— Город большой, — с заднего сиденья сказал Семёныч.

— Да и мы не в бирюльки играем, Володенька, — улыбнулся Алекс, чуть повернувшись назад. — Не беспокойся. Всё под контролем.

— Да я и не беспокоюсь.

Я видел его лицо в зеркале заднего вида. Он действительно был спокоен, даже расслаблен. Улыбался чему-то своему, с интересом смотрел в окно…

А вот Маша сидела, как на иголках. Ёрзала, шмыгала носом — она думала, что я не слышу. Но я слышал.

Ремингтон в чехле она поставила между коленей, также, как шкипер.

Увидев на тротуаре знакомую фигуру в чёрном, я прижался к поребрику.

Отец Прохор влез в салон, молча сунул всем руку — даже Маше — и откинулся на сиденье.

— Ночка сегодня будет бурная, — объявил он.

— Кто это сказал? — сварливо спросила Маша, по извечной подростковой привычке возражать всему, что слышит.

— Гидрометцентр, — пояснил чудо-отрок, снимая капюшон.

Сейчас они с девочкой казались ровесниками. Тощая бородёнка не делала святого отца старше, даже наоборот. Она как бы говорила: я хочу казаться более взрослым, чем есть на самом деле.

Отличная вещь — маскировка.

— Куда дальше? — подъезжали к площади Восстания. Дальше или на Невский, или на Лиговский.

— Давай на Невский, в сторону Мойки, — скомандовал Алекс. — Посмотрим, что творится на том берегу.

— Не в Эрмитаже же они появятся, — буркнул я.

— А почему нет? — сказал шеф чуть громче, чем надо.

— Ну, положим, в Эрмитаже мои вдовушки командуют, — небрежно бросил отец Прохор.

— Также, как и в соборах? — ядовито поинтересовался Семёныч.

— Святые места охраняет иная сила, — строго ответствовал чудо-отрок, совершая крёстное знамение.

Придуривается, — я тихо усмехнулся. — Сроду святой отец не крестился на людях — ему это не надо. Значит, представление для шкипера, персонально.

— Почем опиум для народа? — ядовито осведомился Семёныч.

И они вместе заржали, как старые приятели.

Я прикусил губу.

«Наука имеет много гитик» — говорил один писатель.

Вот и я об том же…

— Это здесь, — неожиданно сказала Маша.

Я с удивлением оглянулся на девочку:

— В библиотеке?

— Да.

Как в том анекдоте, честное слово… Ну кому может понадобится библиотека, да ещё и ночью?

А впрочем… Место безлюдное, тихое. Там им точно никто не помешает.

— Уверена? — Я всё равно переспросил. Хотя и сам уже что-то чувствовал.

— ДА.

Алекс повернулся к отцу Прохору.

— Здесь кто-нибудь из твоих был? — тот молча покачал головой.

Тогда шеф достал телефон и тронул пару раз экран.

— Настасья, душа моя, — сказал он через пару секунд. — Как насчёт библиотеки? Как какой? Императорской, конечно. Ясно. Да, я понял, понял, — он убрал телефон. — Заезжай во двор, Сашхен.

Ясно: на библиотеку защиту поставить не подумали…

Я свернул на Садовую, а уже с неё — в обширную подворотню.

— Кто там сейчас директором? — забеспокоился отец Прохор. — Надо бы позвонить, а то не пустят.

— Не надо звонить, — Алекс пошарил под сиденьем и извлёк мигалку на магнитной подушке. Открыл окно и отработанным движением забросил её на крышу. — Чего зря людей беспокоить? — добавил он.

Я кашлянул.

— Котов нам разрешение выправил. На все городские объекты.

С улицы казалось, что Императорская библиотека — это одно здание. На самом деле, их четыре, построенных в разное время. Маша указала на Соколовское, то есть, возведённое архитектором Соколовым, в самом начале девятнадцатого века. Это здание было моим любимым. Русский книжный фонд: поэты Серебряного века.

— Быстрее, — сказала Маша, и как только я нажал на тормоз, полезла прямо через отца Прохора к двери.

Ремингтон она оставила на сиденье. Молодец: стрелять в здании совершенно не нужно…

Выпрыгнув из Хама, я побежал за ней, к подвальной лестнице, притулившейся в самом углу, метрах в двадцати от нас.

— Надо бы сторожа позвать, — Семёныч бежал рядом — все мы заразились Машиным нетерпением. — Дверь-то железная.

