Её сердце пропустило удар. Его слова звучали так уверенно и честно, что она невольно потупилась, стараясь скрыть улыбку.

Эдмунд, заметив её смущение, вдруг протянул руку к небольшому шкафчику, стоявшему у стены. Там, словно появившись из ниоткуда, лежала изящная коробочка, обтянутая тонкой кожей с золотым тиснением.

— Что это? — спросила Розалия, заметив её, но ответа не последовало.

Он неспешно открыл коробку, извлекая из неё брошь. Свет огня заиграл на её поверхности, освещая филигранную работу мастера: золотистый орнамент переплетался с тончайшими нитями серебра, а в центре сиял кристалл глубокого янтарного оттенка, переливающийся под разными углами. Камень напоминал застывший солнечный свет, заключённый в драгоценную оправу.

Розалия ахнула, не в силах скрыть удивления.— Это… мне?

Эдмунд поднял бровь, довольный её реакцией.— Конечно, тебе.

Она осторожно взяла брошь в руки, ощущая её прохладу и удивительную лёгкость.— Ты уже подарил мне столько всего, — пробормотала она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

— Это неважно, — перебил её Эдмунд, его голос был твёрдым. — Ты заслужила всё это.

Розалия опустила взгляд на брошь, любуясь ею.— Она… очень красивая, — произнесла она с искренним восторгом.

Эдмунд усмехнулся, его глаза чуть смягчились.— Я долго её выбирал, — признался он, едва заметно качнув головой. — Подумал, что она подойдёт к твоим глазам.

Её щёки заалели, а он, видя её смущение, испытал невольную гордость.

— Мне кажется, ты привыкла к подобным вещам, — добавил он, наклонив голову набок, — в замке герцога Вальмона тебя, наверное, осыпали драгоценностями каждый день.

Розалия вздрогнула, внезапно охваченная старым чувством неполноценности. Её братья действительно купались в роскоши, но она… Она всегда была лишь тенью их блеска. А после того как письмо от герцога было отправлено обратно, отец не соизволил больше ни разу написать. Она быстро спрятала воспоминания, глядя на Эдмунда.

— Это… — начала она, но осеклась, боясь выдать свою радость. — Это очень приятно, — тихо закончила она.

Эдмунд понял, что за этой короткой фразой скрывается больше, чем она говорит. Он наклонился, коснулся её подбородка и заставил её поднять взгляд на него.

— Я рад, что тебе нравится, — сказал он, его голос стал мягче.

Снаружи потрескивал костёр, а тени, танцевавшие по стенам, делали эту сцену ещё более уютной. Эдмунд медленно поднялся, но взгляд его оставался прикован к ней.

— Отдыхай, — произнёс он, словно обещая, что защитит её сон так же, как защищает её саму.

Розалия, держа в руках подарок, ощущала, как тепло наполняет её сердце. Брошка казалась маленьким сокровищем, но её значение для неё было куда больше, чем могли выразить слова.

Шагая по длинному коридору замка, я слышала, как наши шаги эхом разносились по каменным стенам, заполняя полутёмное пространство мягким звуком. Снаружи, через высокие стрельчатые окна, пробивались тусклые лучи позднего зимнего солнца, обрисовывая на полу пятна света, словно мозаичные узоры. День был в разгаре, но казалось, что время замерло в этих древних стенах. Каждый час здесь словно тянулся вечно, но всё же едва успевал вместить всё, что нужно было сделать.

Филипп, шагая чуть поодаль, заговорил:— Решение принять на службу новоприбывших было действительно удачным, миледи. Людей в замке раньше катастрофически не хватало. Половина комнат для прислуги пустовала, а другая половина была переполнена делами. Теперь же заботы равномерно распределены, и работа стала куда быстрее.

— Радостно слышать, что всё налаживается, — спокойно ответила я, чувствуя лёгкую гордость за свой вклад.

Сиджар, шедший чуть позади, усмехнулся:— А по мне, так теперь стало слишком много глаз.

Филипп недовольно цокнул и заметила, как его взгляд метнулся к Сиджару с легким укором. Я улыбнулась, наслаждаясь этой непринуждённой беседой. Всё вокруг начинало казаться таким привычным.

