы приехали в клуб, он тут же достал свой сидор, из него — газету с сушеной рыбой, и принялся завтракать.

Меня Семёныч осчастливил поджаренным на спичке пузырём. Сказав спасибо, я отнесла его к мусорке и выбросила.

Даже Рамзес такую пакость не ест.

— Вы сами пришли за помощью, сэр Фрэнсис, — спокойно напомнил Алекс. — Пришли по своей воле, никто вас не звал.

— Сказал «раз», — пробормотал Прохор, глядя куда-то за левое плечо лорда.

— Я ничего не знаю! — простонал тот.

Зал был пуст. Не было за стойкой привычной Антигоны, не шумела кофеварка, и только пивные краны начищенно поблёскивали, призывая налить кружечку… Что я и сделала. Ну, не пива, конечно. У них тут был отдельный кран. С лимонадом. Круто, правда?