Блокнот был подарком шефа. Он обязал меня каждый день записывать проявления магического дара — чем я бессовестно пренебрегал. Даже не открыл ни разу. Но перо мне нравилось. Такое удобно воткнуть кому-нибудь в глаз.

Потом я встал, заправил кровать и пошел в ванную. Быстро, по-солдатски принял душ, побрился и собрал волосы в тугой хвост. Пару секунд подумал, и открыв шкаф, оделся во всё чистое.

Камуфляжные штаны, высокие берцы с рифлёной подошвой, плотная чёрная майка, куртка из кордуры, со множеством карманов, широкий ремень, на который так удобно привешивать различное оружие…

Мысленно я был уже на стадионе. Конечно же, оставался довольно крупный и зубастый червяк сомнения: Настасья договорилась с графом, и мы попросту отправляемся в ловушку.

Но как сказал отец Прохор, будь, что будет. От судьбы не уйдёшь, как ни старайся.

Оглядев спальню в последний раз, я вышел, аккуратно прикрыл дверь и спустился в кухню. Все уже были в сборе.

Ехали молча. Мне выпало вести Хам, рядом сидел Алекс, а сзади — Мириам, Зоя и Тарас.

Древний стригой, наклонившись, потянул носом и одобрительно усмехнулся — вероятно, учуял запах соития — несмотря на то, что я тщательно помылся.

Шеф ничего говорить не стал — даже если что-то и заподозрил… Хотя, если подумать, Тарас тоже мог почувствовать всего лишь переполнявшую меня энергию.

Зоя была молчалива и замкнута, они сидела между Мириам и Тарасом, невидящими глазами глядя сквозь лобовое стекло на пролетающие мимо рассветные улицы.

В багажнике тихо позвякивало: я так понимаю, Алекс загрузил Хам половиной нашего подвального арсенала.

Судя по тому, что я не чувствовал настоятельного и непреодолимого побуждения прикончить Тараса, у ведьмы Настасьи всё получилось. По этому поводу ощущался даже некоторый подъём: мы с шефом больше не крепостные. Мы не обязаны подчиняться кому бы то ни было, кроме самих себя.

В глубине души я сознавал, что должен радоваться. Но видимо для того, чтобы ощутить себя свободным — даже после кратковременного рабства — требуется какое-то время.

Перед главным входом на Зенит-Арену, рядом с вип-парковкой, нас ждали. Сначала я заметил два ярких пятна: сине-бело-голубые шарфы клуба «Зенит». Но сделав несколько шагов, узнал Гиллеля и господина Плевако.

На зомби, одетом в старинный, пропахший нафталином двубортный костюм, яркий фанатский шарфик смотрелся особенно празднично и неуместно.

— Ну-с, господа, приступим, — вместо приветствия заявил законник, и устремился в стеклянные раздвижные двери.

— Он не любит находиться на солнце, — извинился за юриста Гиллель. — Ультрафиолет вреден для кожи…

— Тоже не люблю ждать, — буркнул Алекс и пошел вслед за господином Плевако. — Надеюсь, все уже в сборе? — полуобернувшись, крикнул он через плечо.

Кладбищенский сторож кивнул, наклонив лопатообразную бороду.

Мириам поцеловала отца в щеку и улыбнулась. Тот похлопал её по руке.

Вот и всё выражение родственной близости после того, как дочь вернулась из плена.

Из густой тени козырька к Зое мягко скользнул тигр необычной чёрно-белой масти. И если в стенах цирка, на малиновом ковре арены, он смотрелся органично и даже очень естественно, то здесь, рядом с футуристического дизайна стадионом, под серым питерским небом, громадный бенгальский тигр выглядел устрашающе.

Рядом с тигром, положив руку тому на голову между ушей, следовал Секундра Дасс, торжественно-неприступный в парчовом золотом шервани.

За ними показалась ещё одна нелепая на фоне городского пейзажа фигура. В засаленном шелковом цилиндре, бархатном камзоле с золотым позументом, в башмаках с огромными пряжками и полосатых чулках. Ради соблюдения традиции чулки были в сине-бело-голубую полоску.

— Мейстер Зигиберт! — Тарас церемонно поклонился механику. — Вот уж не думал, что какое-либо событие может выманить вас из подвалов цирка.

