— Батюшка у нас на всех один, Алесан Сергеич. А звать меня — Антигона.
— Бог мой! Бессмертный Софокл! «Сестра моя любимая, Исмена! Не знаешь разве, Зевс до смерти нас обрёк терпеть Эдиповы страданья?»
— Образованный, значить? — фыркнула девчонка. — Ну-ну…
Алекс тронул меня за плечо и молча кивнул на дверь чёрного хода.
Вышли, но шеф не остановился, пока мы не добрались до самого края причала — дальше были только холодные воды озера.
— Что будем делать? — я говорил, а сам всё оглядывался на дверь в терем. Антигона там одна, с этим…
— Придётся оставить, — Алекс говорил так, словно речь шла о бездомной собаке.
— Но он же явно засланный казачок!
— Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе, — знакомая поговорка? Да что ты всё оглядываесся?..
— За Антигону боюсь. Как бы он её не обидел…
— Это его проблемы, — отмахнулся шеф. — Ты лучше сюда слушай: казачка прислали по твою душу.
— Согласно христианского канона, у меня больше нет души, — мрачно отрезал я. Кулаки чесались.
Размахнувшись, Алекс отвесил мне подзатыльник. Всё-таки рука у шефа тяжелая: искры из глаз так и посыпались. Вместе с искрами ушла и злость.
— Лучше? — спросил шеф.
— Да, спасибо.
— Это он тебя специально провоцировал.
— А я не знаю?.. Только от этого не легче. Шеф, а нам правда нужно его оставлять?
— Сам не уйдёт. А если выгоним — схорониться где-нибудь неподалёку, и будет строить каверзы.
— Ладно, я понял. В лес-то когда пойдём?
— Вот прямо сейчас и пойдём. Гостя дорогого Антигона приголубит.
— Вы серьёзно? Оставлять её наедине с этим отморозком?
— Повторяю: это его личные половые трудности. Расслабься.
— Легко сказать…
— Да можешь сам убедиться, — усмехнулся шеф. — Иди, иди. Тока трубу оставь, мне позвонить нужно.
Отдав Алексу телефон, я со всей возможной поспешностью направился в терем. Шрам нестерпимо чесался, чешуя в кармане колола кожу прямо через штаны…
Войдя, застыл, как вкопанный.
Гость наш незваный намывал посуду в тазике. Увидев меня, подмигнул, улыбнулся щербатым ртом и вернулся к своему занятию.
Антигона невозмутимо чистила картошку.
Рассудив, что здесь мне больше делать нечего, я поднялся к себе, переоделся, рассовал по карманам необходимые вещички, и вышел на улицу — теперь с парадного. В кухню даже заглядывать не стал: оттуда слышались мирные голоса и стук чайных чашек.
— Ну что, убедился? — Алекс уже ждал, в той же камуфляжной куртке и охотничьей шапке.
— Круто. Я даже завидую.
— Не зря её Горгонидой кличут…
— Я думал, это вы прозвище придумали. Ну типа: Горгона…
— Она тебе никогда не рассказывала, как мы встретились?
— Упоминала только.
— Ну, может, и расскажет ещё.
В лес вошли молча. Понимали оба: строить какие-то планы, договариваться о чём-то — не имеет смысла. Тут всё зависит от удачи…
— Вот здесь горельник начинался, — показал я. — Дальше — хуже.
Сейчас здесь был обычный смешанный лес: берёзы, лиственницы, осины… Подлесок очень густой: шиповник пополам с малиной создавал непролазные заросли, все открытые участки поросли костяникой и папоротником. На солнечных местах у самой земли стелились резные листики земляники.
— Где навок встретил, показать можешь? — спросил Алекс.
Я огляделся. Может, на той поляне? Или на этой?..
— Темно было, — сказал я. — К тому же, нас к навкам Гришка вывел. Я тогда за дорогой и не смотрел. Помню только, что недалеко. И коряга такая, гнутая…
— Ладно, — Алекс почесал чуб, поправил шапку. — Значит, будем ждать.
— Чего?
— Чего-нибудь. Ночи, василиска, чуда лесного… Главное — не разлучаться. Иначе опять утром в собственной кровати проснёшься, а я ничего помнить не буду.
— Может, оно и к лучшему, — буркнул я.
— Чего это?
— Хмырь этот московский не появится.
Алекс остановился. Достал ножик, надрезал кору на лиственнице, оставляя незаметный значок.
