— Эдмунд, — тихо позвала я, но голос сорвался.

Внезапно мир перед глазами начал расплываться, и я потеряла контроль над телом. Всё стало горячим, воздух вокруг будто сгустился, и я начала задыхаться.

Мой стон всё-таки разбудил его.

— Розалия? — голос Эдмунда тут же прозвучал рядом. Его сильные руки взяли меня за плечи, встряхнули. — Розалия, открой глаза! Что с тобой?

Я попыталась что-то сказать, но язык не слушался. Вокруг всё кружилось, комната будто превратилась в дымку.

— Проклятье, ты горишь! — его голос дрожал от паники.

Он вскочил с кровати, схватив мою руку, и позвал кого-то в коридоре.

— Шатан! Слуги! Кто-нибудь! — раздался его рёв, от которого я вздрогнула.

Дверь распахнулась, и вбежал Шатан.

— Что случилось? — спросил он, глядя на Эдмунда.

— Она… что-то с ней не так. Она вся горит, бредит! — Эдмунд был совершенно взбешён, лицо его исказилось от паники.

Шатан тут же кинулся обратно в коридор, выкрикивая приказы:

— Немедленно за лекарем! Быстро!

Я почувствовала, как Эдмунд вновь опустился рядом со мной. Его пальцы, сильные и грубые, осторожно гладили моё лицо.

— Любимая, держись. Пожалуйста, держись, — тихо шептал он, не отпуская моей руки.

Моё дыхание стало прерывистым, грудь с трудом поднималась, а тело трясло, будто меня бросило в ледяной водопад.

Время шло мучительно медленно, боль разрывала меня изнутри…

— Где этот проклятый лекарь?! — вскрикнул Эдмунд в отчаянии.

Вскоре дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вбежал лекарь, запыхавшийся и явно только что поднятый с постели.

— Что случилось? — спросил он, торопливо разглядывая меня.

— Она…Помоги ей, им, или… — голос Эдмунда задрожал, но он не закончил.

Лекарь быстро осмотрел меня: взял руку, проверил пульс, осмотрел зрачки. Он приблизил к лицу какую-то траву, понюхал воздух, пропитанный моим потом.

— Это яд, милорд. Сильный яд, — сказал он тихо, будто боялся, что его слова разобьются громом по комнате.

Эдмунд замер.

— Яд?! Кто мог это сделать?! — его голос стал хриплым, и я почувствовала, как его руки напряглись.

— У нас мало времени. Надо очищать кровь, иначе…

Лекарь не договорил, а тут же дал указания. Шатан принёс ведро воды и несколько мешочков с травами. Лекарь толок что-то в ступке, добавляя то порошки, то коренья. Из кухни принесли кипяток, и воздух наполнился резким запахом трав и спирта.

— Это будет тяжело, но другого способа нет, — сказал лекарь, засовывая мне в рот тряпку, чтобы я случайно не прикусила язык.

Горькая смесь вливалась мне в рот, а через мгновение всё внутри будто начало гореть. Я вскрикнула, но не смогла вырваться из бреда.

Эдмунд держал меня, не давая упасть.

— Держись, Розалия. Ради меня. Ради нас, — его голос звучал так, будто он готов был сам взять мою боль.

Вода, настоянная на травах, вызывала сильнейшую рвоту. В какой-то момент мне показалось, что я умираю.

— У неё начинается очищение, — сообщил лекарь. — Это хорошо.

Эдмунд ничего не сказал, только сильнее сжал мою ладонь.

И вдруг меня пронзила новая, жуткая волна боли. Она началась внизу живота и с каждым ударом сердца становилась невыносимой. Я вскрикнула, изогнувшись, чувствуя, как что-то внутри меня словно ломается.

Ребнок…доносились обрывки фраз, но едва ли я понимала их значение…Боль была настолько мучительна, что я потеряла сознание. До меня донесся последний крик Эдмунда. —Нет! По щеке покатилась слеза.

Я открыла глаза, чувствуя, как слабый луч света пробивается сквозь шторы. Голова гудела. На краю кровати сидел Эдмунд, склонившись над моими ногами. Его лицо было опустошённым, а на руках виднелись следы от моих ногтей. Сколько времени прошло? Всё тело болело, как будто его измяли и бросили на холодный камень.

Попыталась приподняться, но силы оставили меня. Голова закружилась, и я вновь опустилась на подушки.

Он тут же поднял голову.

— Не шевелись, Розалия. Ты ещё слишком слаба.

