Итак, они давно знакомы, — вернулся я к характеристике гостя. Алекс потом обязательно спросит, к каким я пришел выводам. — Называют по имени и на «ты» — знакомство довольно близкое. Понимают друг друга с полуслова, иногда — с полувзгляда. У них общее прошлое, и судя по тому, как гость смотрит на свои ноги, а шеф потирает шрам над локтем правой руки — довольно бурное.

— Всё-таки труп — это очень серьёзно, — проговорил шеф, пристально разглядывая перо. — Ты думаешь, смерть одного из артистов — недостаточные основания для паники?

— Я почти уверен, что это несчастный случай, — быстро сказал гость.

— Почти?.. — шеф был вежлив — ещё одно подтверждение того, что гость ему нравится. Иначе он уже набирал бы телефон Котова, чтобы передать ему дело. Уголовщиной мы, как правило, не занимаемся…

— Бимсель, — так звали покойного, — был несколько невоздержан… в алкоголе, — пояснил гость.

— Какая редкость для клоуна, не правда ли? — и всё-таки шеф не удержался от небольшой шпильки. Которую гость, впрочем пропустил мимо ушей.

— Он никогда не позволял себе лишнего перед выступлениями. Только по вечерам, если нет утренней программы… Он любил посидеть с бутылочкой на верхней трапеции, над ареной. Пустой, лишенный зрителей зал, тишина — всё это навевает мысли о бренности бытия. Во всяком случае, так говорил Бимсель.

— Покойный был философ, — пробормотал Алекс.

— Ты же знаешь, клоуны — народец довольно мрачный, — пожал плечами гость.

— То есть, ты предполагаешь самоубийство? — уточнил шеф.

— Извините, — я секунду помолчал, формулируя вопрос. — А почему вы зовёте его Бимсель? Я так понимаю, это — сценический псевдоним?

На меня посмотрели осуждающе. Даже шеф не поленился повернуть голову и бросить колкий уничижающий взгляд. Я его проигнорировал. Как ещё мне получать информацию?..

— Сразу видно, что вы не имеете никакого отношения к цирку, юноша, — сказал гость. Похлопав себя по карманам пиджака, он извлёк пачку сигарет, прикурил от золотой зажигалки и глубоко затянулся. Дым от его сигареты пах не вишней, как у шефа, а чем-то пряным, восточным. Сандал, пачули… Что-то в этом духе.

Алекс придвинул на край стола массивную хрустальную пепельницу — чтобы гостю было удобнее дотянуться.

— Клоун, — продолжил гость, держа сигарету на отлёте, — Это не профессия. Это призвание. Образ жизни, если угодно. Принимая Имя, артист перевоплощается в выбранного персонажа. И остаётся им всегда. До самой смерти…

— Но есть же у него какие-то официальные документы, — возразил я. — Паспорт, права… Не будет же там указано имя «Бимсель».

— Кадет, — мягко, но настойчиво Алекс кивнул мне на боковой диванчик, — видно, шеф устал от того, что я маячу у него за спиной. — Во-первых, о покойных нельзя говорить в настоящем времени. Только в прошедшем.

— Но…

— Ты же не хочешь, чтобы покойник поднялся и пришел к тебе посреди ночи?.. Как маг, ты должен знать такие вещи.

— Извините.

Мне было стыдно. И от того, что Алекс отчитал меня при посторонних, а ещё более от того, что я дал ему к этому повод.

После возвращения с Ладоги я впал в депрессию. Отпуск сработал с точностью наоборот — вместо того, чтобы отдохнуть, я там вымотался и физически, и духовно. К тому же, ведьмы очень наглядно показали, что как мужчину, меня можно использовать лишь в качестве объекта для интриг.

Честно говоря, я ещё не оправился от отношений с Мириам, а тут — новое разочарование. А ведь я по-настоящему влюбился в Алевтину!

Ты слишком влюбчив, мон шер ами, — сказал Алекс однажды утром, войдя в комнату и застав меня лежащим вниз лицом на растерзанной кровати. — От этого все твои душевные беды. К сожалению, лекарства от любви ещё не придумали, а потому — терпи. Через каких-нибудь сорок — пятьдесят лет ты научишься относиться к изменам женщин философски.

Полвека. Всего-то?..

А самое главное, что мне сейчас-то делать?

Меня спасла Антигона. Познакомила с подружкой, секретаршей из соседнего туристического агентства. Светочка была чудо. Яркая, смешливая, с отличным чувством юмора и спортивной фигурой. Мою депрессию сняло, как рукой.

