— Я бы убил каждого, если бы ты не очнулась, — прошептал он ей на ухо. Его голос был пропитан болью и отчаянием.

Она не могла сдержать чувств, ощущая, как его губы касаются её кожи. Сначала осторожно, почти невесомо, но потом он стал целовать каждый дюйм её тела, оставляя за собой дорожку из горячих поцелуев.

Видит бог, он пытался противостоять своему желанию, но оно сжигало его изнутри. Её руки жадно тянулись к нему, и он больше не мог бороться, не мог противостоять. Его язык проник в её рот, и она ахнула от внезапного ощущения.

— Ты свела меня с ума, — прохрипел он, наконец отстраняясь.

Резким движением он стянул с себя одежду. Его жажда выходила из-под контроля. Розалия коснулась его лица, пальцы осторожно прошлись по его щеке, а затем по губам. Её взгляд потемнел от страсти, но в нём всё ещё читалась нежность. Она мягко толкнула его, и Эдмунд вздрогнул, когда она уверенно устроилась у него на торсе. Её пальцы нежно провели по его груди, а затем её губы оставили на его шее ряд влажных поцелуев.

Он застонал, закрыв глаза, когда её поцелуи становились всё ниже. Разум Эдмунда затуманился. Ему пришлось сделать усилие, чтобы не причинить ей вред, сжав её слишком сильно. Она была такой маленькой и хрупкой в сравнении с ним.

Резким движением он перевернул её, уложив на кровать. Его руки обхватили её бедра, приподнимая их чуть выше.

— Ты преследовала меня в каждом сне, не давая покоя, — прошептал он, его голос дрожал от накативших эмоций. — Я с ума сходил от желания прикоснуться к тебе.

Розалия улыбнулась, её руки обвили его шею, и она снова притянула его к себе, словно боясь, что он исчезнет. Несмотря на охватившее его желание, он остановился, посмотрев на неё с тёплым взглядом. Её действия пробуждали в нем скрытую нежность.

— Ты даже не представляешь, как я скучал по тебе, — прошептал он, беря её лицо в свои руки. — Ты поселилась в каждой моей мысли.

Розалия стонала, чувствуя, как его достоинство касается разжигая её самого сокровенного места. Она выгибалась, простыни мялись в её руках. Каждый его поцелуй и каждое прикосновение заставляли её задыхаться. Его грубые руки, обветренные после долгих лет на войне, контрастировали с её нежной, шелковистой кожей. От этого она вздрагивала ещё сильнее.

Её стоны становились всё громче, когда он умело ласкал её, разжигая в ней пламя желания. Она задыхалась, прикусив руку, чтобы хоть немного сдержать себя, но волны наслаждения одна за другой накрывали её, унося далеко за пределы реальности. И она снова упала в мир сновидений. Ослабленное тело не выдержало.Он откинулся на подушки, позволяя ей устроиться у него на груди. Тёплый свет свечей озарял её лицо, подчёркивая тени усталости под глазами. Он провёл пальцем по её волосам, запоминая их мягкость и тепло её дыхания, обдававшего его шею.

Ему казалось, что весь мир сжался до этих мгновений, до её едва слышного дыхания и тихих движений, когда она искала тепло в его объятиях даже во сне. Это было настоящим домом. Не замки, не земли, не титулы, а Она.

— Ты, — прошептал он, почти не осознавая, что говорит. Что бы он сказал? Важна? Нужна? Любима? Он устало вздохнул.

Эдмунд сидел так всю ночь, не сводя глаз с её лица. И даже когда ночь начала уступать место рассвету, он не пошевелился, боясь разбудить её.

Я проснулась от яркого света, пробивающегося сквозь тяжелые шторы. Голова немного кружилась, но сознание прояснялось. Я обвела взглядом спальню, пытаясь понять, где нахожусь. Всё ещё казалось каким-то нереальным. Но когда мой взгляд упал на доспехи, брошенные в углу комнаты, иллюзия рассеялась. Темная одежда из плотных материалов, крепкие кожаные ремни, ботинки, плащ, доспехи… Всё это принадлежало Эдмунду. Моему Эдмунду.

Сердце забилось сильнее. Это не сон. Он вернулся.