Его лицо было напряжённым, взгляд потемнел, а под глазами виднелись глубокие тени, будто он не спал несколько ночей.

— Эдмунд… — прохрипела я, голос звучал так тихо, что мне самой пришлось напрячься, чтобы его услышать.

Он тут же наклонился ближе, взяв меня за руку. Его пальцы были прохладными, но сильными.

— Тише. Ты должна беречь силы. Ты победила. Ты справилась, — прошептал он, прижимая мою ладонь к своей щеке.

— Ты был здесь… всё это время?

— Как я мог уйти? — ответил он, а его голос задрожал.

— Что… что случилось? — я пыталась вспомнить. Голову наполняли обрывки воспоминаний: боль, жар, крики.

Эдмунд на мгновение закрыл глаза, как будто пытался собраться с мыслями. Затем, всё ещё сжимая мою руку, произнёс:

— Тебя отравили. Мы едва спасли тебя.

Отравили. Это слово эхом раздалось в моей голове. Я вспомнила, как теряла сознание, как вокруг были шум и хаос.

— Ребёнок, — прошептала я, инстинктивно коснувшись живота.

Эдмунд замер. Его пальцы, до этого крепко держащие мою руку, чуть ослабли. Он отвёл взгляд, будто не мог смотреть мне в глаза.

— Эдмунд? — я почувствовала, как сердце заколотилось в груди. — Ребёнок?

Он долго молчал. Затем тяжело вздохнул и, наконец, посмотрел на меня.

— Его не удалось спасти, — произнёс он, голос едва слышно дрогнул. — Ты могла погибнуть. Лекарь… он сказал, что сделать выбор было невозможно.

Слова обрушились на меня, как холодный водопад. Всё внутри сжалось. Я посмотрела на его лицо, в надежде, что это просто дурной сон, что он сейчас скажет, что это ошибка. Но в его глазах я увидела только боль.

Я почувствовала, как слёзы начали струиться по щекам.

— Нет… — прошептала я, голова закружилась от ужаса. — Нет, это не может быть правдой.

Эдмунд обхватил мою руку, но его прикосновение не утешало.

— Я пытался, Розалия. Я сделал всё, что мог, — его голос был хриплым, в нём слышались и гнев, и отчаяние. — Но я не смог.

— Это я виновата… — я всхлипнула, чувствуя, как сердце разрывается. — Я не смогла уберечь его.

Эдмунд резко встал. Его лицо исказилось от ярости.

— Нет! Это не твоя вина! — выкрикнул он, и голос его эхом отразился от стен. — Виноваты те, кто осмелился причинить тебе боль. Кто осмелился на такое предательство!

Его шаги гулко отдавались в комнате. Он был как хищник, запертый в клетке, готовый разорвать любого, кто встанет у него на пути.

— Я найду их, — продолжал он, и в голосе слышалась жуткая решимость. — Я заставлю их заплатить за каждую слезу, за каждую твою боль. Они заплатят. Клянусь, они заплатят за всё.

Я смотрела на него, чувствуя, как мои эмоции смешиваются в водовороте. Боль утраты, вина, страх, гнев.

— Ты не можешь вернуть его, — прошептала я, с трудом сдерживая рыдания.

Эдмунд замер. Его плечи ослабли, и он опустился на колени рядом с кроватью.

— Я знаю, — произнёс он тихо, пряча лицо в моих руках. — Знаю.

Мы сидели так, в этой тишине, полной горя и утраты. Я гладила его по голове, чувствуя, как его дыхание становится неровным.

— Эдмунд… — наконец прошептала я. — Я хочу верить, что наш ребёнок теперь в месте, где ему хорошо.

Он поднял голову. Его глаза были красными, но в них светилась решимость.

— Ты должна отдохнуть, — произнёс он. — Ради себя. Ради нас.

Прекрасные не забудьте подписаться

Каменная зала, затянутая дымкой от свечей, напоминала поле боя. Воздух казался пропитанным напряжением, готовым взорваться. Эдмунд, сжав письмо в кулаке, мерил шагами пространство возле дубового стола. Его шаги были твёрдыми, как удары молота, а глаза — полны бешенства, от которого даже самые стойкие его люди отводили взгляды.

— Это не просто заговор, — бросил он, резко оборачиваясь к Аслану и Вильяму. Его голос, обычно спокойный и уверенный, теперь был низким и грозным, как рокот грома. — Они хотели убить меня, но это моя жена едва не умерла. Отрава предназначалась мне!