Честное слово, я почувствовал себя лишним. Они ворковали, как встретившиеся после долгой разлуки влюблённые. Улыбались, обменивались многозначительными взглядами… Настасья Прокофьевна сверкала белыми зубками, поводила плечиками, играла тонкими пальцами и встряхивала длинными серёжками. Алекс изо всех сил соответствовал.

Я отвернулся. Ладно: встретились старые знакомые. Надо вспомнить молодость, прийти в себя… Дела немножко подождут.

Мысли вернулись к Антигоне и московскому хмырю. И хотя я понимал, что ничего он ей не сделает, на душе было муторно. И ещё: интересно, кому звонил Алекс, пока я ходил одеваться?..

— Да ты кушай, дружок, кушай, — хозяйка вдруг вспомнила обо мне, я вздрогнул. — А то вон, бледный какой…

— Вы, я так понимаю, в курсе, что я стригой? — как я не старался, тон был несколько раздраженным.

— Ну и что? — хозяйка вновь подвинула мне пирожки и чашку, до краёв полную крепкого чаю с молоком. — Тебе ведь хочется, правда?

Я посмотрел на Алекса. Она издевается? Как мне себя вести?..

— Дело в том, Настенька, что Сашхен — новообращенный стригой, — Алекс деликатно кашлянул и улыбнулся. — И мне кажется, не слишком гуманно соблазнять его тем, что ему физически недоступно.

Она звонко рассмеялась.

— Вы думаете, что я вас за нос вожу? — спросила хозяйка. — Да больно надо! — схватив верхний пирожок, она сунула его мне под нос и совсем другим, жестким и сухим голосом приказала: — Ешь.

Наверное, все женщины владеют этой нехитрой бытовой магией: заставлять мужчин делать то, что им надо…

Я невольно открыл рот и откусил. Ожидая, что сейчас меня скрутит волна тошноты, зажмурился, затаил дыхание и сжал кулаки — не срамиться же прямо здесь, за столом, — и начал жевать.

Господи! Как это было приятно. Несколько месяцев мои зубы не имели иного занятия, кроме как скрежетать в бессильной ярости. Язык не чувствовал ничего, кроме терпкого, кисло-пряного вкуса крови.

Мягкое и упругое печево, с сладкой начинкой из малины, просто таяло во рту. Не в силах остановиться, я дожевал первый пирожок, тут же схватил ещё один, откусил…

— Не увлекайся, кадет, — предупредил Алекс. — Всё равно боком выйдет.

— Не выйдет, — уверила Настасья Прокофьевна. — Вот увидишь.

— Отчего ты так уверена, душа моя?

— От того, что дурачки вы оба, — усмехнулась хозяйка. — Уверили себя, что раз стригой — то и жизнь ему больше не мила. А парень-то ведь молодой! Ему за девушками ухаживать, да на балах плясать, — она посмотрела на меня сочувственно. — Тебе ведь Пресветлый князь подарок сделал, верно? — я кивнул. Рот был набит едой. — Ну и где он?..

Расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке, я показал ей чётки. Носить их на руке, как это было принято, я не привык — неудобно. Поэтому приделал застёжку и нацепил подарок князя на шею. Почему-то казалось: так будет правильно.

— Сними, — так же требовательно приказала хозяйка.

Я посмотрел на Алекса. Тот кивнул.

Настасья Прокофьевна взяла чётки, перебрала чёрные гранёные бусины, и сунула руку с чётками мне под нос.

— Чуешь?

— Что?

Хозяйка закатила прекрасные глаза.

— Душа моя, — несколько утомлённо попросил Алекс. — Может, перестанешь загадки загадывать? Время дорого.

— Ой, ну и пожалуйста, — надула губки Настасья Прокофьевна. — Скучно тут, одиноко. А вы всё о делах… Ладно, слушайте. Вот это, — она покачала чётки в воздухе — драконий жемчуг.

Алекс присвистнул.

— Не шутишь? — она покачала головой. — Признаться, я думал, всё это байки досужие. Однако ж…

Я порылся в памяти. То ли у Геродота, то ли у Петрония, я об этом читал.

— Если это настоящий драконий жемчуг, — сказал я. — То он стоит целое состояние.

— А вы, милостивые государи, что думали: Светлейший князь вам безделушку из китайского пластика подсунул?

Алекс почесал в затылке. Мы с ним переглянулись.

— Знаешь, душа моя: я как-то вообще об этом не думал. Ну, одарил князь от широты души. Отметил, так сказать, своё расположение… Дареному коню-то в зубы не заглядывают.

