— Тише, не вставай, — раздался его голос, хриплый и напряжённый, как будто каждое слово давалось ему с трудом. — Пожалуйста, просто лежи.

Перед глазами всё ещё было туманно, голова странно гудела.

— Прости меня, —его голос был тихим, словно каждое слово ранило его изнутри. Мне так жаль…

Его слова прошли сквозь меня, как острие кинжала.

— Когда ты стояла и плакала… — он замолчал, борясь с собой, — у меня внутри всё оборвалось. Каждая твоя слеза — хуже лезвия меча. Я был глупцом…

Он склонил голову, и я почувствовала, как его губы осторожно коснулись моего плеча. Его прикосновение было мягким, как весенний ветер, я закрыла глаза, чувствуя, как его тепло пробирается глубже, согревая меня.

— Я не хотел причинять тебе боль, — продолжал он, едва слышно. — Но страх за тебя ослепляет меня.

Его рука мягко скользнула вниз, к моему животу, где сейчас билось маленькое, хрупкое сердце — наше дитя.

— Прости меня, — прошептал он, будто обращаясь не только ко мне, но и к нашей будущей жизни. — Папа заставил маму грустить.

Его голос дрогнул.— Я поклялся, что никогда не стану таким как мой отец, не повторю его ошибок. Но теперь я вижу, что… Я не лучше.

Слёзы сами собой наполнили мои глаза. Я чувствовала его боль, его раскаяние, и это было невыносимо.

— Эдмунд… — только и смогла прошептать я, но он не дал мне договорить.

— Я так вас люблю, — его голос задрожал, но он не отодвинулся. — Пойми, я лишь боюсь за тебя, за вас обоих. Это место не умеет иначе, Розалия. Оно ломает людей. Боюсь, что ты пострадаешь, что я не смогу тебя защитить.

Я закрыла глаза, позволяя его словам проникнуть в каждую частицу моего сознания. Его боль была настолько явной, что мне захотелось укрыть его собой, как он пытался защитить меня.

— Эдмунд, — прошептала я, — Ты не можешь ограждать меня от всего.

— Я знаю, — его голос был тихим, почти сломленным. — Но как я могу рисковать тобой? Я не смогу жить, если что-то случится с тобой или с нашим ребёнком.

—Ничего не случится.—Я старалась звучать твердо. —Но мне нужно расти, стараться стать равной тебе. Стать твоей порой и силой.

Он долго молчал, а затем кивнул, его лицо смягчилось.

— Я понимаю, — сказал он наконец. — Но Розалия, ты вся моя жизнь. Тебе не нужно ничего делать, чтобы доказывать свою ценность. Ты и так, самое ценное из того что у меня есть…Без тебя остальное не будет иметь смысла.

Его слова обрушились на меня, как волна. Я слышала заботу, слышала любовь, но чувствовала, что он всё ещё не понимает меня до конца.

—Эдмунд…Я хочу жить, а защита что дарит абсолютная безопасность, лишает другого —воли и свободы…Я не хочу быть заключённой, даже ради твоей любви.

Он поднялся, взяв меня за руку, его пальцы были тёплыми и ласковыми.

— Мы не можем уехать сейчас в родные земли, — сказал он, не отводя взгляда. — Зима ещё слишком сурова, а ты слаба. Но и в этом замке, я бы никогда не остался, если бы не твоя болезнь. Мы покинем дворец. В безопасное место, где ты сможешь отдыхать, пока мы не будем готовы вернуться в Вазар.

Я смотрела на него, пытаясь найти в его словах уверенность, которая могла бы успокоить меня.

— Безопасное место? — повторила я тихо.

Он крепче сжал мою руку, его глаза блеснули решимостью.

— Убежище. Я знаю, что ты сильная. Но сейчас я прошу тебя позволить мне заботиться о тебе.

Его голос был тихим, но в нём звучала мольба. Он склонился ко мне, его лоб коснулся моего, и я почувствовала, как его дыхание смешивается с моим.

— Я не хочу терять тебя, — прошептал он. — Ты — моё всё.

Я положила руку на его лицо, ощущая, как напряжение покидает его тело.

— Я тоже тебя люблю, — сказала я, позволив слезам потечь. — Но я хочу, чтобы мы нашли путь вместе.

Он долго смотрел на меня, а затем медленно кивнул.

— Я обещаю, — сказал он. — Мы найдём способ.