Я слушала их с легкой улыбкой, наслаждаясь непринуждённой атмосферой. Я уже привыкла к оживлённому ритму жизни. В отличие от моей прошлой жизни в стенах этого замка, когда я едва ли отличалась от живого трупа, теперь дни здесь были наполнены заботами и делами. И мне это очень нравилось. Я больше не ощущала себя тенью, ощущала свою ценность.

Сейчас моя жизнь казалась осмысленной, наполненной, даже несмотря на все трудности. У меня было своё место, свои задачи, и это приносило радость. Я находила удовольствие даже в мелочах — в утренних прогулках по заснеженным дорожкам, в обсуждениях с поварами новых рецептов, в обустройстве комнат для слуг.

Мой взгляд скользнул к далёким витражам, где узоры играли в свете солнца. Я думала о том, как бессмысленна была моя жизнь до замужества, когда я была лишь куклой в руках своего деспотичного отца и братьев. Но ведь и у Эдмунда была нелёгкая судьба. Он был бастардом короля, человеком, которому, казалось, суждено было всегда оставаться в тени. Тот, кто всю жизнь должен был бороться за своё место, он казался созданным для того, чтобы идти против всего мира.

Иногда мне хотелось спросить его о прошлом, узнать, что он прячет в своём сердце, но я не решалась. Я боялась обнаружить, что всё ещё недостаточно близка ему, чтобы он захотел этим поделиться. Эта мысль была слишком болезненной.

Он изменился. Или мне только казалось? Полюбил ли он меня? Я не знала. Ведь я не считала себя красивой, умной или особенной. Я была просто собой. Посредственной. Я лишь надеялась, что смогу стать для него настоящим союзником. О любви я даже не мечтала.

Позже тем же днём я пыталась сосредоточиться на книге у камина, но тепло огня, мягкий свет и уют комнаты сделали своё дело — мои веки сомкнулись, и я задремала. Проснулась от холода: огонь давно погас, и мне пришлось поёжиться, чтобы стряхнуть это ощущение.

Эдмунда я за весь день так и не увидела. Он наверняка был занят важными делами, как обычно.

Я усмехнулась своим мыслям. Чтобы утомить такого человека, как Эдмунд, ему, вероятно, приходилось работать больше, чем обычному человеку. И вдруг мне стало жаль его. Ведь он тоже был лишь инструментом судьбы. Забавно было жалеть того, кто однажды убил тебя.

Я поднялась с кресла, подошла к окну и выглянула во двор. Жизнь замка продолжалась: слуги спешили, где-то тихо переговаривались, факелы озаряли дорожки. Я смотрела на эту картину и понимала: это место теперь моё.

Размышления прервал стук в дверь. Я обернулась, пригласив войти. В дверях стоял Филипп с привычно серьёзным выражением лица.

— Миледи, Его Милость передал, что отныне он желает ужинать с вами, когда находится во дворце, — сообщил он, с легким поклоном.

Я замерла, поражённая его словами. Это было неожиданно. Тем не менее, в глубине души эта новость вызвала странное, тёплое чувство.— Благодарю, Филипп. Я только… немного задремала. Мне нужно подготовиться, — ответила я, пытаясь сохранять спокойствие.

— Тогда я распоряжусь, чтобы вам ничего не мешало, миледи, — ответил он бросив на меня понимающий взгляд, и вышел.

Я тут же позвала Агату. Она появилась почти мгновенно, её руки уверенно начали приводить меня в порядок.

— Ужин в большом зале? — уточнила Агата, расправляя складки тёмно-зелёного платья, которое идеально подчёркивало мою хрупкость.

— Да, — подтвердила я, ощущая, как волнение поднимается внутри.

— Значит, всё должно быть идеально, — улыбнулась Агата, прикалывая тонкую золотую брошь на ворот платья.

Когда я вошла в большой зал, меня поразило, насколько просторным и торжественным он казался. Высокие каменные стены, увешанные гобеленами, отбрасывали мягкие тени от светильников и свечей, горевших в тяжёлых бронзовых канделябрах. Длинный дубовый стол был сервирован с таким изяществом, что это напомнило мне пиры при дворе моего отца, но здесь всё выглядело более сдержанно, без лишней помпезности.