— Вечно вы, мужики, невнимательностью страдаете. Всегда вас носом ткнуть надо, чтобы дошло…

Поясню. По Геродоту драконья жемчужина — это артефакт, исполняющий желания. Не любые, насколько я помню. И далеко не все… А только потаённые, самые глубокие, такие, о которых человек и сам не всегда догадывается.

Добывали их в Мёртвом море, по паре десятков в столетие. Редкость усугублялась тем, что исполнив желание, жемчужина рассыпалась в пыль.

В старые времена их преподносили государям, в знак величайшего доверия. Так что можно сказать, Светлейший князь Скопин-Шуйский сделал мне воистину царский подарок.

Пока Алекс и наша прекрасная хозяйка пикировались по поводу мужских и женских талантов, я пересчитал жемчужины. Двадцать одна. Ещё утром их было двадцать две…

— Хотите сказать, я так сильно хотел есть, что жемчужина выполнила моё желание? — спросил я у ведьмы.

— Может, и выполнила, — лукаво улыбнулась Настасья Прокофьевна. — А может, просто карты легли так, что ты смог сделать это сам.

— Что сделать?

— Изменить свой метаболизм. Сделать так, чтобы организм твой не отторгал людскую пищу.

— Значит, я могу теперь нормально есть? И больше не пить кровь?

— К сожалению, человеком ты не стал, — теперь она улыбалась ласково, и немного сочувственно. — Так что кровь, энергия — по расписанию. А пирожки — так. Приятный бонус.

— Но ведь я могу… попробовать?

Алекс и ведьма Настасья одновременно кивнули.

— Загадай желание, кадет, — тихо сказал Алекс.

Я прикрыл глаза, и закричал что есть сил. Но только мысленно:

Хочу стать человеком! Хочу стать живым!..

Открыв глаза, я заметался на стуле. Как проверить? Как… испытать, получилось ли? Сердце бухало в горле, глаза внезапно залил пот. Схватив ножик, я со всей дури вогнал его себе в ладонь. Брызнула кровь, заляпав белую скатерть и край фарфоровой чашки.

Алекс с хозяйкой не отрываясь смотрели на меня.

Рана от ножа затягивалась на глазах, боль уходила, словно её вытягивало шприцем.

Я судорожно вздохнул, и понял, что испытываю громадное облегчение. Тут же испугался: я радуюсь, что остался нежитью?.. А потом столкнулся взглядом с Настасьей Прокофьевной.

— Дурачок. Мог бы просто жемчужины пересчитать.

Хозяйка смотрела ласково, снисходительно. И с жалостью. Этого я уже стерпеть не мог. Пробормотав извинения, вскочил, опрокинув стул, и опрометью бросился во двор.

Точнее, я хотел выскочить на улицу. Глотнуть бодрящего лесного воздуху, остудить голову… Я совершенно забыл про засов. Сколько я ни пытался сдвинуть его с места, тот не поддавался.

За спиной раздался серебристый смех.

— Ты что же думаешь, одного подспудного желания хватит, чтобы превратиться в человека? — ласково спросила хозяйка. Её тёплые мягкие руки обхватили мои плечи, развернули и прижали к себе. Я невольно склонил голову и почувствовал такое облегчение, какого не испытывал с самого детства. С тех пор, как умерла мама…

— Кесарю-кесарево, — мягко похлопывая меня по спине, проговорила Настасья Прокофьевна. Хорошо, что входная дверь находилась в предбаннике, и Алекс моей слабости не видел. Я надеюсь, что не видел. — Чтобы стать живым, этого нужно не просто захотеть. Это надо выстрадать, вымучить, почувствовать, что или так — или в омут головой… Просто не пришло ещё твоё время, мальчик, — отстранив меня от себя, она вытерла мутно-розовые дорожки на моих щеках, и улыбнулась. — Хочешь быть человеком — будь им. Не обязательно при этом быть живым…

Улыбнувшись, она развернулась и пошла назад в кухню.

— Спасибо, — прошептал я ей вслед.

— Обращайся, — ответила не оборачиваясь ведьма.

— Итак, что мы имеем, — как хозяйка, Настасья Прокофьевна заняла председательствующее место. — Я сижу здесь уже два месяца, кое-что разведала, но так как на Валаам мне хода нет, сведения мои обрывочны и доказательств никаких. Единственное, что могу — не пускать скверну дальше побережья озера. Так что на вас вся надежда.