Его губы коснулись моих, и в этом поцелуе было всё: его боль, его любовь, его обещание. С души словно скатился огромный валун. В этот момент я поняла, что, несмотря на страх и боль, мы справимся. Вместе.

На следующее утро нас ждали кареты, запряжённые вороной четвёркой. Я всё ещё чувствовала себя немного уставшей, но теплая шаль, заботливо наброшенная Агатой, и её бодрый голос приободряли. Мы выехали из замка ещё на рассвете, когда тонкий свет пробивался сквозь туман, обещая ясный день.

Я смотрела на дорогу из окна, поглаживая живот, словно мысленно разговаривая с жизнью, которая начинала расти внутри меня. Эдмунд не поехал с нами. Его дела в замке, как всегда, требовали внимания, но я знала, что он делал всё это ради меня, ради нас.

Мы ехали несколько часов, и я незаметно задремала. Меня разбудил голос Агаты.

— Вот оно, Госпожа! — воскликнула она с восторгом, едва сдерживая себя, чтобы не выбежать из кареты.

Я подняла взгляд и замерла.

Передо мной раскинулся величественный особняк, окружённый садом, который даже в холодное время года выглядел живым и ухоженным. Высокие колонны поддерживали балкон, тянущийся вдоль фасада. Окна в два этажа отражали солнце, словно призывая свет внутрь.

— Сколько же золота он потратил, чтобы купить это, — прошептала я, поражённая. Эдмунд всегда избегал столицы, не покупал здесь недвижимость, не желая задерживаться. А теперь… теперь он купил это для меня.

Моё сердце ёкнуло. Вчера я пролила столько слёз, чувствуя себя беспомощной, а он в это время искал для меня убежище. Я коснулась живота и подумала: Нам с тобой невероятно повезло.

Перед особняком уже суетились слуги, а охрана из Вазара, люди прибывшие с нами, окружала территорию. Шатан спешился с коня, и присвистнул с важным видом осматривая новый дом.

— Моя Госпожа, — голос Агаты вырвал меня из раздумий, — это просто сказка! Посмотрите на этот сад!

Она подняла руки к небу, словно благодаря судьбу.

— Сад, Госпожа, это просто чудо!

Я не удержалась и направилась к воротам. Деревья вокруг ещё спали после зимы, но уже пробивались первые почки. Каменные дорожки вели к фонтанам, которые, хотя и не работали сейчас, были украшены изысканными статуями — нимфами, богами и мифическими существами. Один из фонтанов изображал сцену охоты: охотник с луком замер в прыжке, за ним — стая гончих.

— Здесь, наверное, можно гулять часами, — прошептала я.

Агата радостно засмеялась.

— Ох, да, моя Госпожа, а весной, когда сад оживёт… это будет настоящий рай.

Но времени восхищаться не было. Слуги уже выгружали наши вещи, а навстречу мне вышел мужчина в строгом костюме.

— Миледи, добро пожаловать, — сказал он, низко поклонившись. — Меня зовут Анри, я ваш новый дворецкий. Рад служить вам.

Я кивнула, стараясь сохранить благопристойный вид, хотя всё внутри меня хотелось побежать к Эдмунду, обнять его за эту заботу.

— Спасибо, Анри, — ответила я. — Уверена, нам будет здесь хорошо.

Он провёл меня в дом.

Особняк внутри оказался ещё более просторным, чем я представляла. Свет лился через высокие окна, отражаясь в полированных мраморных плитах пола. Огромная люстра из хрусталя висела в зале, а по стенам тянулись гобелены, изображающие сцены подвигов.

— Миледи, — голос Анри вывел меня из ступора, — ваши покои уже готовы.

Он провёл меня наверх. Комната была просторной, с огромной кроватью, украшенной балдахином из лёгкой ткани, и резным туалетным столиком. Рядом, у окна, стоял мягкий шезлонг с вышитой подушкой.

— Как же здесь светло, — заметила я, и Агата кивнула.

— Поместье точно пойдёт вам на пользу, моя Госпожа, — сказала она с улыбкой. — Всё здесь так и дышит уютом.

Осмотрев свои покои, я отправилась на первый этаж. Мы прошли через несколько залов, каждый из которых был роскошен и величественен. В одной из комнат я заметила библиотеку с полками, полными книг.

— Это место для отдыха души, — заметила я, поглаживая корешки книг.

— Души и тела, — вставила Агата, заметив слугу, подходившего к нам.