— Ты пойми, кадет: всё, что приключилось — и утопленники в озере, и пожар — это было. Просто для тебя одного. Люди, с которыми ты контактируешь — реальны.
— Если мы разорвём петлю, куда вернёмся? В первый день, или же в последний? К пожару?
— Кто бы знал, кадет. Кто бы знал…
Зашли мы уже довольно далеко. Лес стоял тихий, глухой, нехоженый. Берёзовые светлые рощи давно остались позади, здесь было царство вековых синих елей.
Говорить было не о чем, да и боязно: всё время казалось, что кто-то идёт рядом и слушает. Не хотелось думать, что это наш незваный гость, но всякое в жизни бывает.
Стало темнеть, солнце, проглядывая сквозь колючие ветки, казалось багровым воздушным шаром. От земли шел сырой запах прелых листьев, слежавшейся хвои и еловой смолы.
Лица моего коснулась тонкая нить паутины…
Я остановился и поймал шефа за рукав.
— Ты чего?
— Кажись, начинается.
Оглядевшись, я заметил серебристые сети, протянутые меж стволов. Там, там и ещё тут… В каждой сидело по откормленному владельцу.
Что характерно: гнус, облаком роящийся возле лица, в паучьи сети не попадал…
— Что начинается? — спросил Алекс.
— Изменённая реальность, — я не смог подобрать другого термина. — Пауки, сумерки и гнус. Слышите, как пищит?
— Нет здесь никакого гнуса, — удивился шеф. — Да и солнце ещё высоко…
— Значит, я прав.
Я упорно цеплялся за рукав Алексовой куртки. Казалось: стоит разжать пальцы, и я снова окажусь один, лицом к лицу с какой-нибудь тварью…
— Давай сделаем так, — мягко сказал шеф. Подошел ко мне вплотную, снял куртку и вывернув её наизнанку, надел один рукав. — Второй надевай ты, — предложил он.
Затем вытянул ремень из штанов и связал наши ноги — мою правую и свою левую.
— Идти неудобно будет, — сказал я. Но в целом, я его идею уловил.
— В этой жизни много чего неудобно, — кивнул шеф. — Но мы ж не жалуемся.
И мы поковыляли дальше, как импровизированные сиамские близнецы. Идти и правда было тяжело: я чуток повыше, чем шеф, да и в плечах пошире. Куртка жалобно потрескивала, натягиваясь в швах, но держалась.
Идея была вот какая: в русских, да и не только сказках, на «тот» свет могут попасть только люди, у которых одна нога и одна рука. То есть, половинка человека. Считается, что вторая и находится «по ту сторону», в другом измерении… А навыворот одежду носят всякие волшебные существа: лешие, полевики, кикиморы…
Вот мы и шагали по лесу, как трёхногое и двухголовое чудовище — чем не сказочный персонаж?
Идти в ногу приноровились быстро, хотя и чувствовал я себя довольно глупо.
— Ну, как дела, кадет? — голос у шефа был чуть запыханный, с присвистом. — Солнце не село? Пауки не мерещатся?
— Да вроде нет…
И правда. От наших странных эволюций я проснулся, взбодрился и ничего подозрительного вокруг не видел.
Векша шел немного впереди. Старая берданка на его плече размеренно поднималась и опускалась.
Вздрогнув, я пригляделся получше: нет, он мне не мерещится. Более того, мужик уже какое-то время топает перед нами, как бы показывая дорогу. Я принял его появление как должное, даже не почесался…
— Шеф, — негромко позвал я. — Вы его видите?
Некоторое время Алекс молчал. Он словно принюхивался, трогал свободной рукой воздух впереди и шевелил пальцами, как слепой.
— Так вот ты о чём, — сказал он наконец с каким-то облегчением. — Это тень. Призрак. Он бесплотный…
— Бесплотный? — я чётко видел берданку, выцветший брезентовый капюшон, накинутый на голову… Даже походку его я уже мог узнать из сотни! — Он же мне брёвна помогал растаскивать. Пожар тушил. Без него я бы Антигону не нашел.
— Брёвна раскидал ты сам, — упрямо гнул своё шеф. — Антигону нашел по сердцебиению — ты мне рассказывал, помнишь? А Векша? Наверное, это твой личный призрак. Из прошлого. Подумай: он никого тебе не напоминает?
— Нет, — решительно сказал я.
И разозлился: почему шеф мне не верит?..