— Не надо сторожа, — на бегу я сложил пальцы в мудру. — Маша, в сторону.

Она сделала шаг влево, я направил энергию на замок… Пару секунд ничего не происходило, затем двери — громадные, двустворчатые, обитые листами железа, — беззвучно распахнулись и мы влетели внутрь.

И сразу остановились: куда бежать?

Темно, узкий коридор — я едва проходил плечами — вёл куда-то в глубину здания, и там, скорее всего, ветвился, как настоящий лабиринт.

Узким он был от того, что вдоль стен, с обеих сторон, был уставлен шкафами. Старыми, ещё дореволюционными, из окаменевшего от старости дерева. В шкафах, разумеется, были книги. Эх, как бы я сейчас в них покопался!.. Бесценные сокровища, сплошные первоиздания.

— Сашхен, пусти меня вперёд.

Я хотел возмутиться: женщины и дети не должны бросаться на амбразуру… Но прикусил язык: только Маша знает, куда надо идти. Я просто пойду следом, не отставая ни на шаг, вот и всё.

Прижавшись спиной к шкафу с стеклянными треснувшими дверцами, я пропустил девочку, и рванул за ней.

Сзади ругались, столкнувшись, Алекс и отец Прохор, Семёныч голоса не подавал. Но что-то мне подсказывало, что характерное шуршание за спиной — это его пресловутый плащик.

Огнемёт не брали — да я бы руки оторвал тому, кто взял… Вместо огнемёта у нас отец Прохор: его святость покруче будет.

Кишки коридоров змеились в произвольном порядке — так мне казалось на бегу. Аж голова кружилась — от волнения, что можем не успеть…

Наконец мы вбежали в один из читальных залов. Понеслись мимо пожелтевших от времени лаковых столов, на каждом — обязательная лампа с зелёным абажуром; по центру зала были высокие шкафы — современные, герметично закрытые, сохраняющие внутри особую температуру и влажность.

Зал старинных рукописей, — сообразил я на бегу. — Уникальный фонд.

Слава Богу, Маша пробежала мимо.

— Далеко ещё? — прохрипел я не останавливаясь, но сбив дыхание.

— А ты сам не чувствуешь?

Она бросила мимолётный взгляд через плечо, в голосе до сих пор ощущалась неприязнь.

Обиделась. И главное, на что?.. Хрен разберёт этих подростков.

И тут я споткнулся.

Словно влетел в паутину — я даже почувствовал её на лице, и с отвращением замахал руками… С детства не терплю пауков.

— Ходу, ходу, — подтолкнул меня в спину Семёныч. — А то заблудимся.

— Теперь не заблудимся, — Маша исчезла за вереницей шкафов, а я всё стоял, пытаясь стряхнуть с себя невидимые нити.

— Гляди-ка, — шкипер привлёк внимание, дёрнув меня за рукав.

Круглый уютный зальчик, ограниченный невысокими каталожными шкафами, по периметру — стулья с красной плюшевой обивкой, в центре — стол, покрытый такой же скатертью…

Странно. Раньше мне казалось, что скатерть на столе намного светлее, она как бы выцвела от времени — на самом деле лишь создавая настроение старины, или как теперь модно говорить, «ламповости».

Сейчас скатерть была багровой. Края её обвисли, и с них на каменный пол капала…

— Ёрш твою!

— Ну-ну, — Семёныч взял меня за плечо. — С нами дети.

Я огляделся: детей и след простыл.

— Маша!

— Здеся я, — она выглянула из-за одного из шкафов со множеством ящиков, каждый украшала белая табличка с маркировкой.

Зал старинных книг, — я оглядел расходящиеся концентрическими кругами стены, сплошь уставленные бесценными реликвиями.

Господи, — прошептал я. — Не дай Бог нам испоганить это место. Я себя никогда не прощу…

— Сашхен, — это был Алекс. — Не стой столбом.

Я встряхнулся. Несмотря на кровь, здесь никого не было — или ещё не добрались, или…

— Они ушли, — сказал Семёныч. Он указал на один из шкафов, с багровым отпечатком лапы.

Проследив направление, я тоже заметил следы: отпечатки лап на полу, чуть сдвинутые стулья, неплотно закрытые ящики…

Они были здесь ещё несколько минут назад — Маша их почуяла.

Мы сворачивали на Садовую, а они лезли… Откуда? Не из стола же?..