Но рядом его не было. Я провела рукой по простыням, где он лежал ночью, ощущая остаток тепла. Картины вчерашнего вечера нахлынули волной: его руки, сильные и нежные одновременно, его хриплый шёпот, его прикосновения, которые сжигали меня изнутри. Воспоминания о том, как я, потеряв всякий стыд, буквально просила его взять меня, терлась об его достоинство, прижимала к груди как обезумевшая, заставили меня моментально покраснеть.

Я зажала лицо руками. “Боже мой, что за бесстыдная женщина?!”.

Каждый момент вспоминался с пугающей ясностью: я стонала его имя, тянулась к нему, словно одержимая. Эти ощущения… они казались нереальными, но следы на моём теле от его рук, покраснения на бёдрах, отметины губ, не оставляли сомнений. Это было реальностью.

Воспоминания о том, как я шептала ему: “Ещё… ещё…”, подстёгивая его, будто не могла насытиться, заставили меня буквально утонуть в собственном стыде. “Как я смогу теперь смотреть ему в глаза?”

Я потянулась за колокольчиком, чтобы позвать слуг. Спальня быстро наполнилась движением. Служанки, казалось, избегали смотреть мне в глаза. Они принялись наводить порядок и это только усугубляло моё смущение.

— Миледи, — сказала Элеонора, опуская поднос с едой, — Его милость приказал передать, что будет ждать вас в своём кабинете, как только вы отдохнёте.

Я кивнула, стараясь не выдать своего замешательства. Так значит, это всё правда… Он здесь. Агата кружила вокруг меня как мать наседка, спрашивая в каждую минуту о моем самочувствии.

—Я же говорила вам моя Госпожа отдыхать! Вы слишком слабы для подобных усилий! Почему вы не заботитесь о себе?!

—Агата, пожалуйста…—Я устала вздохнула. Она была права, у меня было слишком слабое тело, но я отчаянно пыталась принести пользу.

Служанки умыли меня, помогли одеться в тёплое платье, собрали волосы. Я всё ещё ощущала симптомы простуды, но чувствовала себя живой как никогда прежде. Я была здесь. Он был здесь. Мы вместе.

Но смущение от воспоминаний всё никак не отпускало. Наши бесконечно сплетённые тела, стоны — всё это заставляло кровь приливать к щекам. Я боялась встретиться с ним, но одновременно жаждала его увидеть. Каждый шаг по коридору казался мне бесконечно долгим, каждый вздох — тяжёлым.

Подойдя к дверям кабинета, я остановилась, собравшись с духом. “Сделай это. Он твой муж. Ты должна.”

— Входите, — раздался его голос, глубокий и властный.

Я вошла. Он сидел за тяжёлым деревянным столом, заваленным пергаментами. Его лицо светилось спокойствием, но как только его взгляд упал на меня, что-то изменилось. Он отложил бумаги в сторону и поднялся.

— Розалия, — сказал он, и в его голосе я услышала такое тепло, что у меня дрогнули колени.

Я замерла у двери, но он медленно подошёл ко мне. Его руки упёрлись в двери по обе стороны от моей головы, закрывая меня в своём плену.

— Ты видимо скучала так же, как и я, — прошептал он с легким задором, опускаясь лбом к моему. Его голос был низким, почти мурлыкающим, и у меня буквально перехватило дыхание.

Щёки загорелись, когда я вспомнила своё вчерашнее поведение. Он чуть улыбнулся, будто прочитал мои мысли.

— Вчера ты чуть не съела меня, — ухмыльнулся он, нежно проведя пальцами по моей щеке. — Мне пришлось встать раньше, чтобы заняться делами, но я не мог унять мысли, которые ты мне навеяла.

Я опустила глаза, но он не позволил мне отвести взгляд, подняв мой подбородок.

— Ты многое сделала, — сказал он уже серьёзнее. — Филипп рассказал мне всё.

Я напряглась. Всё, что я сделала, казалось правильным тогда, но что скажет он? Эдмунд всегда был строг, его взгляды — непоколебимы. Смогу ли я объяснить, что не могла поступить иначе, не могла оставить тех людей умирать за воротами? Я знала, как он относится к слабости, а я, возможно, в его глазах проявила её.

—Это было благородно. Но больше никогда не доводи себя до такого состояния. Ты хозяйка этого замка, просто прикажи… — Он замолчал, но его глаза говорили больше, чем слова. — Ты спасла этих людей, но довела себя до истощения, — продолжил он. Моё сердце замерло, я крепче сжала руки, чтобы скрыть дрожь.