Обратная сторона медали: ни на учёбу, ни на другие посторонние дела не осталось времени. Новая любовь захватила меня целиком…

— Сашхен!

Я вздрогнул и очнулся от приятных мыслей. Разумеется, разговор с гостем продолжился и без моего участия.

— Я что-то пропустил?

Алекс закатил глаза.

— Ефим, нижайше прошу простить моего протеже, — шеф, не вставая из кресла, слегка поклонился гостю. — Молодость, гормоны, необоснованные мечты и яркие надежды, — он витиевато покрутил в воздухе ладонью.

— Я понимаю, — вздохнув, ответил мужчина в инвалидном кресле. На щеках его выступили красные пятна. — И даже где-то завидую. Но что поделать? Все мы становимся старше, никто от этого не застрахован, — он посмотрел мне в глаза и неожиданно подмигнул. — Наслаждайтесь, пока можете, молодой человек. И не позволяйте никому говорить, что быть молодым — это плохо.

От смущения я зашелся кашлем. Гость мне всё больше нравился, честное слово. Но вместе с тем, я начинал сомневаться в его умственных способностях. Он что, не видит, что я — стригой?.. Я же мёртв, окончательно и бесповоротно!

С исчезновением чёток из драконьих жемчужин, подарка князя Скопина-Шуйского, надежда вернуться в мир живых исчезла, развеялась, как дым погребального костра.

Не вставая, Алекс протянул мне стакан воды. Промочив горло, я поймал взгляд гостя. Доброжелательный, слегка ироничный. Да нет, прекрасно он всё видит и понимает. Просто… Для него это не имеет никакого значения.

К такому я не привык. Никто, кроме девчонок и Алекса не относится ко мне, как к человеку. Даже майор Котов. Давно заметил, что он старается не упоминать при мне мертвецов, вурдалаков, упырей, кровь, рядом с глаголом «пить»… В общем, фильтрует. Чтобы не обидеть, или как-то не задеть мои чувства. Я всё время хочу поговорить с ним об этом, попросить не брать в голову и не делать скидок. Но всё как-то не с руки. Неудобно, что-ли. Как беседовать с кем-то близким о стыдной болезни.

— Итак, — я собрался с мыслями. — Вы говорили о том, что смерть клоуна может оказаться самоубийством. Что я пропустил?

— Я не говорил, что это самоубийство, — покачал головой гость. — Как раз наоборот.

— Наоборот? — спросили мы с шефом хором.

— Несчастный случай.

— В смысле: поскользнулся, упал… — начал Алекс.

— Нет. Не в этом смысле, — гость достал безупречно белый платок с остро заглаженными складками и лёгкими движениями промокнул лоб. Одновременно у него дёрнулся уголок рта и скакнул кадык на горле.

Волнуется, — решил я. — И не просто волнуется, он в панике! Просто привык держать себя в руках. Но сейчас это ему даётся огромной ценой…

— Я думаю, что дело в Призраке, — совладав с чувствами, продолжил гость.

Я моргнул, Алекс слегка приподнял бровь, а наш гость посыпался окончательно. Прижав платок к глазам, он спрятал лицо и ссутулился, явив собой пример полного бессилия.

Крякнув, шеф поднялся и прошествовал к старинному, палисандрового дерева буфету. Погромыхал замком, поднял массивную крышку, достал широкую квадратную бутыль и вернулся с нею и с двумя стаканами к столу.

Набулькав жидкости густого, благородно-золотистого оттенка в стакан, протянул его гостю. Другую руку Алекс покровительственно положил ему на плечо.

В кабинете запахло можжевеловым дымом и вереском.

— Извините, — нос у гостя заложило, глаза покраснели. Но выпив пару глотков коньяку, он будто обрёл второе дыхание. — Бимсель был моим близким другом. Это огромный удар. Для меня, для всей труппы… А главное — для его партнёра — Брамселя. Они работали в паре более сорока лет. Разумеется, оплакивая друга, Брамсель теперь тоже не просыхает ни на миг, и дополнительно приходится опасаться за его рассудок…

— Ефим, ты упомянул, что скоро — премьера, — убедившись, что гость в порядке, Алекс вернулся в своё кресло. Булькнул в свой стакан — в два раза меньше, чем налил гостю, — и сделал крошечный глоток. — Как гибель одного из артистов отразиться на программе?