— Йа, натюрлих! — для рукопожатия мастер протянул металлическую клешню. — Мы — одна семья, и если кому-то угрожайт опасность — мы с Вайберт не хотейт остаться в сторона. Этойт дюк заслуживайт хороший порка, йа! Мы принимайт участий в… как это по-русски?.. Йа! Заффарухха.

Хриплый и дребезжащий голос механика разлетелся в утреннем воздухе далеко над стадионом. С ближайшего пилона взвилась стайка голубей и исчезла в белёсом, как застиранная простыня, небе.

Послышался негромкий скрип, и следующим на сцене появился Вайберт. Загадочный и мрачный подмастерье, от которого я не слышал пока ни единого слова. Он толкал перед собой кресло, в котором сидел Ефим Демидов.

Колени директора цирка были накрыты пледом, седые волосы тщательно причёсаны на пробор. Глаза глубоко запали и в них поселилась бесконечная усталость.

Взгляд директора блуждал по лицам людей, ни на ком не останавливаясь. Казалось, Ефим пребывает где-то не здесь.

Рядом с ним неслышно ступал силач Иван. На плече его небрежно покачивался стальной ломик, и только когда он подошел совсем близко, я понял, что это не ломик, а гриф от штанги.

— Ну… — начал снова Алекс.

— Подожди, — перебил Тарас. — Ещё не все собрались.

На соседнюю парковку заехало сразу три автомобиля: «Эскалэйд» отца Прохора, красный «Жук» Антигоны и чёрный микроавтобус «Мерседес».

Богомолки посыпались из Эскалэйда, как чёрные вороны. Никогда не понимал: как там умещаются все эти солидные тётеньки? Было их ровно двенадцать, с чудо-отроком во главе.

Ради предстоящего события святой отец переоделся. Вместо привычной уже кенгурушки с его тощих плечиков свешивалась косуха из толстой свиной кожи, сплошь увешанная серебряными крестами. В руках батюшка тоже держал крест. Нет, всё-таки не крест, а меч, метровой длины, с обоюдоострым лезвием и массивной крестообразной рукоятью.

Насколько я помню историю, именно такие клинки были в большом почёте у рыцарей Тампля, лет эдак девятьсот назад… Не перестаёт меня удивлять наш чудо-отрок.

Меч он держал весьма профессионально, я бы сказал, небрежно. На голове, вместо шлема, высилась остроконечная чёрная скуфейка.

Из красного жучка выскочили Антигона, Афина и Амальтея. Афина сверкала свежим, купоросно-синим цветом волос, Антигона выглядела как обычно, зато лицо Амальтеи было раскрашено всё в те же сине-бело-голубые цвета… В купе с чёрными дредами и чёрной густой подводкой на глазах зрелище само по себе пугало до ужаса.

— Что они?.. — начал возмущенно накручивать себя Алекс.

— Успокойся, мон шер, — тихо пробормотал Тарас. — Сегодня каждый имеет право поучаствовать.

— Но они…

— Смертельно обидятся и никогда не простят, если вы погоните их прочь, — добавила Мириам.

— Была бы моя воля, — прорычал сквозь зубы Алекс. — Я бы всех баб запер на кухне.

— А мой тебе совет: никогда не ссорься с тем, кто контролирует твою еду, — промурлыкал Тарас. — Ты ведь всё ещё хочешь пить кофе, не приправленный мышьяком, не так ли, мон шер ами? И чтобы в нём не было толчёных жучков…

Я от всей души разделял мировоззрение шефа — в данный момент, конечно. Когда я смотрел на Зою, на Мириам, на девчонок… Мне хотелось взять их всех, в охапку, и запереть в какой-нибудь сейф — наподобие того, что стоит в кабинете графа. Главное, чтобы они были в безопасности.

Но также я был согласен с Тарасом: каждый имеет право выбора. И право это священно. Нельзя его нарушать никакими запретами или даже уговорами.

Не избегнешь ты доли кровавой

Что земным предназначила твердь.

Но молчи! Несравненное право

Самому выбирать свою смерть.

Поэт, создатель маны, был прав. Выбрать смерть — это право, не привилегия. Нельзя никому в нём отказывать.

Из чёрного микроавтобуса неторопливо вылезли восемь фигур.

Стригои, — тут же определил я. — И чертовски сильные.

Они все направлялись к нам.

— Это те, о ком ты говорил? — спросил я Тараса. — Стригои города Питера?

— Это моя семья, — без обычной своей улыбки кивнул древний стригой. — Прошу любить и жаловать.